Почтительный сын непременно должен выразить свое уважение и любовь к отцу, подарив тому при жизни вместилище, в котором будут покоиться его бренные останки. Гроб является как раз тем предметом, на покупку которого китаец, живущий очень просто и скромно, не жалеет денег и платит не скупясь. Обычно выбирают самый роскошный, самый богато изукрашенный гроб, какой только может позволить себе семья в соответствии с доходами.
Когда в гроб помещают тело умершего, то в сколько-нибудь зажиточных семьях этот гроб покрывают в несколько слоев специальным составом, чтобы древесина не намокала, а затем еще и слоем лака. После чего гроб в течение долгого времени (иногда год, а то и целых три) стоит посреди самой большой и богатой комнаты в доме, и только по прошествии положенного срока гроб захоранивают. В течение всего времени, что тело покойного остается в доме, старший сын умершего должен ежедневно воздавать ему почести и совершать обряды, следуя строгому ритуалу, и для того, чтобы ничто не отвлекало молодого человека от исполнения долга, законы и обычаи запрещают ему заниматься какими-либо общественными делами, пока не кончится трехлетний траур.
Такое отношение к смерти и к умершему не лишено определенного величия, ибо лишает смерть и все, что с нею связано, таинственного оформления, наводящего на всякого священный ужас. Продолжение контакта между умершим и его живыми родственниками позволяет последним сохранить о нем более чистые и не омраченные скорбью воспоминания. В то же время такой способ общения с умершим не только внушает глубокое уважение к предкам, но и служит еще большему укреплению семейных связей.
Почтительное отношение китайцев к умершим — одна из самых замечательных черт национального характера, ибо чувство это не является признаком или привилегией какого-либо слоя общества. Оно присуще представителям всех классов, всему населению в целом. Могила для китайцев священна: никто не может ее коснуться, никто не смеет оскорблять мертвых. И нет такой силы, которая могла бы одолеть чувство, владеющее душами всех китайцев без исключения. Подобное почитание мест погребения может иметь последствия совершенно непредвиденные, так как при строительстве шоссейных и при прокладке железных дорог наличие огромного числа захоронений, в беспорядке разбросанных по всей территории Китая, станет воистину непреодолимым препятствием.
Чтобы попасть из колонии европейцев в южную часть города, Руссе приходилось проходить через обширное предместье, и там он не без интереса наблюдал за жизнью корпораций ремесленников. Люди одной профессии селились в одном квартале то ли случайно, то ли намеренно. Миновав рынок соленой рыбы, где витал острый запах рассола, исследователь оказывался на узких улочках, где жались друг к другу лавчонки суконщиков, сапожников, шляпников. Затем он оказывался в кварталах краснодеревщиков, мастеров по изготовлению лаковых ваз и прочих ценных вещиц из лака, жестянщиков и медников, ювелиров, изготавливавших украшения из натуральных и поддельных камней, мастеров каллиграфии, вышивальщиков и так далее, и так далее… Узкие грязноватые улочки предместья, до отказа забитые толпами покупателей и носильщиков, упирались в массивные ворота городских стен, увенчанные высокой башней, охраняемые и днем и ночью.
Как только человек проходил через городские ворота и оказывался в самом городе, шум и крики стихали, словно по мановению волшебной палочки. На главной улице все же царило кое-какое оживление, но вот боковые улочки, казалось, навсегда погрузились в сон. Нигде больше не было видно мастерских под открытым небом, лавочек, где продается всякая всячина, складов и витрин, где ремесленники выставляют напоказ творения своих рук. Изредка на вымощенных гранитными плитками улицах слышались неторопливые шаги почтенных граждан, ибо здесь обитали образованные китайцы, занимавшие свое, особое, весьма значительное место в обществе, о котором европейцы знали очень мало.
