– Да брось ты волноваться, Борис, ты всё-таки доктор наук, диссертация твоя затрагивает и аспекты прикладной геодезии, разберёшься, не боги горшки обжигают.
Заглядывающая в окно жёлтая луна подмигивала ему прожилками своих кратеров, а розовая ленточка, вспыхнувшая на ободке горизонта, напомнила, что завтра уже наступило, незаметно превращаясь в сегодня.
Борис медленно шёл по старому городу. Он рано вышел из дома, не в силах усидеть в замкнутом пространстве. До начала рабочего дня оставался ещё целый час. Впереди показалась чёрная решётчатая оградка, окаймляющая историческую реликвию города, колодец праотца Авраама, который, как упоминается в Танахе, выкопал его. По одной из версий таких водяных скважин было семь. Собственно, этот недоказанный факт и дал название городу, словосочетание Бер-Шева переводится как семь колодцев. Продолжая свой путь, Борис, неторопливо обойдя арку, выполненную в стиле турецкого моста и примыкающую к ней старую мусульманскую мечеть, приблизился к ветхой, выстроенной ещё турками, железнодорожной станции, к кирпичному фасаду которой прилепился допотопный паровозик. Запутанный лабиринт узких улочек вывел Бориса к бедуинскому базару, который, несмотря на раннее утро уже утопал в шумовом громыхании пёстрого восточного рынка. Возле огромного торгового центра он обнаружил маленькую кофеюшку, в которой приветливый молодой бедуин всего за один шекель сварил ему кофе. Борис с удовольствием отхлёбывал из маленькой чашечки пахнущий кардамоном кофе, закусывая его глубокими затяжками самых дешёвых израильских сигарет под названием «Ноблес». Рука, держащая сигарету, заметно подрагивала, Борис нервничал, до начала работы оставалось всего четверть часа. Лихорадочно затушив почти истлевший окурок, он поспешил к белеющему современному зданию бер-шевского городского совета.
Без особого труда разыскав нужный кабинет, он с усилием приоткрыл входную дверь. Навстречу ему, ослепляя блеском огненно-рыжих волос, поднялся высокого роста пожилой человек. Приподняв очки и в упор глядя на Бориса, он радостно проговорил:
– Шалом адон Буткевич! Барух аба вэ бэ шаа това!
Что в переводе означало:
– Здравствуйте, господин Буткевич! Добро пожаловать и в добрый час!
Борис, ничего не поняв из этой короткой тирады, кроме своей фамилии, на всякий случай улыбнулся, приветливо кивнул головой и в ответ, без всяких дополнительных второстепенных членов предложения, произнёс стандартное и короткое:
– Шалом.
Постигнув, что новоявленный начальник отдела говорит на иврите гораздо хуже, чем он на китайском, т. е. вообще не говорит, рыжеволосый, которого величали Мартин Шварц, перешёл на вполне сносный русский язык. В этом плане Борису везло, куда бы он ни приходил, везде ему попадались люди приемлемо говорящие по-русски. Рыжеволосый оказался начальником этого отдела, правда, уже бывшим, уходящим на пенсию. Выяснилось, что он родился и получил образование в Румынии, в которой изучение русского языка в то время являлось обязательным. И, видимо, есть бог на свете, если не дал ему забыть то, что учил несколько десятков лет назад. В течение нескольких минут Мартин уяснил, что у Бориса не существует проблемы изъясняться на иврите по причине, что он его вообще не знает. Вслух же, он широко улыбаясь, предложил следующее:
– Давайте, Борис, я пока не буду представлять вас коллективу отдела поскольку, не сомневаясь в том, что сказать вам этому коллективу есть что, совсем не уверен, сможете ли вы это выразить на иврите.
Борис покорно кивнул головой, устремив свой взгляд на портрет премьер-министра Израиля Ицхака Шамира.
– Вот, видите, даже сам премьер министр со мной согласен, – рассмеялся Мартин, перехватив его немигающий взгляд.
