И воспоминания мутным потоком хлынули внезапно: Владимир… Рудольф… Парнишка тот, как же его, кажется… И она откинулась на подушку и завыла в голос, от тоски невыносимой, что ни водкой, ни кокаином, ни любовью комиссарской не залечить. И когда он привлёк её к себе и шершавой ладонью, табаком пахнущей, принялся утирать слёзы, в голове её, одурманенной, мелькнуло: «А когда ж и его?..»

И впилась ему в губы яростно, как змея.

— Каз-з-зёл, нищеброд! — это Лера орёт в спину супругу, капитулирующему из дома после очередного скандала.

Их сынок годовалый завершает акт семейной драмы басистым рёвом.

Лера всё не может успокоиться, не даёт южный темперамент. Ну, недоделок Андрюша её! Специалист, блин. Сидел, дурак, за компьютером в стройконторе, работа «не бей лежачего», так нет: полез, куда собака свой… нос не совала, разругался из за какой-то мелочи с коллегой и аж до драки дошло. Охранник их там разнял, а директор фирмы выгнал Андрюшу к ядреней фене. И муженёк ей сегодня преподносит этакий сюрприз!

У Леры и без того башка кругом с утра, словно весь мир нынче против неё! Впрочем, давайте по порядку.

Лера — коммерсант, «бизнесвумен», как она себя любит называть, держит магазин (вернее, лавчонку) на рынке — косметика, парфюмерия, бытовая химия. С этим… супругом познакомились когда-то там же, на рынке, зашёл туалетную воду покупать, и вскружил горячую голову кубанской казачке Лерке, и закрутилось — завертелось. Просила же дурака, подождём с ребёнком, так нет, заладил «Наследника хочу!». Родился наследник, и прибавилось хлопот, полсрока беременности и после пришлось не самой за прилавком стоять, а продавца нанимать. И первый раз ей с продавцом повезло — отработала та девчушка почти год без нареканий, как ушла — началось!

Лера достала из бара бутылку, для гостей купленную, попыталась прочитать «Хенс. Хеннсес…» А и ладно, отвернула пробку, набулькала в бокал, ахнула одним духом. «Фу, гадость какая, и что его все хвалят?!» — зажевала конфетой и прошла на кухню, вытягивая из пачки сигарету и постепенно успокаиваясь.

Да, взяла она тогда нового продавца, и первое время хитроглазая молдаванка тоже нормально работала, а потом стала Лерка неладное замечать. Посылала несколько раз знакомых подставными покупателями, одним продавщица чек не пробила, другим продала одеколон, о котором хозяйка и не слышала. В общем, Лера сегодня нагрянула с ревизией и нарыла пятьдесят две тысячи недостачи плюс два ящика «левого» товара. Продавщица сначала в слёзы, потом грозить стала, мол, всю твою кухню знаю, в прокуратуру пойду, в ОБЭП! Лера ей в окошко показывает на двух знакомых «братков», ошивавшихся на рынке: хочешь, сейчас со своим ОБЭПом познакомлю, а за прокурора сама буду? Та и скисла.

Обратно ехать, в такси сумочку забыла, час названивала в ту фирму, где тачку заказывала, ладно, нашлась. Тут этот урод уволенный заявляется, с ним скандалить.

— Да найду я работу! — Андрей бубнит.

— Ага, конечно! В губернаторы сразу! — ехидничает Лера.

— Прекрати!

И началось. Она выдула ещё бокал заморского пойла. На душе полегчало, и захотелось мужика. А надо сказать, Лера до этого дела большая охотница, но знают про это немногие, она всегда грамотно маскировалась. Ещё до замужества специально посещала несколько раз рестораны, выбирая в спутники себе завзятых бабников; рассолодевший кавалер ждёт приятного продолжения, и Лера ему: «Дорогой, я так благодарна тебе за чудесно проведённый вечер…», и плейбой начинает слюнки сглатывать, и тут Лера его добивает: «Но это не значит, что ты можешь использовать меня, словно вещь!!!» — специально громко, чтобы за соседними столиками было слышно; вставала и гордо уходила, пока кавалер в ступоре, и многие поглядывали на неё с уважением.

А любовник у Леры всего один. С Рустамом, юным джигитом, они сошлись уже после того, как Лерка замуж вышла, и никто-никто про это не знает. Потом и Рустама родители женили, но они продолжали встречаться.

