Гасан покивал головой.

– Кандидатура подходящая – хоть на тридцать третий съезд КПСС посылай джигита! Минута-другая в теленовостях будет обеспечена, а большего и не требуется. Но метод, который ты собираешься применить для ликвидации президента, для устранения Буланова использовать не стоит. – Гасан переглянулся с Хоттабом, затем в упор посмотрел на парящего в невесомости сюрреалистического кошмара Геныча: – Завалишь мэра из пистолета, это будет твоим боевым крещением.

– Пробой пера, – добавил некогда «сидевший на культуре» актёр Абдурахман.

– Ты «волыну»-то когда-нибудь держал в руках? – скептически фыркнув, обратился к Генычу Хоттаб.

– Я старший лейтенант запаса, но оружия не прилюбливаю, – откровенно признался Геныч. – На «партизанских» сборах несколько раз палил из «макарова». При моей близорукости и треморе рук – нажил, поднимая штангу, – мой лучший результат на двадцати пяти метрах при трёх патронах в магазине – всего восемнадцать очков.

Чернобородый «эксперт по вооружениям» озабоченно пожевал губу.

– У нас трёхлетние пацаны больше выбивают… Для полной гарантии будешь стрелять в этого… как его… Буланова в упор, с одного-двух метров. Контрольный выстрел обязателен. В магазине будет всего три патрона, так что смотри, студент!

– Говорят, их неверный бог троицу любит, – не по-гамлетовски осклабился принц не датский, но ичкерийский.

– Ты всё понял, Геннадий? – подвел предварительную черту Гасан. – Срок мы тебе даём по февраль включительно. Сейчас октябрь, есть возможность хорошо подготовиться. Продумай всё до мелочей. Пистолет с тремя патронами передадим тебе в начале февраля.

Хоттаб вновь на минутку обнажил ствол.

– Это бесшумный пистолет «ГШ-18». Мэра будешь валить из такой вот «пушки». Отстреляешься – вернёшь «дуру» нам, иначе отправишься догонять Буланова на пути в кромешный ад… Всё понял, русский свин?

– Да вроде всё понятно, – промямлил Геныч.

– Ничего он пока не понял, – объявил Абдурахман. – Он не верит нам ни на грош. Посмотрите на этого идиота: он принимает нас за азеров, грузин или узбеков, притащившихся в Муром торговать апельсинами, виноградом и просяными вениками. Он думает, это розыгрыш, господа!

– Ты, русский, больше так не думай, ладно? – убедительно попросил Хоттаб.

– И правда, Геннадий, что-то ты не очень напуган, как я посмотрю, – разделил сомнения товарищей Гасан. – А мы, повторяю, шутить не любим.

– Да нет, я напуган. – честно признался Геныч. – Но, видимо, недостаточно сильно. Я же говорил, что предвидел такой оборот в своей пока не законченной книге. Поэтому к моменту встречи с реальным кошмаром острота ощущений притупилась.

– Складно излагаешь, лейтенант «старшой», – довольно искренне похвалил Абдурахман, наиболее интеллектуальная составляющая «старика Хоттабыча». Вот так бы гладко и сработал – non verbis, sed rebus.¹⁰

– Rerum novarum¹¹ касаюсь я, – вдругорядь отбрил ичкерийского горе-интеллектуала Геныч. – А неторенная дорожка богата сюрпризами – особенно наша, муромская.

– На муромской дорожке стояли три сосны, – ёрничая, фальшиво и со значением, затянул с ужасающим арабским акцентом Хоттаб, – прощался со мной милый до будущей весны.

– Точно, – подтвердил Гасан. – К началу весны станет ясно, насколько близко ты, Геннадий, будешь от края могилы. – Он вдруг сбросил шутовскую маску, сгрёб Геныча за грудки и рывком притянул к себе. – Отныне ты безрадельно наш. Будешь подчиняться нам беспрекословно – как опидоращенные «дедами» русские солдаты, которые попирают землю гордой и независимой Республики Ичкерия, выполняя безумные приказы очумевших от беспробудного пьянства вороватых прапорщиков и не имеющих чести офицеров. – Гасан выпустил из рук воротник спортивной куртки Геныча, оттолкнул его и демонстративно почистил руки. – За тобой будет установлено постоянное наблюдение – более плотное, чем на ваших обветшалых атомных электростанциях, которые в скором времени одна за другой взлетят на воздух…

Пока Гасан пудрил Генычу мозги. Абдурахман залез в салон «мерседеса» и достал оттуда портативный компьютер.

