На своем опыте познав опасности, подстерегающие любую экспедицию, Пржевальский установил среди своих людей железную дисциплину. Абсолютный запрет покидать лагерь в одиночку под любым предлогом, дозорная служба, как в военное время, часовые и днем и, особенно, ночью — короче, маленький отряд был организован чисто по-военному. Следует признать, что то были меры, совершенно необходимые среди коварных азиатов, алчных и жестоких, избегающих встреч лицом к лицу, но обожающих устраивать засады и ночные нападения. Именно поэтому бдительность становится здесь жизненной необходимостью.
Едва покинув Ургу, отряд распростился и с плодородным районом Северной Монголии, лесистым и богатым водой, и вступил в великую пустыню Гоби, простирающуюся более чем на 4000 верст с запада на восток, от Памира до Хингана, и на 1000 верст с севера на юг.
Эта песчаная пустыня[268], давно ли печально известная, представляет собой песчаные наносы и бывшее мелководье когда-то существовавшего здесь азиатского моря: страшные холода без малейшего намека на снег зимой; неимоверная жара, почти тропическая, летом; частые бури, особенно весной; полное отсутствие осадков и, следовательно, ни озер, ни речек, ни источников воды, откуда и полное бесплодие почвы — таковы отличительные признаки великой азиатской пустыни. И тем не менее монголы как-то умудряются здесь жить, а их стада довольствуются тем скудным кормом, который им удается отыскать. Исключительная бедность местной флоры и фауны не оставляла полковнику особых надежд как натуралисту.
Зато испытаний, выпавших на долю экспедиции, особенно в начале похода по пустыне, было более чем достаточно. По ночам мороз иногда был настолько силен, что замерзала даже ртуть в термометре, а светлое время суток не приносило облегчения, особенно если поднимались песчаные бури. Температура несколько повышалась по мере продвижения на юг, но зато все явственнее обозначались признаки пустыни — кормов для животных становилось все меньше. К счастью, верблюд несколько дней может обходиться вообще без пищи, а лошади, привычные к пустыне, достаточно хорошо переносят усталость и бескормицу, чего, конечно, не скажешь о наших лошадях. Однако и люди и лошади нуждались в солидном запасе терпения и стойкости.
Этот бесконечный переход проходил поэтапно, с удручающим однообразием. С восходом солнца совершался быстрый туалет, затем погрузка тюков, завтрак на скорую руку и в путь. Проделав двадцать пять — тридцать верст (1 верста равна 1,067 м), разбивали лагерь вблизи колодца. Если такого не было, то для приготовления пищи и питья использовали лед, захваченный впрок с предыдущей стоянки. Сухой навоз, собранный на привале и по дороге, служил топливом для костра, из-за отсутствия чего-то более подходящего. Таким образом удавалось хоть немного согреться в войлочных палатках, но ночью, когда костер угасал, температура в палатке падала до минус 26°.
Горная цепь Хурхэ-Ула, восточная оконечность Алтая[269], служила в пути разделительной линией между центральной Гоби и южной пустыней Алашань. Этот песчаный район, почти совершенно бесплодный, населен, однако, монгольскими племенами. В западной части Алашаня, там, где находится горная гряда, отделяющая Хуанхэ[270], находится небольшой городок Динъюаньин, где экспедиция была тепло встречена местным владыкой, который, однако, не преминул чуть ли не силой выклянчить у нее подарки, не побрезговав даже обмылками, сахаром и перочинными ножами, подобно африканскому дикарю, схлестнувшемуся с торговцем слоновой костью или земляными орехами.
За Динъюаньином пустыня простирается еще верст на сто, которые и были пройдены без помех, хотя и с немалыми трудностями. Уже отсюда, за сто верст, показались вершины Тибета[271].
Этот горный массив простирается непрерывной линией от Хуанхэ до Памира. Все здесь огромно, как, кстати, повсюду в Азии. Ширина горной цепи не превышает и тридцати верст, однако за этим барьером, на первый взгляд непреодолимым, открывается совершенно новый мир. Там вы попадаете в китайскую провинцию Ганьсу, где можно вволю отыграться за вынужденное безделье в пустыне: превосходная ежедневная охота в великолепных лесах и богатейший урожай зоологических и орнитологических образцов, не говоря уже о довольно часто встречающихся растениях, способных украсить коллекцию самого взыскательного ботаника.
Покинув вскоре горные районы Ганьсу, экспедиция в марте совершила восхождение к озеру Кукунор. Леса здесь неожиданно сменились обширными лугами, представляющими собой идеальные пастбища, куда иногда забредают зебу[272] и антилопы и с удивительным бесстрашием смешиваются с домашними животными кочевников. Изумительное озеро Кукунор, длина которого по окружности составляет примерно двести пятьдесят верст, было покрыто льдом, хотя был уже конец марта, а ведь иногда температура повышается здесь весьма существенно.
По берегам озера живут тангуты и монголы, причем первые при поддержке шаек бандитов, спустившихся с Тибета, притесняют монголов.
Тем временем, желая ускорить продвижение, полковник оставил весь обоз и скарб под охраной семи казаков, а сам устремился с оставшимся отрядом в четырнадцать человек к истокам Желтой реки, которые китайцы, несмотря на все усилия, не смогли исследовать. Перейдя хребет Бурхан-Будда, экспедиция достигла вожделенной цели. Истоки Хуанхэ находятся на высоте 13 600 футов[273] и представляют собой ручьи, стекающие с гор; затем в реку впадают многочисленные ручейки долины Одоньтада. В этом месте ширина реки не превышает двенадцать — пятнадцать саженей (1 сажень равна 2 м 13 см), а глубина — двух футов на мелководье. Примерно верст через двадцать река пересекает озеро и, окрасив в желтый цвет его южную часть, устремляется дальше, ко второму озеру, выйдя из которого, она приобретает уже весьма внушительные размеры. Совершив затем резкий поворот, она огибает подножие горной гряды Амре-Мачин и набравшим силу течением прорезает параллельную горную цепь Куньлуня, после чего несет свои воды уже по собственно китайской территории.
Хуанхэ имеет для китайцев исключительное значение, недаром же они сделали ее предметом эмблематического культа и ежегодно приносят ей искупительные жертвы, обставляя эту процедуру с необычайной пышностью.
Отметим интересный факт: район, где находятся истоки Хуанхэ, совершенно пустынен. Климат здесь, как и по всему Северному Тибету, очень суровый. В мае месяце здесь еще не редкостью были метели, а температура ночью опускалась до 25° ниже нуля. И не только в мае, но и в июне и июле ночью частенько подмораживает, и каждый день или почти каждый день льют дожди: о чем можно говорить, если уж даже кочевники считают эту температуру просто невыносимой!
Здесь в изобилии водятся дикие звери, в частности медведи. Экспедиция встречала их повсюду и, не утруждая себя поисками, сумела добыть десятка три косолапых, разнообразив таким образом свой весьма скудный стол.
Кстати, такая охота вполне безопасна, поскольку эти звери чрезвычайно трусливы, даже будучи раненными. И только самки с детенышами, в коих говорит материнский инстинкт, могут напасть на охотника. Что произошло и с полковником, на которого бросилась медведица и который, естественно, был вынужден ее пристрелить из карабина.
Изучив, таким образом, истоки Хуанхэ, полковник Пржевальский направился на юг, к истокам Янцзы. Проделав сто пятьдесят верст, экспедиция натолкнулась на тангутов, выказавших самые враждебные намерения, кстати, сие поведение было совершенно необъяснимо, без всякой провокации со стороны членов экспедиции. Поскольку тангуты пытались ружейной пальбой помешать продвижению русских, те ответным огнем заставили их отступить. Однако истоки Янцзы стали недосягаемы, и экспедиция была вынуждена повернуть назад.