Все пять лет Параджанова преследовал шлейф «его» статьи. Нередко за решеткой не верили, что с ними знаменитый режиссер. Из лагеря в лагерь перебирался слушок – «...однофамилиц Параджанова – старик, храпит, обвинен в п...»

Но все же самый яркий и символичный образ мужского братства Сергей Параджанов нашел в тюрьме. Речь о сценарии «Лебединое озеро. Зона». Его Параджанов называл своим «последним сценарием». В нем вообще очень много до простоты прозрачных символов... Остановимся на одном – самом главном.

Мент, «овчарка», дает свою кровь «шерстяному», привилегированному зэку. Последний становится «грязным человеком» и может вернуться в барак «только через петушиный гарем... когда будет опедеращен...»

Мать мента признает «шерстяного» своим сыном, а мент – братом. Он незаметно подкладывает зэку письма, сообщая, что их общая мать добилась освобождения и оно близко. В ту же ночь суд «шерстяных» объявляет «шерстяному», что он должен плюнуть в лицо контролеру, который дал ему кровь.

«На белой фате пороши лежал юноша – побратим контролера... он вскрыл вены... [...] Брат стоял над умирающим братом...»

В последнем сценарии Параджанов поет гимн братской мужской любви, которая вырастает в зоне между ментом и зэком.

Вырастает вопреки всему там, где правит бал сборище воров, торбохвостов, картежников. Эта светлая всепроникающая любовь-радость-доброта была основой мировидения Сергея Параджанова. Именно она стала и одним из источников его бисексуальности.

В начала 1980-х Параджанов вновь оказался на зоне. Спецслужбы инициировали дачу им взятки при поступлении его племянника в театральный институт. В тюрьме он провел около года. Чтобы вызволить Параджанова из советских застенков, Луи Арагон и Федерико Феллини создали Международный комитет по спасению Сергея Параджанова – «Великого Сережи…» Когда Брежнев дал добро на условное освобождение, режиссера еще несколько месяцев не могли найти по лагерям…

Тюрьмы и лагеря подорвали здоровье Сергея Параджанова, он тяжело и долго болел. В 1990 году по решению правительства Франции был приглашен в эту страну на лечение.

Умер от рака.

Похоронен в Пантеоне славы столицы Армении.

Принц, разбудивший балет… Рудольф Нуреев (17 марта 1938 – 6 января 1993)

Автобиографию, изданную в Лондоне в 1962 году, когда Рудольфу Нурееву исполнилось 24 года, он начал не с истории своего рождения в вагоне поезда, мчавшегося вдоль берегов Байкала, или, например, первого выхода на сцену Мариинского театра. Он рассказал о «прыжке к свободе», который «подающий надежды артист советского балета» совершил в парижском Ле Бурже июльским утром 1961 года…

Рудольф Нуреев не любил вспоминать о своем прошлом не потому, что его детство пришлось на скудные годы Великой Отечественной войны и последующее лихолетье. Хотя появление на свет под стук колес в ледяное мартовское утро порой казалось ему «самым романтическим событием в жизни». Он был человеком, который никогда не страдал от привязанностей и ностальгии – по стране, былому и близким. Нуреев истово был предан только танцу. Побеждая в танце, он чувствовал себя властителем мира и ждал королевских почестей и поклонения. Подчеркнутое внимание к своему социальному статусу Нуреев будет переживать всегда и станет требовать к себе соответствующей степени уважения от тех, кто, по его мнению, не дотягивал до одного с ним уровня. Он сделает исключение только для своих любовников – тех из простолюдинов, с которыми ему понравится спать. Он будет превращать неповоротливых этуалей (скромных мальчиков из кордебалета) в звезд на время их недолгих романов…

Война застала семью Нуреевых в Москве. Отец, Хамет Нуреев, бывший политрук артиллерийского батальона, был мобилизован. На руках Фариды Нуреевой остался трехлетний Рудик и три старшие дочери. Фарида, не дожидаясь паники, немедленно покинула Москву и через 16 часов была в маленькой Башкирской деревушке на Урале.