Как справедливо замечает Руссе в своей книге, явившейся настоящим откровением для его соотечественников, путешественники совершали очень большую ошибку, когда забывали о существовании целого слоя образованных горожан или относились к этим людям с презрением, не придавая им никакого значения. Многие европейцы полагали, что достаточно было изучить характеры и нравы тех китайцев, с которыми они вступали в контакт в портах, а затем сделать определенные выводы и распространить свое мнение на все остальное население Китая. Но с тем же успехом какой-нибудь китаец мог бы считать, что имеет полное представление о французском обществе, ограничившись знакомством с обитателями предместий больших портовых городов во Франции.
Другие же путешественники ударялись в иную крайность: они ограничивались сведениями, полученными от людей, постоянно общавшихся с официальными лицами, а потому посчитали самым типичным представителем китайского общества хитрого, изворотливого, недоверчивого и надутого спесью мандарина. Таким образом, они приписали всей нации пороки, свойственные лишь бесчестной администрации.
За исключением некоторых миссионеров-протестантов и очень редких представителей консульской службы, иностранцы в Китае почти не пытались проникнуть в китайское общество, но, напротив, питали к этому обществу и к совершенно незнакомой им культуре живейшее презрение, так как их головы были забиты идеями о превосходстве белой расы, а также еще и потому, что китайцы, с которыми они обычно общались, заставляли их относиться с величайшим недоверием и ко всей остальной нации.
Со своей стороны, китайская буржуазия, в качестве образованного класса не слишком почитавшая торговлю, видела в прибывших из-за моря чужеземцах людей, ведомых только страстью к наживе, а потому не испытывала к ним ни малейшего интереса и платила иностранцам той же монетой. Из всего вышесказанного следует, что и те и другие сохраняли свои предрассудки, и каждая сторона обвиняла другую во всех мыслимых и немыслимых грехах. Однако образованные китайцы в большинстве своем люди очень гостеприимные и приветливые. Они превосходно принимали тех редких иностранцев, что давали себе труд изучить китайский язык, познакомиться с обычаями китайцев и выражали желание общаться.
Леон Руссе имел счастливую возможность проникнуть в замкнутый круг образованных горожан, и то, что он смог узнать о нравах, царивших в этой среде, о внутреннем устройстве хозяйств горожан, заставило его преисполниться уважением к крепчайшим семейным связям, составлявшим основу социального устройства китайского общества.
По свидетельству Руссе, глава семьи пользовался непререкаемым авторитетом и глубочайшим уважением тех, о ком он неустанно пекся. Установленного в этих небольших сообществах патриархального порядка вполне хватало для того, чтобы члены семейств жили в покое и мире. В то время как женщины под руководством супруги главы семьи выполняли работу по дому, мужчины занимались каким-либо ремеслом или находили применение своим знаниям где-нибудь вне дома. Пока жив отец, все дети, сколько бы им ни исполнилось лет, жили под отцовской крышей. Исключение составляли замужние дочери, которые отправлялись, разумеется, в семьи своих супругов. Что же касается молодых людей, то их обычно женили в очень юном возрасте, и целью таких ранних браков был количественный рост семейства, так что в Китае можно было нередко видеть под одной крышей представителей четырех поколений.
«Глава семейства всегда столь добр к своим чадам и домочадцам, что они легко несут бремя его власти, — писал Леон Руссе. — Каждый член семьи обычно без жалоб и выражения неудовольствия склоняется перед авторитетом отца, деда и прадеда. Никто даже не помышляет избавиться от опеки патриарха или оспорить его право распоряжаться в доме. Ни разу за все время моего пребывания в Китае я не слышал ни единой жалобы по этому поводу. Старшие члены семьи первыми подают пример послушания и почтительного поведения по отношению к главе семьи. Я видел, как сорокалетний мужчина стоял и ждал, пока его отец предложит ему сесть. Старик же, отец человека, о котором я рассказываю, был одним из самых почитаемых членов небольшой общины и, хотя и не занимал никакой должности, все же пользовался среди соседей огромным уважением.
