Умер он, не дожив несколько месяцев до 90-летия.
В Музее кино от Милляра осталась маленькая папочка с документами. Там есть стихотворение, написанное актером незадолго до смерти.
Сгорел от безделья и умер от трезвости –
Вот что пишите на гробе моем.
А сниматься? Когда же? Скорее же!
Впереди только темный лес.
Сыграть бы хоть пьяного сторожа,
На березу который полез.
Не нужна мне жена чужая
И ролей чужих не хочу,
Но найдется же роль такая,
Чтобы мне пришлась по плечу…
Несмотря на грандиозные творческие успехи, популярность и искреннюю народную любовь, Милляр оставался глубоко одиноким в быту и личной жизни… Сначала он вынужден был скрывать свое аристократическое происхождение, потом прятать от власти и бесстыдного интереса спецслужб и обывателей свою необыкновенную любовь.
Советский тоталитаризм толкал гомосексуалов, если не в тюрьму, то к рюмке, в петлю или в «психушку». «Алкоголь – посредник, примиряющий человека с действительностью…», – иронизировал Георгий Милляр в своем знаменитом «Алфавите…» и продолжал: «…когда человек окончательно примиряется с действительностью, про него говорят, что он... опустился».
Равнодушие к таланту Милляра советской политической системы было вызвано не только «легким» сказочным жанром, в котором работал актер. Тот же режиссер-сказочник Роу был обласкан советской властью… Презрение и бесстыдная забывчивость связаны с нетрадиционной сексуальностью актера, которую тот вынужден был прятать в чулане своего «похабного» образа.
Затравленный соловей. Вадим Козин (21 марта 1905 – 10 декабря 1994)
Вадим Алексеевич Козин – легенда русского романса. До сих пор биографы певца и поэта спорят о том, где в жизни «русского соловья» заканчивается правда, а где начинается вымысел. Обычно, говоря о Козине, вспоминают, что он был внуком великой цыганской певицы Варвары Паниной. Не обходится и без истории «участия» певца в Тегеранской конференции. Там он выступал для Сталина, Черчилля, Рузвельта…
Вадим Козин родился в Петербурге в богатой купеческой семье. Но считался незаконнорожденным ребенком, так как его отец, купец 2-й гильдии Алексей Гаврилович Козин, формально состоял в другом браке.
До революции Вадим успел получить довольно хорошее домашнее образование. В воспитателях у него оказалась писательница Клавдия Лукашевич. Она привила мальчику любовь к литературе, и тогда же юный Вадик пытается сочинять первые стихи.
После октября, когда все имущество семьи было национализировано, 13-летний Вадим был вынужден подрабатывать тапером в синематографе. В 1921 году, в возрасте 16 лет, на одном из дивертисментов он впервые вышел на сцену и исполнил «Песню о стратостате» на стихи популярного тогда поэта Демьяна Бедного. Успех предрешил его судьбу…
Еще немного и голос Козина ворвется в хмурую жизнь Советского Союза с искренними, человеческими интонациями песен «Осень», «Любушка», «Смейся, смейся громче всех…». То полуречитатив, то нежный, ласковый шепот – это звучало почти невероятно в стране, оглохшей от маршей и гимнов.
Первый сексуальный опыт с женщиной, о котором Козин вспоминает в своей «тюремной автобиографии», написанной, возможно, под диктовку следователя, оказался неудачным. Вадима соблазнила школьная учительница, которая использовала его дольно долго для орального секса, шантажируя тем, что у нее будет от Козина ребенок, о чем она сообщит родителям. С этого времени интимная жизнь Козина сосредоточивается на самоудовлетворении. В сексе Козин предпочитал гомоэротическую мастурбацию с мужчинами.
После успеха на сцене в начале 1920 года, когда Козина по конкурсу взяли певцом в Ленпосредрабис (Ленинградское посредническое бюро работников искусств), он полностью отдается карьере: на личную жизнь времени не было.
Гомосексуальность Вадима Козина открыто никак не проявлялась. Напротив, восходящая звезда пользовалась популярностью у слабого пола… Но и у сильного тоже. В роли «совратителя» молодого Козина выступил известнейший композитор (он предложил ему секс в обмен на новые романсы), автор музыки к десятку золотых хитов русской эстрады начала ХХ века, Борис Прозоровский (1886-1937), одна из первых жертв сталинской кампании по «борьбе с цыганщиной». Все подробности своей личной жизни, в том числе и о связи с Прозоровским, Козин рассказал следователям после своего второго ареста в 1959 году…
С начала 1930-х годов популярность Козина росла с неимоверной силой. Пластинки выходили одна за другой и тут же попадали в разряд «не подлежат переплавке». За девять лет, с 1937 года и до его ареста в мае 1945-го, вышло около 70 дисков.
