Я так и не понял, чем задел селян за живое. Я только спросил дорогу к Замку, как на жуткие крики хлебопашцев съехались на могучих конях сизые от постоянного пьянства стражники. Они ловко и умело связали меня, и поволокли к опушке ближайшего леса. Там, слегка выдвинувшись вперёд из общей массы деревьев, гордо красовался одинокий дуб, широко раскинувший свои мощные ветви. Одна из этих ветвей показалась нетрезвым блюстителям законности особо подходящей, ввиду её географической направленности именно в ту сторону, куда я спрашивал дорогу. На ней меня, под дружное улюлюканье сельских обывателей, и повесили на жутко колючей волосяной верёвке. Я, как полагается в таких случаях, судорожно подрыгал ногами, словно отыскивая несуществующую опору, потом обмяк, высунул язык, и для пущей достоверности обмочился.

Стоило мне окончательно затихнуть, как трудовой люд сразу утратил ко мне всякий интерес и отправился по своим делам, обсуждая всё, что угодно, кроме моей нелепой казни. Парни же на конях быстро и умело обшарили мои карманы, забрав всю скромную наличность, но, как ни странно, не сняли с меня саму добротную одежду. Явно недовольные наваром, они дружно плюнули в мою сторону и унеслись в направлении ближайшего трактира.

А я остался предоставленным самому себе. Висеть в петле на дубовом суку далеко не самое приятное времяпрепровождение. И всё же, мне пришлось ждать до темноты, пока дорога совсем не опустела. Создавать лишние мифы про оживающих мертвецов мне здесь вовсе не хотелось.

Верёвка, стянувшая за спиной мои руки, была на удивление крепкой, и я порадовался тому, что тут ещё не изобрели стальные тросы. Разорвав путы, я некоторое время продолжал раскачиваться в петле, решая, как лучше замести следы. А решив, расстегнул ремень и очень осторожно вытащил из него крошечную катушку, на которую аккуратно было намотано около километра сверхпрочной нити толщиной в одну молекулу углерода. Ею я и перерезал верёвку чуть выше своей макушки. Пусть думают, что меня сняли и где-то похоронили сердобольные монахи, если здесь такие имеются в принципе. Затем забрался поглубже в лес, расположился у самых корней роскошной ели, зелёные лапы которой укрыли меня словно шатёр, и начал думать.

Первым делом прикинул, во сколько моей клиентке обойдётся это повешенье, и решил, что жалеть чужих денег в таком случае не стоит. Да и, сказать по чести, она не предупредила меня о поголовном сумасшествии местных жителей. Если меня тут начнут казнить при каждом контакте с населением, то её кошелёк оскудеет, ещё не успев наполниться!

Вторым делом было прикинуть план дальнейших действий. Было понятно, что в селение мне теперь идти нельзя, и не только в ближайшее, но и в любое другое в радиусе километров двадцати. Спасибо палачам хотя бы за то, что направление к Замку я теперь знал. Однако продвигаться дальше, не узнав причины, по которой местный люд ни с того ни с сего набросился на меня, было неразумно. Тратить время и деньги клиента, ломясь напролом, было бы непрофессионально. А я дорожил своей репутацией.

Как следует поразмыслив, я пришёл к выводу, к которому неизменно приходили полководцы, шпионы, и наёмные убийцы всех времён и народов – мне необходим был «язык». Я, чёрт возьми, должен был знать о мире, в котором выполняю контракт, всё, что мне поможет, но, главное, всё, что мне может помешать! Оставалось только решить, кого и где захватывать для допроса.

Вариантов, опять же, было два. Либо селение с необразованными крестьянами, либо трактир, из которого синюшные стражники до сих пор не вышли. О последнем всем своим видом говорили так и не рассёдланные кони, привязанные справа у входа, который я со своей дубовой виселицы прекрасно наблюдал.