– Знаете что, Борис, – невесело усмехнулся он, – я, в принципе, уже нахожусь на заслуженном отдыхе и сегодня я пришёл сюда только для того, чтобы передать вам дела. Но, честно говоря, не знаю, как это сделать. Ведь вся документация, все проектно-изыскательские материалы составлены на иврите. Не могу же я каждое слово переводить на русский язык, да и кто будет это делать, когда вы останетесь в этом кабинете один.
Борис чувствовал себя маленьким зверьком, загнанным в большую клетку. Вроде бы совсем неплохо, корм не надо добывать, его приносят три раза в день, места много, есть где побегать, тем не менее, чего-то всё же не хватает. Умом он понимал, что не достаёт всего навсего какой-то мелочи – знания иврита. Эта мелочь в данной ситуации совершенно правомерно превращалась в фактор, сводящий на нет все его усилия получить работу, которую он был достоин по всем остальным предъявляемым критериям. Однако сердце Бориса, находящееся сегодня в противоречии с его умом и в дисгармонии с формальной логикой, отказывалось принимать противоречия желаемого и действительного. Мартин, по-видимому, догадываясь, что творится в душе его визави, неожиданно предложил некий компромисс:
– Сегодня, Борис, я ради вас остаюсь на работе и буду совершенно бесплатно исполнять свои прежние обязанности. Вы же, уважаемый, будете сидеть возле меня, будете слушать, смотреть, наблюдать, постигать и задавать вопросы. У нас в распоряжении восемь с половиной часов рабочего времени, времени вполне достаточного для такого инженерно грамотного человека как вы, чтобы понять или, возможно, не понять, что происходит в отделе. Согласны?
Борису ничего не оставалось, как в очередной раз, не давая монологу Мартина перейти в диалог, криво улыбнуться и неопределённо пожать плечами. Не успел он прийти в себя, как в кабинет ввалилась целая группа молодых людей, которые оказались архитекторами, составляющими генеральный план строительства нового жилого квартала. Они развернули крупномасштабные карты, что-то оживлённо обсуждая и показывая Мартину. Это стало понятно Борису только тогда, когда после их ухода Мартин объяснил ему, что архитектурное управление выдавало техническое задание отделу для топографической съёмки, необходимое для вертикальной планировки местности. Борис знал, как пользоваться картой крупного масштаба, как делать топографическую съёмку, что такое вертикальная планировка. Единственное, что он не знал, как понять пришедших архитекторов, как понять, что они хотят и как передать это своим подчинённым. Это перечёркивало как всё предыдущее, так и всё последующее. Вслед за архитекторами в кабинет вошли строительные подрядчики, которые добивались разрешения на строительство. О чём идёт речь, Борис не совсем сумел взять в толк даже после перевода Мартина. Речь шла о том, что геодезисты неправильно определили красные линии застройки и получалось, что участки строительства оказались за этой линией, что запрещено законодательством. Взамен строительной геодезии Борис изучал в институте теоретическую и практическую астрономию, небесную механику, физику земли, гравиметрию и теорию фигуры земли. А ведь когда-то друзья уговаривали его перейти с астрогеодезии на прикладную, мотивируя это практической ценностью последней. Сегодня он остро пожалел об этом. Не успел Борис переварить этих визитёров, как кабинет заполнила пышнотелая брюнетка. Она представляла беершевский филиал земельного управления Израиля, занимая там должность юриста. Она высыпала перед Мартином целую кучу каких-то листочков, которые были испещрены таблицами, насквозь заполненные колонками цифр. Она долго и безудержно что-то тараторила на иврите, пока Мартин не развернул перед ней карту, указывая на обозначенные там контуры. Здесь Борис при всём своём желании разобраться что к чему, даже на картографическом материале не понял ровным счётом ничего. Только, когда Мартин объяснил, что перед ним земельнокадастровая карта и что речь шла о парцелляции, т. е. о разделении земельных участков между их владельцами, Борис, осмыслив услышанное, пришёл к выводу, что здесь налицо пробел в его высоком образовании. Земельный кадастр в СССР являлся понятием теоретическим, поскольку там существовали два вида собственности на землю: государственная и колхозная, которая, по сути, тоже находилась в собственности государства. Вследствие того, что частная собственность на землю в стране Советов отсутствовала, необходимости в разделении земель не было, равно как и юридическое и геодезическое её сопровождение.