– Сообщи свои анкетные данные! – потребовал Гасан у попавшего как кур в ощип русского мужика. – И адрес с телефоном не забудь.

Геныч уже продался супостатам со всеми потрохами, поэтому кочевряжиться, как вначале, не рискнул и выложил требуемое – от судьбы не уйдёшь, она и на печи найдет.

Абдурахман занёс данные в компьютер и удовлетворённо прищёлкнул языком.

– Всё? – спросил у него Гасан.

– Всё, – отрапортовал Абдурахман.

– Ну вот, Геннадий, отныне ты в электронном банке данных самого Усамы Бен Ладена, – сообщил Гасан. – Напоследок открою тебе маленький секрет, чтобы ты не задирал нос. Заруби на своем русском носу: не ты реализовал буйные книжные фантазии, а мы реализовали частичку нашего всеохватного плана по ликвидации президента. Не оправдывай собственную трусость, сочиняя байки о какой-то книге, в которой ты якобы предвидел своё ближайшее будущее. Да и какое на хрен будущее? Ни у тебя, ни у твоего народа будущего нет. Да будет тебе известно, патриоты Ичкерии совместно с нашими друзьями их стран Ближнего Востока ещё с осени 1999-го года расставляют по всей России ловчие ямы, западни и капканы на вашего президента. Не обольщайся: ты далеко не первый и не единственный киллер-любитель, завербованный нами для совершения покушения на вашего вожака. Наши люди прочесали уже двадцать три из восьмидесяти восьми российских регионов и завербовали восемьдесят ликвидаторов-дилетантов.

Гасан повернулся к Абдурахману, щёлкнул пальцами.

Абдурахман тоже щёлкнул – клавишами компьютера.

– Ну вот, – с явно слышимой подковырочкой в голосе сообщил он. – Крупников Геннадий занесен в список киллеров-любителей под номером восемьдесят один. Файл не подлежит стиранию и будет уничтожен только после полной утилизации компьютера, – прозрачно намекнул он на печальные Генкины перспективы. – Итак, ты – восемьдесят первый. Запомни свой личный номер, если память от страха не отшибло.

– В России восемьдесят девять субъектов федерации, – ощущающий себя как в наркотическом бреду Геныч понёс совершенную околесицу. – Наверное, вы забыли Чечню.

– Не Чечню, а республику Ичкерию, – напомнил долго молчавший Хоттаб. – Ничего мы не забыли, трусливый русский фашист. Ичкерия не восемьдесят девятая в вашей засаленной колоде, а самая первая и неповторимая. Она сама по себе, а на Россию мы плевать хотели!

– Хотеть – значит мочь, – сказал Геныч.

– Я слышал, из философов и интеллектуалов получаются самые безжалостные киллеры, – поведал Абдурахман. – Мы плевали и плюём, а вы утирались и будете утираться. А когда взлетят на воздух ядерные электростанции, вам и утереться будет нечем.

Гасан успокаивающе огладил плечо провинциального «гамлета», весь монолог которого состоял из одной-единственной фразы: «Кушать подано!».

– Остынь, Абдурахман, иначе киллер № 81 разорвёт выгодный для нас контракт. – А ты, затейник Геннадий, не вешай горделивого носа! Назвался груздем – полезай в кузов, так ведь у вас говорят?.. Да, вот что: обязательно устройся на работу, чтобы меньше привлекать внимания к своей антисоциальной личности, и постарайся быть как все. Мы с тобой свяжемся – это может произойти в любой момент. А сейчас нам пора. До конца года мы должны довести число киллеров-любителей до ста человек – это наша программа-минимум.

Гасан повернулся и пошёл к машине. Абдурахман и Хоттаб последовали за ним.

Синтетический «старик Хоттабыч» погрузился в «мерседес» и на малой скорости повёл машину к выезду на шоссе Муром – Навашино.

Непонятно, как держала четырёхколесного басурманина теряющая последние капли крови и терпения много чего повидавшая на своём веку святая русская земля?