…Позже, когда Нуреевы перебрались в Уфу, первое, что привлекло мальчика в детском саду, помимо возможности получить второй завтрак за одно утро (Нуреевы жили в суровой бедности), это… башкирские народные танцы. Усердие маленького Рудика на уроках танца заметили и его взяли в небольшой детский ансамбль, выступавший по госпиталям.

31 декабря 1945 года Фарида, достав только один билет, в суматохе проскользнула на балетный спектакль Башкирского театра оперы и балета. Семилетний Рудик был потрясен обстановкой и происходящим на сцене. Позже Нуреев признается, что именно тогда он понял, что будет танцовщиком.

Возвращение Хамета Нуреева добавило комфорта, но не уюта. Отношения сына и отца были напряженными. Однажды, когда отец мыл Рудольфа в бане, у мальчика случилась эрекция. Хамет был взбешен и по возвращении домой побил сына. Это воспоминание стало одним из самых болезненных детских впечатлений Нуреева. Позже отец бил его за посещение танцевальных классов. Впрочем, после долгих увещеваний он все-таки согласился отправить ребенка в балетную школу в Ленинград…

В августе 1955 года Рудольфа приняли в Ленинградское хореографическое училище. После первых недель в училище Нуреев своим скандальным нравом одиночки восстановил против себя всемогущего директора Шелкова и ушел из его класса под руководство другого преподавателя, Александра Пушкина. Тезка великого русского поэта станет для Рудольфа больше, чем простым учителем. На какое-то время он заменит ему отца – такого, которого он всегда хотел иметь в своих мечтах: понимающего наставника и друга. Недоброжелатели будут поговаривать, что Пушкин, его жена и Нуреев жили втроем.

Именно в балетной школе Нуреев окончательно осознал свою гомосексуальность. Хотя позже он уверял, что до «прыжка свободы» оставался девственником…

Этот прыжок в Ля Бурже был на самом деле всего лишь продолжением стремительного взлета яркой балетной звезды, которая взошла над сценой Большого театра летом 1958 года. Тогда в Москве состоялся Всесоюзный конкурс артистов балета, на котором Рудольф Нуреев представлял Вагановское училище. Его выход на сцену назвали «взрывом бомбы». После конкурса в сознании Нуреева еще раз утвердилось: в любом соревновании он должен быть первым. За триумфом последовали приглашения в три театра. Нуреев выбрал Кировский.

Осенью 1958 года Нуреев дебютировал на сцене Кировского – сразу вместе с примой этого театра. Все пришло в движение: закулисье, балетная критика, публика. Но чем больше становилось у Нуреева поклонников в зале, тем больше врагов и завистников – за кулисами. И он сам давал тому немало поводов: едва ли не требовал ролей и дерзил ветеранам.

К девушкам Рудольф не проявлял особого интереса. Впрочем, и к мальчикам тоже… Его полностью захватил новый мир прекрасных людей – звезд театра, кино и эстрады.

За дерзостью в быту (у Нуреева совершенно не было друзей) следовала дерзость на подмостках. В финальном акте «Дон-Кихота» он почти повторил сценический подвиг Нижинского в «Жизели», отказавшегося танцевать в панталонах. Шантажируя руководство срывом спектакля, Нуреев вышел на сцену в одних трико, без, как он выразился, «абажурчиков».

Общаясь с зарубежными звездами, которые зачастили в Москву перед началом хрущевской «оттепели», Нуреев стал мечтать о возможности такого танца, который бы не регламентировался размерами панталончиков и пачек, а стремительно двигался вперед, высвобождая красоту тела человека и… его инстинкты.

Первый недолгий гомосексуальный роман случился у Нуреева во время продолжительной поездки на Берлинский фестиваль с «очень милым и симпатичным мальчиком». Так что осуществленный менее чем через год прыжок был уже не только вперед к творческой независимости, но и навстречу к свободе любви и секса.

В тот день 16 июня 1961 года Нуреев стал танцовщиком с самым высоким гонораром в мире – 8 000 долларов в месяц. И через неделю уже блистал на парижской сцене… Триумфы следовали один за другим, на ворчание отдельных критиков в газетах, вроде коммунистической «Юманите», никто не обращал внимания.