«Великий Сережа…». Сергей Параджанов (9 января 1924 – 20 июля 1990)
Выдающийся кинорежиссер Сергей Параджанов снял за свою творческую жизнь восемь фильмов и написал четыре сценария. Это не так много… Но путь Параджанова в искусстве кино словно разорван на два мира пятнадцатилетней пропастью молчания. С 1969 по 1984 год великому режиссеру не давали снимать. А в декабре 1973-го противостояние свободолюбивого художника и власти закончилось обвинениями в «гомосексуализме» и «торговле иконами»…
Сергей Параджанов родился в старинной армянской семье в Тифлисе, как тогда назывался Тбилиси. После школы он учился на вокальном отделении Тифлисской консерватории, потом недолго в институте инженеров железнодорожного транспорта… В 1949 году устроился ассистентом режиссера на Киевскую киностудию имени Александра Довженко, работал на «Армен-фильме» и «Грузия-фильме» до 1960 года.
В 1952-м Параджанов окончил ВГИК и стал дипломированным режиссером. Позже первые пять своих художественных фильмов и несколько документальных работ он откровенно называл «хламом», полагая, что нашел свой индивидуальный стиль только в ленте «Тени забытых предков» (1965) – романтической сказке по произведениям М. Коцюбинского. После выхода «Теней…» сорокалетний режиссер проснулся знаменитым. За несколько лет фильм собрал 30 призов на международных фестивалях в 21 стране. Факт этот отмечен даже в бесполезной Книге рекордов Гиннеса. Имя Параджанова встало в один ряд с именами Феллини, Антониони, Годара, Куросавы. Репутация кинематографического гения окончательно закрепилась за Параджановым сразу же после выхода фильма «Цвет граната» (оригинальное название «Саят-Нова», 1967-1969). Все последующие сценарии режиссера отвергались в Госкино со ссылкой на мнения членов партии и правительства.
17 декабря 1973 года Сергей Параджанов был арестован по обвинению в мужеложстве с применением насилия (статья 122, части 1, 2 Уголовного Кодекса Украинской ССР) и распространении порнографии (статья 211) и направлен в Лукьяновскую тюрьму Киева. Несколько игральных карт с обнаженными девицами (принадлежали приятелю режиссера Валентину Паращуку), ручка с корпусом в виде женского торса, показания коммуниста Воробьева...
Состоялся мучительный для художника закрытый суд («у меня изъята квартира, и я лишен мундира художника и мужчины»).
Причиной ареста Параджанова послужили его гомосексуальные связи. К началу 1970-х Сергей Параджанов стал творцом с мировым именем, известным своим эпатажным поведением. Особенности сексуальной натуры Параджанова не были секретом для его близкого окружения и часто становились объектом шуток самого мастера. Как-то в интервью одной датской газете он заявил, что «его благосклонности добивались десятка два членов ЦК КПСС». Шутка обошлась дорого – пятью годами заключения с конфискацией... И все это время киноэлита, а вслед за ней и обыватели тоже по-своему «шутили»: «...посадили за изнасилование члена КПСС».
Еще за несколько месяцев до ареста приятели предупреждали Параджанова: «Тебя арестуют как педераста»... В обвинительном заключении фигурировала фамилия члена КПСС некоего Воробьева, но были и другие. Впрочем, кто-то потом от показаний отказывался. Кто-то после бесед со следователем вскрывал вены...
О гомосексуальности Параджанова и после смерти вспоминают и говорят неохотно, особенно родственники. Смелости сказать правду хватило у одного из близких друзей Сергея Параджанова кинорежиссера Романа Балаяна: «Пока его дело добиралось до тюрьмы, кем-то запущенный слух долетел до нар: посадили педераста. На самом деле сегодня таких, как Параджанов, называют бисексуалами. Таких в зонах немало...»
Тюрьма стала для Параджанова еще одной вехой в печальном развитии его жизни. А сумрачной жизнь казалось ему всегда, отсюда – стремление к карнавалу, к украшательству действительности. В 1988 году в одном из интервью он так говорил о себе: «Биография... Я не очень-то помню мою биографию. Что моя биография? «Дард» (арм. – горе, печаль) – вот это вечная ее форма. Сейчас, в последнее время, как третий арест прошел, я как-то могу что-то суммировать, обернулся – вижу старость. Это я ощущаю мои 63 года. Мой профессор умер в 43. Человек, у которого я учился – Савченко, великий мастер советского кино, умер в 43 года. Для нас он был тогда старый человек. Мы все были молодые двадцатилетние юноши: Алов, Наумов, Хуциев, Миронер, Бережных».
