Группа приказ о перелете выполнила, но к боевым действиям приступить не смогла. Полеты сорвала снежная буря. Она же полностью расстроила движение на железной дороге Павлоград — Александровск. Эшелоны авиагруппы застряли в пути. Летчики несколько дней не могли летать из-за ненастья и отсутствия бензина, масла, боеприпасов…

Наша Южная авиагруппа по-прежнему оставалась в Писаревских хуторах. Транспорта для перевозки нам не дали. Погода была такая же, как в Николаеве и Александровске. Обстановку в нашей группе ясно передает донесение командующего и комиссара авиации 6-й армии. Оно отправлено телеграфом в штабы Воздушного флота Республики и Южного фронта 2 ноября.

«Сообщаю: 29, 30 и 31 октября в Южной авиагруппе вследствие неблагоприятной погоды полетов не было.

1 ноября в 14.00 самолеты вылетали для выполнения разведок. А оставшиеся самолеты пойдут на бомбометание у Перекопского перешейка, где обнаружено большое скопление противника».

Южная авиагруппа в эти три летных дня — 1, 2, 3 ноября — действовала наиболее активно. Юнгмейстер старался использовать наших летчиков фактически на всем обширном фронте боевых действий, даже на его восточном участке, у Сивашского моста. Но командующий и комиссар авиации 6-й армии доложили:

«Произвести разведку и бомбометание Сивашского моста северо-восточнее от него технически невозможно за дальностью расстояния, так как авиагруппа стоит еще в Писаревских хуторах, что семнадцать верст западнее Берислава. 3 ноября авиагруппа переходит на новый аэродром — село Большие Копани. № 1589».

Замечу кстати: перевести нас в Большие Копани на левый берег Днепра, но поближе к Бериславу хотели для того, чтобы избавить от дальней перевозки на аэродром бензина и бомб. Вместе со Скаубитом и комиссаром Кожевниковым мы высказались против этого предложения. Нам важно было перелететь поближе к наступающим частям. Я предложил перевести авиагруппу в заветное для нас место, по соседству с Перекопом — на наш старый аэродром Аскания-Нова. Прикинув, сколько волов и лошадей понадобится, чтобы доставить все самолеты и имущество группы по непролазной семидесятикилометровой дороге, начальник тыла 6-й армии обругал нас: транспорта не хватало даже для снабжения дивизии Блюхера, дравшейся под Перекопом. Так мы и продолжали действовать из Писаревских хуторов. Летчики преследовали отступающие части белогвардейцев. Выполняли ближнюю и дальнюю разведки.

Работать с каждым днем становилось все труднее. По мере стремительного наступления частей удаленность аэродрома от линии фронта все увеличивалась. Разведка обширного района до Серогоз — Перекопа и далее до Мелитополя — Сивашского моста становилась непосильной для «ньюпоров», неспособных летать на столь большое расстояние. Двух наших самолетов-разведчиков — дряхлого «Фармаиа-30» и «эльфауге» — не хватало для обслуживания всего фронта. Переход в Асканию-Нова, расположенную как бы в центре театра военных действий, был жизненно необходим. А пока… летчики, мои дорогие товарищи, махнув на все рукой, улетали от Писаревских хуторов все дальше и дальше. Возвращаясь, садились с пустыми бензобаками.

Когда конница Буденного внезапно перерезала белым путь отхода в Крым, врангелевские летчики в Таврии бросили и сожгли большую часть машин. В последний момент несколько «хэвилендов» из 4-го и 5-го белогвардейских отрядов попробовали помешать 1-й Копной армии. Но их редкие и робкие полеты уже ничего изменить не могли.

Из-за нелетной погоды, а главное из-за того, что они потеряли всякую надежду на победу, врангелевцы после 1 ноября вообще прекратили летать. Их охватил панический зуд эвакуации.

Дорогой ценой уплатил Врангель за желание разбить в Северной Таврии наступающие полки Красной Армии. Его войско отступало. Вдоль Арабатской стрелки и Чонгарского перешейка после встречи с 1-й Конной двигалась уже не армия, а толпа, смесь обозов, кавалеристов, беженцев, пехоты. Беляки бежали с такой скоростью, что на каждой версте их отступления оставалось до пятидесяти запаленных насмерть лошадей.

