— Культура… На страницах шестнадцать и семнадцать проза и поэзия, с иллюстрациями. Полосы укомплектованы и отправлены в набор. На восемнадцатой полосе — беседа, — ответственный секретарь взглянул на заведующую отделом культуры. — Но до сих пор у нас нет фотографии.
Клара Горанская уже держала в руке фотографию и без единого слова пододвинула ее секретарю. Освальд потянулся через стол и проворчал:
— Вы должны были сделать это уже давно. Совершенно напрасно тормозите производственный процесс. Вот Крижан весь в этом — напишет статью, а портрет пусть достает секретарь!
Клара собралась объяснить, почему задержались с фотографией и почему Кароль Крижан не сдал ее вовремя, однако потом передумала — ни к чему повторять всем известные истины. Крижан проделывал такое не впервые, он был неисправим.
Кароль Крижан был ровесником Матуша Прокопа, Даниэля Ивашки и Кати Гдовиновой, они вместе учились на кафедре журналистики и вместе пришли на работу в «Форум». Однако он не отличался таким честолюбием, как они, во всяком случае, оно у него никак не проявлялось. Клара Горанская была убеждена, что Кароль Крижан относится к своим товарищам со снисходительным презрением, и в этом он был похож на нее.
Крижан любил удобства — на работу приходил, когда заблагорассудится, со сдачей материалов всегда запаздывал, а на все упреки и выговоры отвечал скромной улыбкой и недоуменно вскидывал брови. Клара, а за ней и главный редактор пытались перевоспитать Крижана: ругали его, предупреждали, критиковали с глазу на глаз и публично, срезали премии, но Крижану было все едино, он клялся, что исправится, и делал все по-своему. Со временем редакция смирилась: Крижана исправить невозможно.
— Девятнадцатая? — спросил главный и выжидательно посмотрел на Клару Горанскую.
Вместо нее ответил секретарь:
— Рецензия Кати Гдовиновой, две фотографии и заметки с Пражской весны. На двадцатой — две рецензии и иллюстрация с выставки венгерской графики. Страница двадцать первая: заметки и краткие сообщения. Приложение: «Угрожает ли человечеству экологический кризис?» И на последней, двадцать четвертой, полосе — окончание статьи о терроризме на Западе.
Он помолчал и закрыл папку.
Главный редактор страница за страницей представлял себе двадцать шестой номер газеты. В общем, на каждой из них попадались интересные добротные материалы, но чего-то все-таки не хватало, какого-то мятежного духа, чего-то острого, привлекательного для читателя, того, что журналисты называют «перчинкой».
— Номер укомплектован? — спросил он ответственного секретаря.
— Кроме третьей полосы, — напомнил Оскар Освальд.
— Да, да, — кивнул Порубан и положил перед собой репортаж Прокопа. Он подумал о том, что как раз такой статьи в номере и не хватает.
— Я говорил с директором комбината, — сказал он и посмотрел на Прокопа.
— И что он?
— Злится, естественно. Говорит, что во всем виноваты поставщики.
— Я проверю, — сказал Прокоп после минутного раздумья. — В конце концов, это вопрос двух-трех телефонных звонков. Завтра можно материал дополнить.
— Завтра! — взорвался ответственный секретарь. — Вы отдаете себе отчет в том, что существует график работы!
— Черт с ним, с графиком, — раздраженно сказал Прокоп. — Мы тут что, работаем на типографию или типография работает на нас?
— Ну, тихо, тихо! — призвал их к порядку главный. — Надо решить, публикуем ли мы вообще этот репортаж.
Это был его проверенный метод: будучи сам в чем-то уверен, он все-таки хотел это обсудить со всеми. Так создавалось впечатление большей демократичности.
— Для меня вопрос только в том, чтобы не нарушать график, — нервно сказал секретарь. — Я не хочу распространяться на тему, хорош или плох репортаж. У нас есть в резерве материал о «диких» дачах, он, по крайней мере, ничем не хуже материала Прокопа.
Климо Клиштинец наклонился вперед, словно прося этим движением слова и желая подняться.