30 декабря 1977 года Сергей Параджанов был освобожден из заключения в Перевальской колонии. Спустя 15 лет Юрий Ильенко, друг режиссера и оператор «Теней забытых предков» снял фильм в трех тюрьмах Параджанова. Едва ли не большая часть съемок прошла под Перевальском. Фильм назывался «Лебединое озеро. Зона».
С июня 1974 года по декабрь 1977 года Сергей Параджанов писал письма – сыну Сурену, жене, матери, друзьям. Собранные вместе они составили своеобразный «Дневник узника» – яркое свидетельство внутреннего сопротивления художника действительности и самому себе...
Попав в зону, Параджанов оказался в пространстве зла. Он понимал безосновательность большинства обвинений против себя, но признавал и другое – «...свои противоречия, эксцентрику, патологию и прочее, прочее...», «я не говорю о своей вине. Она скорее клиническая, чем уголовная». В этом смысле примечателен интерес Параджанова к творчеству Пьера Паоло Пазолини (1922-1975), смерть которого потрясла художника...
Уже в пятом письме с зоны к жене Светлане (октябрь 1974) он просит ее непременно найти и прочитать том Корнея Чуковского с «Оскаром Уайльдом» – «...это не случайное совпадение, а неизбежность», спустя год повторяет и повторяет то же: «Тебе надо прочесть: Чуковский К., глава «Оскар Уайльд». Твердит о том же Роману Балаяну: «Рома! Прочти, пожалуйста, Корнея Чуковского III том – Оскар Уайльд, – ты все поймешь. [...] Это просто страшно – аналогия во всем».
Но в то же время первые месяцы в тюрьме он еще надеется на возможность скорого возвращения. Какое-то время настроен решительно и к своему клеветнику Воробьеву («остаток своей жизни я посвящу его уничтожению»), потом изменяет свой тон, добиваясь от последнего повинной – «...у меня в отношении Воробьева совесть чиста». Но через год изоляции сам пишет прошение о помиловании: «Предъявленные мне обвинения и осуждение мной глубоко осознано».
И, действительно, принятие некой вины, которая лежит на нем перед близкими ему людьми, поселяется в сознании все прочнее, но в основе ее – вины – он не признает «...ничего, кроме патологии». Он все больше задумывается над природой преступления, наблюдая за характерными типами тюремной жизни, в том числе за лагерными гомосексуалистами. Даже создает небольшой рисунок «Петухи-гомосексуалисты».
Естественно, заключенные знали об «особой» статье Параджанова. «Лагерь больше, чем Губник. Озверелые. Неукротимые. Моя кличка «старик». Подозрение, кто я! И зачем я. Я или меня. Если меня, то могут убить». И в самом деле, поначалу его били. Уголовники, к которым поместили Параджанова, считали, что он сидит, чтобы «снять киношку про тюрьму». Потом выяснилось, что в параджановском деле есть та самая строчка – «изнасиловал члена КПСС». За подтверждением сего факта к Параджанову пришла свора «уважаемых» лагерных урок. Визит закончился выражением почтения и заверениями: «Мы коммуняк всегда на словах имели, а ты – на деле!». Окрыленный таким признанием его «заслуг», Параджанов нафантазировал целый эпос из своей жизни и рассказывал, что сознательно изнасиловал 300 членов КПСС.
«Предательство, вши, сифилис в лагере, гаремы гомосексуалистов, прогоревших в картах...» – осваивалось Параджановым именно в кругозоре его восприятия как художника. Собственно, иного восприятия, бытового или жизненного, быть в полной мере не могло. Параджанов, конечно, очень скоро стал приспосабливаться к зоне в той степени, в которой вообще можно привыкнуть к насилию. Он усвоил ее некоторые неписаные законы – подмазать, подсуетиться... Он пытается использовать свои связи с волей, чтобы достать для начальника то какой-то дефицит, то, например, пленку с записью Высоцкого – это уже настоящая валюта. Но и здесь не все получается.