Благодаря смелому рейду 1-й Копной армии черный барон потерпел в Таврии тяжелое поражение. В Крым удалось уйти только половине его армии. Вот что писал об этом Михаил Васильевич Фрунзе в приказе войскам Южного фронта:

«…Противник понес огромные потери, нами захвачено до двадцати тысяч пленных, свыше ста орудий, масса пулеметов, до ста паровозов и двух тысяч вагонов, почти все обозы и огромные запасы снабжения с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов…

Армиям фронта ставлю задачу — по Крымским перешейкам немедленно ворваться в Крым…»

Оставшиеся части Врангеля укрылись за перекопскими и чонгарскими укреплениями. Они спешно готовились к отражению штурма.

В 1920 году, незадолго до последней битвы с белогвардейцами, газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Врангель олицетворяет собой «рыцарство, молодость, талант и мудрость». Да и как ей было не восхвалять черного барона, если он являлся ставленником иностранных империалистов, если американское вооружение шло к нему нескончаемым потоком.

Иностранные газеты много кричали тогда и о, неприступности белогвардейских укреплений в Крыму. Они называли Перекоп и «вторым Верденом», и «валом смерти», и даже «Гибралтаром на суше».

Мнение буржуазных борзописцев о Врангеле мы, разумеется, и тогда не принимали всерьез. Однако в оценке возведенных белыми оборонительных сооружений они почти не ошибались.

Я много раз летал над Перекопом, хорошо изучил его с воздуха и могу смело утверждать, что это действительно была неприступная твердыня. Вот этот-то «Гибралтар на суше» и предстояло взять штурмом полураздетым, полуголодным и плохо вооруженным бойцам Красной Армии.

…Наступило холодное утро 1 ноября. Горы темных облаков немного приподнялись над аэродромом. Поредел туман. Посветлело.

— Погодка-то налаживается! — радостно говорили друг другу летчики, проверяя работу моторов перед вылетом на разведку.

Первым предстоит подняться в воздух Гане Кишу и летнабу Петру Доброву. Задание у них ответственное — произвести аэрофотосъемку укреплений Турецкого вала. Эти снимки нужны самому командующему фронтом. Вторую задачу поставил перед экипажем комиссар: разбросать над Перекопом специальные листовки. С их содержанием Кожевников ознакомил всех летчиков. Во избежание нового кровопролития наше командование призывало солдат противника прекратить бессмысленное сопротивление.

В авиации не любят трогательных прощаний. Махнув рукой, Киш порулил машину на старт. Мы условились с ним: если он через полчаса не вернется, значит, погода на маршруте сносная, и я начну выпускать другие самолеты.

«Эльфауге» взлетел и скрылся в облаках. А через полчаса отправился на задание Борис Рыков.

С нетерпением и беспокойством ожидали мы возвращения разведчиков. Но раньше их вернулся на своем «ньюпоре» Борис.

— Товарищ комгруппы! Красвоенлет Рыков задание выполнил. Облачность поднялась до тысячи метров. На аэродроме Армянский базар самолетов противника нет. В воздухе их тоже не встретил. Над Армянским базаром обстрелял змейковый аэростат.

— Значит, врангелевская авиация уже смылась! — с нескрываемой радостью сказал комиссар Кожевников.

— А «эльфауге» не видел? — спросил Скаубит.

—  Да, забыл сказать, — спохватился Рыков. — Киш с Добровым ходят над Турецким валом. Вокруг них море разрывов, а они хоть бы что, даже не маневрируют. Ну и нервы у Киша!

— Верно! — заметил комиссар. — Нервы у него хорошие. Он их бережет. Говорит, еще родную Венгрию надо освобождать…

Позднее мы узнали, как проходил этот полет. Когда разведчики засняли Перекоп и укрепления Литовского полуострова, у них кончилась пленка. Прежде чем возвратиться домой, они решили пролететь дальше, до Армянска. Внизу дымилось Гнилое море. И всегда-то нерадостное, оно теперь казалось мрачным: голые берега, гиблые топи, темная вода. Добров старательно наносил на карту пулеметные гнезда, замеченные на Сивашском побережье.