Как и другие биографы Керенского, Арманд включила в текст биографии воспоминания о собственных встречах с товарищем по партии: «Я знала его еще львенком. В 1906 году в Петрограде встречалась с ним только по партийным делам»[75]. Арманд кончила работать над брошюрой 15 сентября, и текст несет отпечаток этого времени. Защита своего вождя от усилившихся нападок «слева» и «справа» – главная задача автора: «Лев ранен… Он ранен клеветой и демагогией. И кто только не пытается теперь лягнуть его». При этом образ Керенского, жертвующего собой ради революции, сакрализуется, автор даже сравнивает политика с Христом: «Быть может он уже на верхней ступени своей алой Голгофы… Придет время, и толпа будет требовать памятников Керенскому. Она сложит про него легенды. Она будет петь о нем песни. Теперь она во власти “первосвященников”… “Распни его!”»[76]

Арманд пылко защищает своего политического избранника от нападок противников, в том числе и от его оппонентов в рядах партии эсеров, которые, по ее мнению, нанесли министру «самый нестерпимый удар». Если другие биографы стремились умножить славу Керенского и придать ей должное политическое оформление, то Арманд прежде всего дает отпор тем, кто ставил под сомнение его авторитет лидера. Она не отрицает ошибок министра, но обосновывает его право их совершать: «А ошибок у Керенского много… Как не быть ошибкам у того, кто знает одно правило поведения: занимать самое трудное место, трудное и внешне, и внутренне?» Вновь возвращается она к этой теме в конце брошюры: «Как не быть большим ошибкам у большого человека, который со страстью отчаяния влюблен в обреченную родину и который бесконечно одинок?»[77]

Портретная зарисовка министра, сделанная Арманд, также должна подтвердить его репутацию пламенного революционера: «Он кипел на работе, он появлялся всюду, где нужно было уладить, успокоить, умиротворить. Бледный, радостно-напряженный, он часто изнемогал от утомления и страстного волнения, и не раз его речь заканчивалась обмороком. Он горит огнем, который светит»[78].

Как видим, среди первых биографов Керенского были талантливые авторы; имена некоторых из них хорошо известны историкам литературы и науки. Арманд, Кирьяков, Леонидов, Тан сами знали Керенского, в биографические очерки они включали фрагменты воспоминаний, приводили слова министра, высказанные в личных беседах. Иногда авторы жизнеописаний лидера цитировали документы, опубликованные и неопубликованные, в том числе материалы, извлеченные из полицейских архивов (Кирьяков, Леонидов). Большинство авторов использовали прессу революционной поры. В качестве иллюстраций к некоторым текстам публиковались фотографии из личного семейного архива Керенского. Наверняка первоначально согласие на это было получено у родных министра, а скорее всего, и у него самого. Некоторые биографы Керенского явно пользовались его доверием и поддержкой.

Большая часть указанных текстов была создана в мае – июне 1917 года, в то время когда Керенский, став военным и морским министром, готовил наступление русской армии. Как мы увидим далее, именно в этот период складывались важнейшие элементы политического культа революционного вождя, и популярные биографии Керенского отражали данный процесс.

Особую активность в создании биографий лидера проявили неонародники – трудовики и, более всего, правые эсеры. В текстах Кирьякова и Арманд нашли отражение внутрипартийные конфликты, в них содержалась критика левых эсеров и даже некоторых «центристов» – тех, которые осуждали Керенского.

В то же время Леонидов и Высоцкий изображают героя своего повествования надпартийным общенациональным лидером, и это влияет на стиль их сочинений.

Биографии Керенского, выпущенные в 1917 году, эмоционально насыщены. Авторы стремились не только обеспечить политическую поддержку лидеру, делая описания его жизни инструментом легитимации, – они желали передать своим читателям необходимую политическую эмоцию. Особенно сильно звучит в этих повествованиях тема влюбленности и любви, взаимной и сильной любви народа и народного вождя; влияние этого чувства, похоже, испытали и некоторые первые биографы Керенского.

Не следует преувеличивать воздействие популярных биографий министра на общественное сознание той поры. Вместе с тем эти тексты представляют немалый интерес для понимания того, как сторонники и союзники Керенского выстраивали его образ. В биографиях нашли отражение некоторые важные особенности политической культуры эпохи революции; эти тексты представляют собой интересный источник для изучения попыток создания образа нового лидера новой страны, выработки новой риторики политической легитимации.

Кирьяков саму дату рождения Керенского считал знаменательной. История революционного движения становилась фоном для описания детства будущего «борца за свободу»:

Место рождения Керенского, Симбирск, для Кирьякова также было значимым – оно влияло на выбор жизненного пути героя его повествования: «Волга несла ребенку не только “песни, подобные стону”, но и вольные песни о любимом народном герое Стеньке Разине, знаменитый утес которого находится как раз около Симбирска»[80]. Читателю давалось понять, что Керенский с детства находился в поле влияния памяти о народных страданиях и великих восстаниях прошлого, укорененной в этих местах, и она уже тогда воздействовала на его мироощущение.

Биография, созданная Кирьяковым, соответствовала канону народнического описания жизни героя революции. Историю взаимной любви Керенского и России он описывал, придавая особое значение месту и времени рождения будущего вождя. Другие же авторы, напротив, не считали нужным много говорить о детстве и юности политика. «Личная жизнь А. Ф. Керенского, как жизнь многих великанов мысли и дела, бедна внешними событиями. Он как будто берег себя для огромного дела, чтобы сжечь всю свою энергию и силу потом, в огне всероссийского пожара. Его биография – биография обыкновенного русского интеллигента», – заявлял одесский жизнеописатель министра[81]. Однако обыкновенность раннего периода жизни Керенского тоже играет здесь пропагандистскую роль – служит для обоснования его особого авторитета: вождь, «великан мысли и дела», первоначально неотличим от других, он один из многих; тем самым подчеркивается его демократизм, его корневая связь с рядовой интеллигенцией, типичным представителем которой он, по мнению автора, является. Лишь в дни великих испытаний можно увидеть величие лидера, который набрал силы, проведя свое детство и юность в «обычной» и «простой» среде.

Кирьяков же, опираясь на свидетельство самого министра, сообщал: «Первые детские воспоминания А. Ф. Керенского – тогда еще шестилетнего ребенка – это, по его словам, смутные воспоминания о тихом ужасе, охватившем Симбирск, когда там узнали о казни сына местного директора народных училищ, студента Александра Ильича Ульянова (родного брата нашего “пломбированного” Н. Ленина) за участие его в попытке последних народовольцев казнить… царя Александра III…»[82]. (Нельзя тут не вспомнить стандартные советские жизнеописания Ленина, непременно упоминавшие о судьбе Александра Ульянова как о решающем моменте, определившем дальнейшую жизнь вождя.)