Одетый по последней моде, с аккуратно уложенными редеющими рыжими волосами, элегантный Козин собирал вокруг себя бесконечное число поклонников. Круг самых близких к нему (его так и называли – «кружок имени Козина») состоял исключительно из молодых людей.
Жил Козин в основном в лучших столичных гостиницах, особенно часто в «Метрополе», с директором которого его связывала тесная дружба. Приятели Козина допускались в отель беспрепятственно. Некоторые из участников тех встреч рассказывали в середине 1960-х, что все на самом деле «было очень похоже на мастер-класс». Впрочем, ни для кого из гостей Козина не была секретом, как бы сейчас сказали, его сексуальная ориентация. Мало того, многие стремились завести с Козиным знакомство именно по этой причине. Однако попасть в близкий круг было не так-то просто. Тем более что после мастер-класса несколько особенно приближенных оставались у маэстро на ночь.
Влюблялся Вадим Козин неожиданно быстро. Один роман еще был в разгаре, как непременно начинался другой. Иногда его можно было видеть в ресторане «Метрополя» оплачивающим обед сразу трем приятелям.
Разумеется, Лаврентий Берия регулярно докладывал Сталину об «аморальном поведении» артиста, но тот смотрел на увлечения Козина сквозь пальцы. Ведь он был среди немногих любимцев вождя, пользовался особенным расположением, часто аккомпанировал Сталину, когда тот заводил любимые им скабрезные частушки.
Женщин в жизни Козина почти не было, за исключением Дины Климовой, которая провела с ним несколько последних лет и собственными силами создала уникальный музей в его квартире, и… знаменитой летчицы Марины Расковой (она погибла в 1943 году). Этим своим гетеросексуальным романом Козин перешел дорогу самому Лаврентию Берия.
Первый арест последовал в 1945-м, Козин был осужден решением Особого совещания НКВД СССР от 12 февраля 1945 года на 8 лет. Берия лично советовался со Сталиным, по какой статье «проводить» «всенародно любимого». Вождь выбрал «антисоветскую пропаганду»… Для верности в дело все-таки записали несколько статей, в том числе ту самую, как потом выражались, «бытовую».
В лагерной жизни Козина бараки чередовались с концертами и премьерами в магаданских театрах. И здесь слава его не угасла. На одном из концертов, по замыслу режиссера, сцена и фортепьяно утопали в искусственных цветах, среди которых пел Козин… Зал взорвался аплодисментами. Кто-то из зрителей выкрикнул: «Ура, Козину!..», и зал повторил: «Ура! Ура!..».
Вдруг в ложе поднялся разъяренный хозяин Магадана генерал Никишов.
– Кто орет «ура»? Вы кому орете «ура»? Педерасту – «ура»?! Только Сталину можно кричать «ура». Вон дурака из зала! А ты, – обратился Никишов к Козину, – вон со сцены, в карцер, в одиночку…
…Сохранились дневники Вадима Козина конца 1950-х годов, изъятые спецслужбами во время его второго ареста. В них много обидных наблюдений, в которых сквозит тоска из-за осознания своей горькой участи. Власти ограничили географию выступлений Козина, запретив ему петь в столицах – Москве и Ленинграде. Тем не менее, он оставался своеобразной «примой» Магаданского театра. Только благодаря его имени эстрадная программа приносила театру огромные прибыли, а Козин вынужден был терпеть зависть, интриги и, как он пишет, «низкий культурный уровень артистов». Ему постоянно приходилось ощущать и вину из-за обвинения в «безнравственности» по причине своей гомосексуальности. В дневниках эта боль особенно чувствуется. Вот, например, запись от 20 июня 1955 года: «…смысл разговоров… сводится к похабщине, двусмысленности, анекдоту… При всем моем, как все считают, «глубоком моральном падении» мне никогда не придет в голову сказать в компании нечто подобное… Черт бы побрал такую мораль и этику!». «Мерзавцы и ханжи!.. Мерзавцы и ханжи!..» – несется со страниц его поденных записок.
