Шумели пока только на стене в том месте, где я имитировал попытку проникновения. Там маячило уже более дюжины факелов. Я уже теперь совсем не был удивлён, когда к их мерцающему пламени прибавился остро пронзающий тьму луч армейского электрического фонаря. Благодаря нехитрой уловке со стрелой и верёвкой я не встретил более никого на своём пути, пока добежал до башни и спустился вниз во двор Замка. И тут я сначала не поверил своим глазам. А когда удостоверился в том, что моё зрение в полном порядке, понял, что проблема гораздо серьёзнее наличия в средневековом мире автоматического оружия и армейских электрических фонариков – весь двор был занят боевыми бронированными машинами! Мне сразу вспомнился мой родной мир, и желание нарушить условия контракта в части, касающейся неприкосновенности братьев Монтгомери, стало почти непреодолимым

Я подобрался к ближайшему танку и принюхался – заправлен под завязку и с полным боекомплектом. Учитывая то, что достать топливо для двигателей и взрывчатку для снарядов в этом мире было нереально, это означало только одно – Генри, нарушив все мыслимые законы, переправил в параллель целую войсковую часть с Земли. Именно с Земли, а не из какого-либо другого мира – это мне тоже помогло понять моё обоняние, которое у вестников, как немногим известно, в сотню раз лучше обоняния любого земного пса.

Однако, если детишки Монтгомери обладают такими средствами и возможностями, позволяют себе не страшиться преследования закона, то Изабелл права: война в этом мире, если её не остановить в зародыше, может перекинуться и на метрополию. И тут я поймал себя на мысли, что ещё совсем недавно был бы только рад такой перспективе, но не теперь.

В этот момент я уловил движение справа от себя метрах в двадцати. Нет, это не был охотник, выслеживающий дичь. Его шаги по песчаному покрытию двора скорее напоминали топтание здоровенного глупого лося на одном месте, чем осторожные движения стрелка, подбирающегося к своей жертве. Я бесшумно скользнул вправо, уже заранее догадываясь, что увижу. И, как всегда, оказался прав. Высокий широкоплечий часовой в непромокаемой накидке и с автоматом за плечом с открытым от любопытства ртом пытался рассмотреть в беспорядочном движении факелов на стене, что же там происходит.

Когда часовой обмяк, я схватил его за капюшон накидки и поволок в сторону хозяйственных построек, где, по моему разумению, сейчас быть никого не должно. Но я ошибся. В одном из сараев кто-то шумно возился, охал, сопел и постанывал. И их было двое. И было нетрудно догадаться по этим звукам и их страстному шепоту, какому богу они там молились.

Вот же дьявол, подумал я, ну почему вы выбрали именно эту ночь? Почему не назначили встречу позже, или не завершили свои дела раньше? И я, хотя это и грозило мне большими проблемами, и смертельной опасностью, дал им минуту для того, чтобы они в последний раз в этой жизни насладились чувством небесного удовольствия и счастья. И только после этого убил обоих.

Часовой, тем временем, начал приходить в себя. Я слегка пошлёпал его по щекам ради ускорения процесса. А затем постарался, чтобы первым, что он увидит, открыв свои глаза, был мой огромный кинжал, ещё тёплая кровь на котором испускала пар в ночной прохладе. Эффект оказался именно тем, какого я и ожидал, а значит, я не зря предварительно заткнул ему рот пучком соломы. Когда закричать не получилось, а встать и убежать или сопротивляться не давали связанные ноги и руки, солдат смирился со своим положением пленника и показался мне готовым к допросу. Я потерял уже довольно много времени, поэтому стоило поторопиться.

– Сейчас я вытащу кляп, – предупредил я часового, – если попробуешь закричать или просто станешь громко отвечать на мои вопросы, и на этом кинжале станет одной группой крови больше, А если будешь послушным, то просто получишь лёгкое сотрясение и очнёшься в объятиях своих товарищей, которые тебя ещё и за проявленную храбрость наградят. Я понятно объясняю?

Парень уверенно кивнул, в его глазах я прочёл почти бесплотную надежду и огромное желание жить. Шёл бы тогда клерком в какой-нибудь офис, подумал я, высокий рост и широкие плечи ещё не делают сопляка бойцом. Но времени на размышления над причудливым переплетением судеб и характеров у меня совсем не оставалось.