Я решил остановиться на слугах закона. Они наверняка знали больше любого крестьянина, да и должок за ними оставался – оставили меня без гроша в кармане! Я вышел из леса и зашагал прямо через поле к добротному двухэтажному строению, которое служило не только пристанищем греха и порока, но и местом отдохновения путников. Идти напрямую я осмелился, вспомнив жизненный цикл крестьян, который был неизменен во всех доступных мирах. Сельчанин ложился с закатом и вставал с первыми петухами. Ночью же деревенский житель не выходил из дома даже по нужде, имея для этого дела ведро в сенях. Ночи крестьяне всегда боялись. А мои ближайшие жертвы, которые, будучи сейчас в пьяном беспамятстве, ещё не подозревали о своей скорой печальной участи, были просто не в состоянии караулить самих себя.

Дверь заведения оказалась запертой. Надо же, с некоторым уважением подумал я, а эти олухи пропили ещё не все свои мозги и всё же приняли хотя бы минимальные меры предосторожности. Однако сложных замков тут ещё не знали. Дверь была заперта на простую задвижку, справиться с которой для меня никакого труда не составило. Приоткрыв предательски скрипнувшую дверь ровно настолько, чтобы было достаточно для перемещения моего гибкого и худого тела, я проник внутрь.

Изнутри это заведение ничем не выделялось из череды своих собратьев, что доводилось мне видеть в десятках миров. Тесноватый зал был плотно заставлен деревянными столами и лавками. Их иногда даже скоблили, снимая толстый слой жирной грязи, периодически накапливающейся на их поверхности. В камине ещё догорал огонь. А на мощном табурете у камина дремал один из стражников. На столе рядом с ним лежал заряженный арбалет. И мысленно я вновь восхитился способностью этих парней, даже напиваясь в стельку, не забывать о мерах собственной безопасности.

Скрип двери был не громким, но достаточным, чтобы охранник очнулся и поднял голову, пытаясь разглядеть почти в полной темноте причину своего пробуждения. А ещё за секунду до этого я принял решение, что именно он и станет моим «языком», так как был явно более трезв, чем его коллеги. Последнее он тут же и подтвердил своей реакцией на скрип дверных петель. Но это был его последний подвиг на службе. Ни закричать, ни схватить арбалет я ему, естественно, не позволил. Обыскав поверженного, но ещё живого часового, я нашёл немного денег, причём некоторые из монет ещё недавно принадлежали мне. Никаких документов, кроме начищенной до блеска серебряной бляхи, у моего пленника не оказалось. По всей вероятности, именно эта вещица и была подтверждением статуса её обладателя. А судя по ухоженности бляхи, её теперь уже бывший владелец свой статус в обществе весьма ценил. Но для меня сейчас важнее было его вооружение: короткий засапожный нож, длинный боевой кинжал, и, естественно, арбалет.

Связав для верности всё ещё прибывавшего в беспамятстве стражника его собственными штанами и заткнув ему рот кляпом из его же жутко вонючих портянок, я отправился на зачистку помещения и прилегающей территории. Уж и не знаю, на кого местное начальство спишет эти смерти, но уж явно не на повешенного накануне странника.

Две недели тому назад мне предложили работу. Мне часто предлагают работу, взывая ко мне через общемировое информационное пространство посредством средств массовой информации, многочисленных объявлений во всемирной сети, или совсем уж примитивно – оставляя для меня свои визитные карточки в тех заведениях, где меня якобы однажды кто-то видел, или там, где по слухам, я могу появиться. На такие послания я даже не обращаю внимания. За ними, как правило, стоят либо одуревшие от веры в собственное всемогущество бонзы из мира большой политики или большого капитала, либо психи разного уровня достатка, либо – реже – неудовлетворённые богатые дамочки с извращённой фантазией. Однако это предложение меня заинтересовало и вызвало уважение хотя бы уже тем, что потенциальный клиент смог найти меня и обратился ко мне лично без всяких посредников. Это говорило не только о бесспорной финансовой состоятельности данного лица, но и о его уме и проницательности, что было важнее. Именно с умными клиентами я и предпочитал работать. Они всегда очень чётко ставили задачу, и не просто задачу, а задачу, над которой долго размышляли сами, признавали её сложность и не требовали стопроцентного результата. Они не говорили мне: сделай то, что я хочу. Они говорили: попытайтесь сделать это. Чувствуете разницу?