– Будем надеяться, что всё-таки перерастает, – заверил его Хаим, – да и уважаемые московские издательства вряд ли выпустят в свет научную несусветность.

– Вероятность этого события, к сожалению, приближается к нулю, – мрачно подытожил Борис.

Он ещё и святым духом не ведал, что уже через два года в одном из именитых американских научных журналов будет переведена на английский язык и опубликована его статья об оптимизации измерений в геодезических сетях. Борис опубликовал её в Москве во всесоюзном журнале «Геодезия и картография» пятнадцать лет назад, когда он только начал готовить материал для диссертации. Сей факт неуклонно свидетельствовал, что выполненное им исследование до сих пор не потеряло актуальность. Тем временем профессор Браверман, крепко пожимая Борису руку, жизнерадостно заключил:

– Не отчаивайтесь, коллега, всё образуется. А пока что я записал на своей визитной карточке телефон своего друга, профессора Левитана. Он как раз работает в Бер-Шевском университете, позвоните ему от моего имени, возможно, он поможет вам в трудоустройстве.

Сказать, что Борис был расстроен результатом своего визита, означало сказать ничего. Однако его натура была сложена из крепкого, не поддающегося незначительным нравственным коррозиям, материала. Он прошёл суровую школу альпинистских восхождений. Там в горах совсем близко от него исходил шум грозных лавин, там грохотал камнепад и летели искры от вклинивающего в снежный фирн ледоруба. А тут, подумаешь, не вышло, что мимолётом пригрезилось, простое желаемое не превратилось в действительное. Правильно говорил его руководитель диссертации профессор Соломонов, что отрицательный результат – это тоже результат, а отсутствие результата – это стимул к его достижению. Именно поэтому, для того чтобы двигаться дальше, буквально на следующее утро, Борис позвонил профессору Левитану. К его огромной радости профессор тоже говорил на русском языке. Ссылка на профессора Бравермана сработала чётко, уже через два часа Борис сидел в кабинете Левитана. Оказалось, что по поручению министерства науки, можно сказать с прямой санкции правительства, профессору Левитану надлежало создать ряд технологических теплиц. Целью этих теплиц являлась реализация и внедрение идей новых репатриантов с учёными степенями, обладающими инженерными и научными знаниями высокого уровня. Другими словами, вновь прибывшим кандидатам и докторам наук предоставлялась возможность претворить свои идеи и опыт в жизнь. Правительство финансировало этот проект, поэтому участвующим в нём учёным гарантировалась зарплата. Что могло быть лучше этого: продвигай свои разработки в жизнь и получай за это деньги. Однако в случае Бориса концепция «отрицательного результата» продолжала своё никем неутверждённое право на существование. Профессор Левитан равно, как и его коллега из Техниона, принял Бориса весьма гостеприимно. Вместе с тем, просмотрев документы Бориса, он совсем невесело подвёл черту, сообщив ему следующее:

– Должен вас огорчить, Борис, но вы совсем не виноваты в том, что геодезия не попадает в список фундаментальных наук. Кроме того, создаваемым теплицам предписано функционировать в следующих областях: электроника – 32 %, программное обеспечение – 22 %, химия и материалы – 23 %, медицинское оборудование – 9 %, остальное – 14 %.

– Как я понимаю, в оставшихся 14 % геодезия тоже не числится? – с надеждой в голосе спросил Борис.

– К сожалению, коллега, – скаламбурил профессор, – науки на букву «г» в список не входят. Как видите, здесь нет даже геологии, хотя, как вы понимаете, Израиль, в первую очередь, остро нуждается разведке полезных ископаемых, а не в измерениях земной поверхности.

– Не скрою, профессор, что я разочарован концовкой нашей беседы, – жалобно пробормотал Борис, – но, как говорится, на нет и суда нет.

– Суд, может быть, и будет, – продолжал иронизировать Левитан, – только никто не знает когда. Впрочем, Борис, вот вам моя визитная карточка, на которой я написал номер телефона директора ОРТ (а), попробуйте поговорить с ним о вашем трудоустройстве, сославшись на меня.