– Против кого собирается выступить герцог со всей этой техникой? – Спросил я.

– Кто? – Явно не понял парень.

– Генри Монтгомери, – подсказал я, – местные именуют его герцогом.

– Я не знал, – прошептал часовой, – я только вчера прибыл вместе с техникой.

– Только не говори мне, что ты не знаешь, – раздосадовано поморщился я, – сражаться против кого тебя наняли. Иначе ты мне просто бесполезен и…

Парень замотал головой так активно, что чуть сам не свернул себе шею.

– Я всё знаю, – едва не закричал он, но, спохватившись в последний момент, снова зашептал. – Генри Монтгомери собирается захватить столицу этого мира. Вроде бы его отец умер, а завещание оставил во дворце. Но местные решили, что появился удобный случай, чтобы избавиться от пришельцев – от нас. Вот Генри и понадобилась современная армейская мощь, против которой здешние князьки со своими мечами и стрелами совершенно бессильны.

Это было уже кое-что. Генри собирался идти занимать трон. Но почему он был так уверен, что кроме местных князьков ему никто не помешает? А как же брат? А как же Изабелл? Что за козырь был у Генри против них? Или он элементарно договорился с младшим братом?

– А почему до сих пор не выступили? – Поинтересовался я.

– Говорят, что Генри ждёт новостей о судьбе брата и сестры, – ответил пленник, и что-то в его интонации мне совершенно не понравилось. У меня не только отличное обоняние и слух, но и очень развитая интуиция. Недаром я так долго противился этому контракту.

– Каких именно новостей он ждёт? – Охрипшим от дурного предчувствия голосом спросил я, ощущая, как глубоко в душе закипает ярость.

Пленник побледнел от страха, наблюдая, как моя собственная мимика выдаёт моё настроение, не сулящее ему ничего хорошего.

– Говори! – Прошипел я.

– Г-говорят, – начал заикаться парень, – что Г-генри Монтг-гомери за бешенные д-деньги нанял в-в-вестника смерти, чтобы убрать с п-пути брата и с-сестру.

Я с такой силой вонзил кинжал в его грудь, что лезвие, пройдя насквозь, ударилось о камень и сломалось. Я тут же обругал себя за свою несдержанность, ведь я мог вытрясти из солдата ещё какую-нибудь информацию. Но вспышку ярости вызвала давно переполнявшая меня ненависть к этому безумному миру, в котором даже кровное родство не играло никакой роли, если становилось препятствием на пути к власти и богатству. И тут я вспомнил Изабелл и её главное условие – не убивать братьев. Интересно, что бы она сказала сейчас, узнав, что родной брат совсем не так благородно собирается поступить с ней самой. Теперь надо было спешить, если я хотел исполнить контракт, не уронив своей репутации. К тому же Изабелл была в большой опасности. Однако для себя я решил, что следующий контракт заключу сам с собой, и касаться он будет жизни, а вернее смерти, Генри Монтгомери.

И тут завыла сирена.

Сорок лет прошло с того дня, как я осиротел, а со мною ещё почти полсотни моих братьев. Мы остались одни в чужом мире. А единственный человек, который приютил нас, дал нам пищу и работу, оказался именно тем монстром, что лишил нас всего, что было нам дорого. Его имя теперь боятся произносить вслух даже потомки его очень далёких родственников, а никого из близких не осталось среди живых. Ибо каждый из тех, в ком течёт хоть капля родственной ему крови, знает то, что вестник смерти однажды навестит и его.

Вероятностные ветви мироздания, или параллели, как их принято называть, уже тогда эксплуатировали более ста лет. Богатые развратники покупали для своих утех миры, в которых могли, не опасаясь правосудия, осуществлять свои самые дикие фантазии. Корпорации подыскивали миры, богатые залежами природных ископаемых, что привело к кризису столетней давности, когда из-за избытка предложения нефть стала стоить дешевле воды, а золото – дешевле глины. Затворники покупали миры, в которых эволюция так и не создала хомо сапиенса, а патологические игроманы покупали миры-казино!