Таким образом, дворец мандарина — очень большое, удобное, разумно устроенное роскошное жилище, где все необходимое всегда под рукой, в том числе и слуги, где все организовано так, чтобы не приходилось ничего искать без толку. Короче говоря, это настоящее идеальное жилище для высокопоставленного сановника. Нашим архитекторам, проектирующим здания для наших же «мандаринов» в непромокаемых плащах и цилиндрах, следовало бы принять его за образец.
На работах по строительству порта Фучжоу было занято большое количество местных рабочих, что привлекло в город почти столько же мелких торговцев и ремесленников, так что вскоре в окрестностях Фучжоу появилось множество новых деревень и поселков.
Разумеется, в таком огромном городе, как Фучжоу, где проживало более 600 000 жителей, и днем и ночью царило оживление. В лабиринте узких улочек жались друг к другу крохотные мастерские и лавчонки, а в невообразимо тесных хибарках ютились мастеровые и рабочие, чьи руки были столь необходимы для строительства. Однако можно было здесь встретить и представителей мира искусства. Конечно, чаще всего попадались на улицах и площадях Фучжоу люди, способные развеселить простой народ: жонглеры, канатоходцы, фокусники, силачи, предсказатели будущего, вокруг которых вечно крутились донельзя грязные и оборванные китайчата. По вечерам, когда темнело, на улицах появлялись странствующие чародеи, владевшие древним китайским искусством создавать целые спектакли при помощи волшебного фонаря.
Китайцы, совершенно не знакомые с правилами гигиены, незамедлительно превратили предместье в гигантскую клоаку, где скапливались всевозможные нечистоты, что делало улицы отвратительными на вид, да и ходить по ним можно было, только прикрыв нос надушенным платком, ибо запахи там витали неописуемые.
Однако дело из-за этих маленьких неприятностей нисколько не страдало: и мастерские и лавочки приносили очень хороший доход. Процветала в городе и торговля вразнос. По улицам города так и сновали лоточники, наблюдать за которыми было весьма интересно. Один предлагал прохожим арахис и апельсины, другой — заботливо политые водой кусочки очищенного от грубой кожуры сахарного тростника, третий — разрезанные на четвертинки огромные грейпфруты, а четвертый — листья бетеля, аккуратно уложенные в коробочку. Рядом с ними, под открытым небом расположился со своей кухней владелец крохотного ресторанчика. Он колотил ложкой по фарфоровой чашке, производя страшный шум, чтобы привлечь к себе внимание тех, кто проголодался. Следует сказать, что нет ничего проще, чем его инвентарь: две корзины из бамбука в форме призмы высотой около метра, в длину и ширину от тридцати до сорока сантиметров, в которых было все необходимое для приготовления пищи.
В одной размещался небольшой переносной очаг, сделанный, видимо, из огнеупорной глины, и там же хранились дрова, служившие топливом. В другой были аккуратно сложены фарфоровые чашки и ложки, а также сосуды, наполненные душистыми травами и пряностями, столь необходимыми при приготовлении блюд по рецептам любой уважающей себя кухни.
Если «ресторатор» не находил в каком-то месте клиентов, он разжигал огонь, надевал свои корзинки на длинный бамбуковый шест, который носят на плече, и переходил на другую улицу со всем своим хозяйством. Варево в кастрюльке в это время томилось на огне и распространяло очень приятный запах, возбуждавший у прохожих волчий аппетит.
Частенько рядом с владельцем переносной кухни располагались и другие уличные умельцы, такие как цирюльники, знахари, астрологи, ювелиры, кузнецы и так далее. Цирюльник тоже носил на плечах бамбуковые шесты, на концах которых были укреплены необходимые для художественной прически инструменты. Прямо у него перед носом при каждом шаге раскачивался из стороны в сторону деревянный цилиндр, полированный, покрытый красным лаком и увенчанный медным тазом. В этом украшенном полосами металла сосуде хранился запас воды. За спиной цирюльника покачивалась небольшая, тоже покрытая красным лаком скамеечка, а между ее ножками прятались несколько зеркал в начищенных до блеска медных рамках и таких же медных ящичков, где лежали инструменты китайского Фигаро[247]. Когда появлялся клиент, цирюльник снимал с шеста сосуд с водой и скамеечку, усаживал клиента поудобнее, ставил перед ним тазик и с важным видом приступал к ответственной процедуре бритья.