– Страна визитных карточек и протекций, – подумал про себя вконец расстроенный Борис, выходя из кабинета.

С другой стороны, Бориса радовало, что он не стоит на месте, всё-таки, как говорил ренегат Каутский «Конечная цель – ничто, а движение – всё». В отличие от Каутского, от конечной цели, нахождения работы по специальности, он отказываться не желал, но в любом случае продолжение движения означало физическое состояние, отличное от состояния покоя, состояния крайне опасного. Поэтому, выйдя из здания университета, Борис незамедлительно позвонил и уже через час был приглашён на беседу с директором ОРТ (а). Борис не знал, что слово ОРТ, которое своеобразно писалось на иврите, на самом деле, являлось русской аббревиатурой, расшифровывающейся не иначе как «Общество ремесленного труда». Разумеется, что история его создания была связана с Россией. Деньги на первые школы сети ОРТ жертвовали известные богачи дореволюционной России железнодорожный магнат Самуил Поляков и банкир барон Гораций Гинцбург. Большевики окончательно закрыли эту систему школ в 1938 году. Зато она нашла своё достойное продолжение в Израиле. Эти школы, в отличие от общеобразовательных, кроме академического образования, дают ещё и достаточно востребованные профессии.

Всё это на хорошем русском языке объяснил ему директор Яков Резник, который приехал в Израиль в 1972 году из украинского города Черновцы. Складывалось впечатление, что половина Израиля говорит по-русски. Если сегодня это ещё не совсем соответствовало действительности, то уже через какие-то несколько лет, в связи с более чем миллионной репатриацией советских евреев, каждый пятый житель страны будет являться носителем великого и могучего тургеневского языка. Старожилы помнят, что в первые годы образования государства Израиль в Кнессете (парламент) преобладал русский язык. Да и к людям, которые говорили на иврите с русским акцентом, относились с уважением. Постепенно иврит вытеснил русский говорок, однако, уже с 1990 года, года массового исхода евреев из СССР, он получил своё второе рождение. В стране стали издаваться более десятка русских газет, появились две русские радиостанции (одна из них государственная) и даже телевизионный канал, транслирующий свои программы на языке Пушкина.

Яков Резник, добродушный толстячок с умными и выразительными серыми глазами, работал по специальности. В Черновцах он занимал должность заместителя директора техникума МОД по учебной работе. Аббревиатура МОД не имела никакого отношения к одежде и расшифровывалась как «механическая обработка древесины». В любом случае получалось, что направление работы Якова в Израиле практически не изменилось. Услышав, что Борис имеет докторскую степень, он, довольно потирая руки, радостно воскликнул:

– Прекрасно, получается на ловца и зверь бежит.

– Получается, что вы ловец, а я выходит зверь, – без особого энтузиазма заключил Борис.

– Выходит да, – рассмеялся Яков, – но в хорошем смысле этого слова. Видите ли, Борис, в связи с приездом большого числа репатриантов с учёными степенями, которые в прошлом работали преподавателями в школах и институтах, министерство образования приняло решение за их счёт укрепить кадровый состав ОРТ (ов).

– Но, простите Яков, – смутился Борис, – я преподавал специальные дисциплины, которые вряд ли имеются в ваших учебных заведениях.

– А вот это как раз не имеет решающего значения, – заверил его Яков, – ведь вы, как следует из ваших документов, кандидат технических, повторяю технических, а не каких-нибудь там филологических наук и, надо полагать, хорошо знаете физику и математику. Вот что главное.

Математику Борис знал достаточно хорошо, ведь, по сути дела, вся геодезия базируется на математике. Больше того, математика зародилась из геодезии, а не наоборот. Борис глядел на пальмовые ветви, нахально вторгающиеся в кабинет Якова, и подумал:

– А почему бы и в, самом деле, не попробовать сеять разумное и доброе в области математики, раз другого выхода нет. Теребя в кармане зажатую в руках сигарету, которую сиюминутно хотелось выкурить до последнего тлеющего уголька в ней, вслух он озвучил Якову следующее: