Покрытый шрамами пони в шляпе пожарника повернулся к проталкивающимся сквозь горящую стену из трупов Отродьям и щелкнул по рычагу выброса на своём седле. Ёмкость с горючим выскочила, и он лягнул её, отправляя в пожар, где капающее радужное топливо загорелось, превращая канистру в дико подпрыгивающую, извергающую огонь ракету. Жеребец залез ногой под полу плаща и вытащил другую ёмкость, которая была помечена ярко-красной полоской.

— Что это такое? — спросила Даззл, пока в бою выпала передышка.

Он загнал канистру в гнездо у себя на боку и прокрутил там.

— Это особая смесь Тостера. В неё примешаны окислитель и магниевый порошок. — Он надвинул на глаза свою шляпу. — Если это последняя оставшаяся у них древо-херня, то она должна сгореть. — Затем вытащил из под плаща зелье Большого Папочки и, выдернув пробку из бутылки, посмотрел на светящийся белый осадок на дне. — Я понятия не имею, что это такое, но если оно позволило Большому Папочке разнести танк… — Он перевернул бутылку и проглотил остававшийся в ней горький осадок. — О да! — Его внутренности внезапно скрутило в узел, и он с трудом задышал, а затем проскулил: — Что-то я не уверен, что мне следовало это пить.

— Что ты делаешь? — спросила Даззл, глаза которой становились всё круглее. — Почему ты… дымишься?

— Понятия не имею, — хрипло произнёс Кендлвик, по внутренностям которого распространялось тепло, а из его рта и ноздрей тянулись струйки дыма. — Ненавижу это. Всё это, — произнёс он, отталкивая Даззл, и побрёл, пошатываясь, в сторону Брута, поднимающегося гиганта, и дерева за ними.

— Что с тхобой такое, паря! Нам нушно чтобы тхвой огонь защащал наши фланги! — прокричал мускулистый бородатый единорог, сокрушая своим огромным молотом очередного киборга, и посылая во все стороны кисочки мозга и осколки черепа.

— Ненавижу это. Ненавижу его. Ненавижу себя, — бормотал Кендлвик, продолжая брести вперёд. — Это мусор… Я мусор… Всё вокруг мусор… — Огнемёт закашлял, когда его кончик воспламенился, а затем из него вырвалась струя брызжущего искрами ярко-белого пламени. — И его нужно смыть.

— Кендл! — прокричала Даззл ему в след, но земнопони в красном пальто из шкуры дракона и шляпе пожарного ринулся вперёд, когда гигант собрал свой расколотый череп воедино. Покрытый шрамами жеребец вбил огнемёт в огромную ноздрю чудовища, и просторное помещение наполнилось громким свистом, когда изо рта и второй ноздри чудовища вырвались языки пламени, которые, пару секунд спустя, изверглись уже из его уродливого бока. Когда чудовище поднялось на дыбы, Кендлвик вцепился передними ногами в пылающие ноздри, и его дернуло вверх. Продолжив отступать от Жнецов, гигантское Отродье рухнуло на спину, и Кендлвик, будто комета, полетел над головами бесчисленных Отродий.

— Горите! Всё должно сгореть! — прокричал Кендлвик, пока падал. Его огнемёт изверг из себя пылающую струю, вынудившую Отродий отшатнуться от кольца шипящего, потрескивающего белого пламени. — Сжечь всё дотла! — проорал он, приземлившись в огненное озеро, и продолжил поливать всё огнём. Не став дожидаться пока пламя погаснет, Кендлвик ринулся вперёд. Пламя опаляло копыта и обжигало живот скачущего по горящей дороге жеребца, а его пальто пылало, пока он мчался прямо к дереву. Не смотря на бушующее вокруг пламя, что-то запрыгнуло ему на спину, но Кендлвик просто прокатился по горящему огнемётному топливу, избавившись таким образом от помехи.

Перед Кендлвиком возвышалось раздувшееся, перекрученное золотое дерево, которое было втрое выше его, и он вогнал сопло своего огнемёта прямо сочащееся влагой дупло. Рёв оборвался, когда все находящиеся вокруг него Отродья устремились вперёд, и хлынули в огонь, сгорая в нём дотла. Даззл выкрикивала его имя, в то время как Тостер вопил и подбадривал. Древесина золотого дерева вокруг отверстия, в которое Кендвик вогнал сопло, почернела.

Внезапно, наросты на поверхности дерева гротескно разбухли, ярко засияли, покраснев, а затем взорвались, будто пылающие гнойники, извергая из себя горящий гной, который пронесясь над спиной Кендлвика, попал в вопящую, корчащуюся массу Отродий. Светящийся зев огнемёта начал брызгать на него каплями расплавленного металла, в то время как пламя охватывало всё большую площадь. Он не испытывал боли, а чувствовал лишь тепло, которого становился тем больше, чем больше золотого дерева сгорало.

