Хотя Сёрл специально не обсуждал возможность ответа Комнаты на индексикальные вопросы, он рассматривал вариант дополнения Комнаты роботом, полагая при этом, что мысленный эксперимент с Китайской комнатой ничем принципиально не отличается от мысленного эксперимента с Китайским роботом ^[56] (т. е. с Китайской комнатой, в состав которой входит робот).

Между тем два этих мысленных эксперимента существенным образом отличаются друг от друга. Главное отличие состоит в том, что человек в Китайской комнате знает всю ее программу, а человек в Китайском роботе — нет. В самом деле, человек в Китайском роботе не знает той части программы Китайской комнаты, которая позволяет входящему в ее состав роботу распознавать предметы. Но почему он не может знать ее? Согласно изначальным условиям мысленного эксперимента человек в Комнате знает всю ее программу — иначе эксперимент просто не имел бы смысла (ведь идея была в том, что человек полностью заменяет собой компьютер). Если Китайская комната действительно эквивалентна Китайскому роботу, то испытуемый должен знать всю программу и в Китайском роботе. Но представим, что он действительно узнает всю эту программу. В таком случае он узнает, с какими именно предметами (представленными в своих визуальных и других сенсорных характеристиках) соотносятся те или иные иероглифы. Если в программе это не прописано, робот не сможет распознать эти предметы. Понятно, что робот распознает предметы по каким-то формальным чертам их облика. Но, в конце концов, и люди распознают предметы, ориентируясь на их внешний вид.

Значит, узнав всю программу Китайского робота, человек в Комнате придет к уяснению семантических аспектов иероглифов, которые как раз и задаются через отношение последних к вещам. Но, узнавая эти семантические аспекты, он неизбежно начнет понимать китайский язык в человеческом смысле: одной из особенностей человеческого понимания является то, что оно не ограничивается синтаксисом и является семантически нагруженным.

Таким образом, корректное истолкование Китайской комнаты приводит к выводу, противоположному тому, к которому ведет нас Сёрл: если у Китайской комнаты вообще есть шанс пройти тест Тьюринга, то человек в этой Комнате неизбежно начинает понимать китайский язык. А поскольку человек в этой Комнате просто подменяет компьютер, то можно сказать, что из мысленного эксперимента Сёрла вытекает, что и компьютер, который в принципе мог бы пройти тест Тьюринга, должен мыслить в чем-то как человек.

Осторожность моих выражений связана с тем, что, хотя мы можем уверенно говорить о наличии у Китайского робота семантического понимания, характерного и для человека, мы не можем говорить о том, что этот робот с необходимостью должен обладать субъективным осознанием семантических отношений. Между тем субъективное осознание этих отношений составляет не менее, если не более, важный момент человеческого понимания. Мысленный эксперимент с Китайской комнатой не позволяет ответить на вопрос, будет ли у робота, проходящего тест Тьюринга, субъективное осознание семантики. Дело в том, что эвристических ресурсов Китайской комнаты недостаточно для решения этой проблемы. Ее главный прием — заступание на место компьютера — здесь не срабатывает. Хотя человек, находящийся в Китайском роботе, и обретает субъективное понимание китайского языка, из этого нельзя делать вывод, что его обретает и Робот без человека, так как субъективный аспект понимания изначально был присущ испытуемому и поэтому можно сомневаться, порождается ли он в Роботе или только привносится туда.

Мы, однако, уже разрешили этот вопрос, использовав наш аргумент в пользу интеракционизма. Он, правда, был выстроен так, что речь шла не об одинаковости вербального поведения и, соответственно, не о стандартном тесте Тьюринга, а об одинаковости поведения вообще, а значит, о прохождении тотального теста Тьюринга^[57], но это не имеет большого значения (если робот-зомби не может пройти тотальный тест Тьюринга, то он не сможет пройти и стандартный тест: он не сможет описывать человеческое поведение так, как его может описывать человек, — иначе он мог бы и вести себя как человек). И мы заключили, что прохождение тотального теста Тьюринга гарантирует наличие у материальной системы квалитативных состояний.

Итак, мы видим, что корректно истолкованная Китайская комната никак не противоречит нашим выводам. Более того, она содействует им. Хотя она и не говорит о том, что прохождения теста Тьюринга достаточно для заключения о наличии квалитативных состояний (ее возможностей просто не хватает для этого вывода, как, впрочем, и для противоположного), она показывает, что системы, которые проходят его, обладают важными чертами специфически человеческого мышления. Дополнив Китайскую комнату нашими аргументами, мы увидели, что они обладают всеми такими чертами.

8

Прояснив, насколько это было возможно, истоки и структуру менталистской веры, мы можем вернуться к каузальной вере. Напомним, что мы столкнулись с некоей странностью в ее функционировании. Она связана с верой в то, что некое событие С может происходить под влиянием тех событийных рядов, которые вели к нему, но которые уже не существовали в момент времени, предшествовавший тому моменту, в который оно произошло. Это может показаться необычным и даже самопротиворечивым. Если каузальная вера допускает возможность влияния на актуальный ход вещей уже несуществующих событий, то не равнозначно ли это допущению беспричинных событий? Если причина не существует, то ее нет. Но ведь каузальная вера как раз и убеждает нас в том, что всякое событие имеет причину.

Конечно, мы использовали эту странность для того, чтобы ввести в каузальные ряды приватные ментальные состояния, замещающие уже несуществующие события. Сам по себе такой шаг вполне законен, но тут возникает новая проблема, уже вкратце отмечавшаяся выше. Она состоит в том, что при таком замещении, спасающем каузальную веру от самопротиворечивости, под угрозой оказывается другая ее важная характеристика. Мы видели, что каузальная вера говорит нам о том, что каждое событие имеет причину, которая может быть дана в нашем непосредственном опыте. Если в состав причин поведения других людей входят их приватные ментальные состояния, то это требование нарушается: они не могут быть прямо даны нам.

Но и эта трудность может быть разрешена. Вспомним, что принцип соответствия прошлого и будущего, из которого вытекает каузальная вера, говорит нам о том, что при полном повторении совокупных событий должны повторяться и те совокупные события, которые предшествовали им и следовали за ними в прошлом. Рассмотрим в этом свете отмеченные выше странности работы каузальной веры с локальными событиями. Мы видели, что если некое событие С было встроено в состав ряда OPS+B как его последнее звено так, что В могло рассматриваться в качестве его непосредственной причины, то появление В в составе другого ряда, например FLT + В, может и не вызывать веру в появление С и, соответственно, вызывать веру в то, что произойдет какое-то другое событие. Таким образом, каузальной силы самого В может в наших глазах быть недостаточно для порождения какого-то определенного события. Она должна дополняться чем-то. Обратим теперь внимание, что совокупное состояние мира в момент события В в случае встроенности его в ряд OPS не может быть совершенно одинаковым с тем состоянием мира, которое имелось бы в случае встроенности его в ряд FLT. Если бы они были одинаковыми, то им должны были бы, как мы верим, предшествовать одинаковые совокупные события, а это, по предположению, не так. Значит, в этих состояниях мира должны иметься какие-то отличия. Допустим, что те ряды связаны с моей индивидуальной историей, а указанные отличия состоят только в различии моих приватных ментальных состояний, в частности в различии воспоминаний. Но тогда для другого наблюдателя, которому недоступны мои приватные состояния, эти мировые состояния казались бы совершенно одинаковыми, и с позиции этого наблюдателя события должны были бы развиваться одинаково. Следовательно, эти состояния должны отличаться еще чем-то, что будет доступно мне и другим в непосредственном опыте, т. е. это должны быть физические отличия.