— Я согласен с ответственным секретарем, — сказал он тихо, — хотя по другим соображениям. Для меня речь идет не о графике, у меня вызывают сомнения некоторые утверждения, содержащиеся в материале. Мы не можем в качестве аргумента высказывать предположение, что комбинат не должен был строиться на Гроне. Не должен был… Мало ли чего не должно было быть! Сейчас речь идет о деле гораздо более важном, чем Грон, чем окружающая среда. Речь идет о химии. Все мы хорошо знаем, какое значение имеет химия для нашей промышленности…
— Да, знаем, — перебил его Прокоп нетерпеливо, и по лицу его было видно, как он пересиливает себя, стараясь говорить спокойно. — Но мы знаем также и то, что комбинат загрязняет реку и дело легко может кончиться экологической катастрофой. Катастрофой! — все-таки взорвался он, но потом продолжал уже более спокойным тоном: — Да и вообще, стоит ли нам сейчас обсуждать вопрос, какое значение имеет химия для нашей промышленности. Это ясно даже моему сыну, который еще в детский сад ходит. Проблема в другом. Спроектировать и построить комбинат в верхнем течении реки — это бессмыслица. Это относится и к Буковой. Когда рождался проект, никто не мог предвидеть, что комбинат погубит реку и до такой ужасной степени. Да, это я могу допустить. Но это не означает, что я согласен с этим. Комбинат в его сегодняшнем состоянии представляет серьезную угрозу. И я обращаю на это внимание, я предупреждаю. Повторить вам все аргументы? Отстойник, гудроновые ямы, недостаток мощностей, высокий план, фильтры, испорченное оборудование. Разве всего этого недостаточно? Я не против химии, я против безответственности!
Клиштинца задело замечание о детском садике.
— Мне кажется, что вы слишком еще молоды для подобных замечаний, — сказал он скрипучим голосом. — Да кто ты такой? По какому праву так разговариваешь?
— Спокойно, товарищи! — вмешался главный редактор. — Давайте по-деловому. Есть ли у кого еще какие-нибудь предложения или замечания?
Мариан Валент, который до сих пор безучастно слушал своих коллег, поднял два пальца правой руки, желая взять слово.
— Вопрос загрязнения окружающей среды — серьезная международная проблема, — начал он так, словно выступал где-нибудь на симпозиуме. — При ЮНЕСКО создана комиссия, которая занимается экологическими вопросами. Уж если и могут прийти к соглашению народы этого разделенного мира, то это как раз по вопросам и проблемам окружающей среды. Должен вам сказать, что правительства большинства стран считают загрязнение воды, воздуха и почвы делом чрезвычайно серьезным. — Он помолчал, вздохнул и продолжал тем же тоном: — Может быть, вы помните… несколько лет назад возле французского побережья потерпел крушение либерийский танкер «Амоко кадиз»? Я тогда был во Франции и случайно оказался в Бретани. Это было в самом начале весны. Бретонцы как раз в это время готовятся собирать устриц. Но вся рыба и все морские животные погибли… Я сам это видел. Весь берег покрылся толстым слоем маслянистой грязи… Ужас какой-то! В море вытекло около трехсот тысяч тонн нефти, вы можете себе это представить? Говорю вам, это ужас! В Дублине взорвался французский танкер «Бетельгейзе», и в море вытекло двести тысяч тонн нефти. У испанского побережья разбился танкер «Андрос Патриа», вылив в море шестьдесят тысяч тонн нефти… Это были экологические катастрофы, ущерб от которых с финансовой точки зрения подсчитать невозможно… И в каждом отдельном случае все газеты и общественность не раз обращали внимание на опасность приближения таких судов к берегам.
И хотя… И хотя я не утверждаю, что этот комбинат представляет для Грона такую же опасность, как вышеназванные корабли… все-таки определенную аналогию здесь можно провести. И я за то, чтобы мы писали об этом. Ну, а если действительно что-нибудь случится?
Завотделами и главный редактор одновременно посмотрели на Климо Клиштинца: тот сидел, казалось, абсолютно спокойно, почти неподвижно, лицо его было ровным и гладким, и лишь губы слегка кривила усмешка.
— Это и в правду весьма прискорбно, — сказал он, когда Валент кончил говорить, — но лично мне это ничего не говорит о ситуации в Буковой. Репортаж Прокопа лишь описывает конкретную ситуацию и, более того, искажает ее. Если бы положение в действительности было таким серьезным, как его описывает автор, руководство комбината, безусловно, занялось бы решением вопроса, а вместе с ним и генеральная дирекция, и министерство, и еще бог знает кто. Это их обязанность. Мы издаем газету не для того, чтобы давать советы директорам и министрам.