Захмелевшая Лера хихикнула: вспомнилось, как через несколько месяцев после свадьбы, когда счастливый муж уехал в столицу чего-то там повышать, она впервые позвала Рустама в их квартиру. И тут Андрюша звонит, соскучился, а они с любовничком как раз… и она берёт трубку прикроватного телефона, а Андрей спрашивает:

— Лера, что с твоим голосом?

Лера, от страсти задыхаясь, ему говорит:

— Плачу от разлуки…

Дурак Андрей поверил, принялся утешать. Смех… Лера набирает заветный номер.

— Пыривет! — негромко говорит Рустам. Лера ему прямо:

— Давай увидимся.

— Э, я ни магу сыгодня… — юлит Рустамчик.

— Что не можешь, как мужик, что ли? — горько хохочет Лера. И тут облом!

— Жина на бгалтерэкзаминздала, ми шашликделаим… — тут до Рустама доходит обидный смысл Леркиной шутки про мужика, он сопит:

— Э, ти зачем так гаваришь, да?

Лера бросает трубку, отхлёбывает коньяка прямо из горла, и смолит на кухне очередную сигарету. И где этот Андрюша? Пора уже вернуться, не в первый раз так убегает. Слизняк, не мужик. Другой на его месте ей хоть раз навешал бы, не всегда ведь и она права, а этот всё терпит, интеллигент недорезанный. Видно перебрала — зевает, в сон клонит.

Клик, клик, клик — набирается Андреев номер. На том конце принимают сигнал.

— Ну, ты где шарахаешься, отец семейства? — Лерка давно отошла. — Возвращайся!

На том конце невнятный голос что-то бормочет, и вызов обрубается. «Ладно, продолжим, когда вернётся. Спать, спать…»

Лерка видит свою свадьбу, но на месте жениха не Андрей, а Рустам, причём какой-то странный, вернее, страшный.

— Лубимая, я свинина хачу есть!

— Тебе ж по вере нельзя, — Лера удивляется.

— Сигодня можна.

Ну, можно так можно. И перед ними тут же ставят огромное продолговатое блюдо, накрытое серебряной крышкой. Крышку снимают, и у Леры от удивления и ужаса дух перехватывает: на блюде не поросёнок, а её сын, зажаренный, с веточкой укропа в ротике.

— Кушай, да! — Рустам плюхает ей на тарелку кусок дымящегося мяса, и раздаётся многоголосый крик («неужели столько народу пригласили?»): ГОРЬКО!!! Рустам обхватывает Леру, изо рта у него появляется нечто вроде маленького спрута и… Лера просыпается. В висках кровь стучит. Приснится же!.. Она снова откидывается на подушку, постепенно успокаивается. Теперь ей снится, что Андрей вернулся домой, и Лера во сне очень этому рада, но для вида ворчит:

— И где нас носило?

— Да я, — Андрей объясняет, — домой дорогу не мог найти.

— Ну что ты мелешь?

— Я же тебе говорил, что у меня от твоей ругани крышу сносит, вот её и снесло окончательно.

И Лера действительно видит, что у мужа как бы снесена верхняя часть черепа, в этом месте кожа багрово-синюшная, со свисающими по краям на клочках ослепительно-белыми кусочками кости. И он наклоняет голову, видимо, чтобы Лере лучше было видно, что внутри.

От Леркиного крика проснулся сын, заревел. Успокоила малыша, саму бы кто успокоил, всю трясёт, хлебнула ещё «Хеннесси», на часы глядь — три ночи, Андрея всё нет. «Ну, появится, козёл!..»

Снова погружается в сон. Лера стоит на печальной серой равнине, кое-где поросшей чахлыми кустиками и блёклой травой, и небо над ней серое, безотрадное. К ней подходит Андрей, грустный, и Лере самой тяжело на душе. Глядь — они уже не на той равнине, а в их прихожей, рядом сосед, дядя Миша, недавно умерший от пьянки, и ещё один мужик с ним, незнакомый. Андрей в последний раз смотрит на жену, мужчины поворачиваются и идут к входной двери, она в Лерином сне из оцинкованного железа и без глазка. Эти трое выходят, дверь захлопывается, и сверху начинает сыпаться земля, полностью засыпая входную дверь.

А потом пришло зябкое хмурое утро, и не принесло оно радости героям нашего рассказа: соседские мальчишки зазвонили в дверь, Лерка с похмельной головой открывает:

— Чего надо?

— Тётя Лера, а там дядя Андрей…

Дядю Андрея неподалёку от дома нашли. Голова разбита, ограблен, некоторое время, видимо, полз, потом затих. В больнице пролежал пару дней в коме и помер, не приходя в сознание. Вот и сон в руку.