Взмах бритвой, и голова клиента становилась голой, как арбуз. Затем при помощи различных щипчиков брадобрей обрабатывал уши, брови и ресницы клиента, причем действовал он практически молниеносно. Однако, несмотря на всю свою ловкость в работе и общепризнанную полезность (ибо ни один китаец не может бриться сам), в Китае на цирюльников смотрели и смотрят косо, причем они и в самом деле частенько оправдывают свою дурную репутацию. Их профессия считается одной из самых малопочтенных. Точно так же презираемы актеры и лодочники, никто из них никогда не сможет стать уважаемым членом общества и занять какую-либо должность, сколь бы ни были велики его заслуги и личные достоинства. Столь же жестоко относится общество и к их детям и внукам, и только третье поколение семьи цирюльника, то есть его правнуки, уже будут иметь возможность подняться выше по социальной лестнице.
Попадались на улице и торговцы лекарственными травами, предлагавшие прохожим волшебные снадобья от всех болезней, вызванных ветром, холодом или жарой; эти снадобья относились к одной из трех категорий китайского лекарского искусства. Эти целители рекламировали свое искусство при помощи развернутых перед почтенной публикой огромных листов с изображением людей, излеченных кто притираниями, кто мазями, кто компрессами, кто пилюлями, кто настойками, приготовленными по рецептам красноречивых шарлатанов.
Хотя по улицам весь день ездили тяжело нагруженные телеги, дорожные происшествия случались крайне редко, настолько дисциплинированны и точны в работе китайцы.
Часто на улицах можно было встретить крестьянок, одетых в синие хлопковые халаты. Все они были подпоясаны широкими разноцветными поясами, а спереди носили небольшие фартучки. Из-под халатов выглядывали довольно короткие штаны также из крашеного в синий цвет хлопка, оставлявшие открытыми крепкие загорелые ноги. Черные блестящие волосы, стянутые ярко-красными лентами или укрепленные на макушке при помощи длинных серебряных булавок, украшенных искусственными цветами, являлись чудесным обрамлением для смуглых, дышавших силой и здоровьем лиц. Замечательным дополнением крестьянского костюма были и большие серебряные кольца (диаметром пять — шесть сантиметров), которые женщины с гордостью вдевали в уши в качестве серег.
Иногда на улице появлялось небольшое стадо, состоявшее из четырех-пяти буйволов. Животные тяжело переставляли огромные ноги. На мордах у них было написано полнейшее спокойствие. Эти невозмутимые гиганты могли бы запросто растоптать надоевшего им своими пронзительными криками погонщика, зачастую не старше десяти лет от роду, но нет, напротив, они покорно шли туда, куда он им указывал.
Случалось и так, что на улице, где царило вечное столпотворение, вдруг появлялась странная процессия. Она медленно прокладывала себе путь среди толп зевак. Постепенно шум стихал, и все взоры обращались к полицейскому, шедшему впереди и через определенные промежутки времени бившему в барабан. За ним следовал человек, прижимавший руки к ушам и пытавшийся скрыть лицо при помощи широких рукавов своего халата. В ушные раковины бедняги были воткнуты палочки с бумажками на концах, где красовались надписи, раскрывавшие суть совершенного наказуемым преступления. Этот человек должен был сам держать это странное украшение в виде рогов на своей голове, и он ни на секунду не смел опустить руки, так как следом за ним шли два солдата, призванные следить за каждым его движением. Обычно так водили по улицам воришек, чтобы другим было воровать неповадно. Его преступление было, видимо, незначительным, ибо в серьезных случаях китайское правосудие прибегало к ужасным, изощренным пыткам. Правда, человек, выставленный подобным образом на публичное обозрение, подвергался еще битью палками.