Огромное, раздувшееся, технологическое уродство внезапно лопнуло с противоположной стороны, и пылающая радужная кашица излилась из него огромными брызгами и каплями. Огонь казался сейчас живым существом, которое растекалось, пожирая всё на своём пути. Дерево Аугментации. Вооружение. Отродий. Но не Кендлвика. Пламя ласкало его будто любовник, и половина видимого им со стороны огнемёта мира исчезла. Тем не менее, он продолжал извергать огонь. Больше огня.

— Кендлвик! — завопила Даззл, оттаскивая его прочь, и закричала, тряся своими обожженными копытами, когда он оглянулся, и посмотрел на неё. — Остановись! Мы их уже победили!

— Ваши баки пхусты, дамощка! — крикнул Хаммерсмит.

— Нет. Должен сжечь всё дотла. Всё сжечь… — произнёс он, а у него внутри распространялось всё усиливающееся тепло. Скоро от него ничего не останется, и он уйдёт окутанный ореолом славы, как Большой Папочка.

Наклонившись вперёд, Даззл крепко его обняла, и в тот же миг завопила, когда её красивая белая шкура покраснела, как будто она прижимала к себе горячую сковородку.

— Пожалуйста. Возвращайся! Пожалуйста! — всхлипывала она, прижимая его к груди, а он чувствовал, как его тело обжигает её.

Кендлвик стонал и вздрагивал. Сотрясаясь всем телом, он изо всех сил пытался отодвинуться от Даззл прежде, чем она тоже обгорит, но единорожка отказывалась его отпускать. Её слёзы шипели, падая на его лицо. Он дрожал, но постепенно, подобно огню, пожравшему всё, что способно гореть, тепло начало убывать. Кто-то обливал его водой, но сейчас для него существовали только лишь обнимающая его Даззл и ужасная вонь горящей понячьей плоти.

— Прости, — хрипло произнёс он, когда тепло сменилось болью. Так много боли. Он зашатался и повалился на бок, а его единственная оставшаяся канистра с особой топливной смесью выскользнула из своего чехла и покатилась рядом с ним. Кто-то вливал в него исцеляющие зелья, но от этого боль лишь усилилась.

— Шшш… — нежно произнесла Даззл, со вздохом поглаживая обожженным копытом его щёку. — Не говори. Не извиняйся. Ты это сделал. Вскоре после того, как дерево сгорело, Отродья отступили. Мы лишили их новых подкреплений. Теперь нам нужно лишь продержаться. Мы выберемся наружу и пустим сигнальную ракету, давая аликорнам знать, что нас пора забрать. Затем доставим тебя в Коллегию, и будем лягать этих яйцеголовых до тех пор, пока они не замагичат тебя до полного выздоровления. — Шторм Фронт, Хаммерсмит, и Брут подошли совсем близко, озабоченно за ними наблюдая. Пегас был вынужден передвигаться по земле, поскольку кончики его перьев были обожжены.

Но Кендлвик смотрел мимо них на стоявшего в отдалении Тостера, который, расплывшись в мерзкой улыбке, наблюдал за собранием. У Кендлвика зрячим остался лишь один глаз, но всё же он свирепо посмотрел прямо на опалённого и избитого жеребца.

— Нет, — громко прохрипел он, ощущая во рту привкус крови. — Не смей это проворачивать, Тостер! — Глаза покрытого шрамами жеребца округлились, когда Брут и Хаммерсмит резко повернулись к нему.

— Что проворачивать? — спросил Брут, пристально смотря на Тостера. Глаза увешанного бытовыми приборами жеребца выпучились, когда все внимательно посмотрели на него.

— Да ни чего такого! — произнёс он, с ухмылкой глядя на Кендвика и стараясь изо всех сил не зарычать. — Он же совсем ебанулся после той дури, ведь так?

— Он планировал прикончить вас всех и захватить…

— Ну ты и долбоёб! — внезапно прокричал Тостер. — Братан, мы ведь могли бы заполучить всё!

— Чушь понячья! — зло произнёс Кендлвик, обращаясь к Тостеру. — Это ты мог бы заполучить всё. Это единственное, что тебя заботило. Единственное, что тебя вообще когда-либо заботило. И когда всё это закончится, я позабочусь, чтобы об этом узнал каждый чёртов Поджигатель. — Он привалился к Даззл. — Из тебя получился дерьмовый вожак, Тостер.