Несколько часов спустя она добралась до моста, по которому ведущая на север дорога пересекала реку. Рядом находился кабак, все еще открытый, в котором были какие-то люди. Линде даже показалось, что она видела машины, принадлежащие кому-то из ее друзей, хороших друзей, которых она знала многие годы. Все болело, она ощущала голод, усталость, замерла, была вся в ушибах и царапинах от форсирования заборов и кустов. Она могла укрыться на стоянке, подождать кого-либо, обратиться за помощью, быть может, попросить подвезти к явке…
Нет, нет, нет, сказала она сама себе. Опять же, ее вводные были категоричны — держаться подальше от кого бы то ни было — независимо от того, насколько близкими и доверенными были эти люди. Неохотно, едва не плача от боли, страха и усталости, она двинулась за таверну по полузамерзшей, доходящей до лодыжек грязи, стараясь держаться в тени. Она направилась по грязи к реке и обнаружила тропинку, ведущую к мосту. Под мостом она обнаружила нескольких бомжей, ютившихся там под одеялами рядом с разожженным в бочке огнем, распивая водку и употребляя какие-то отбросы из кабака. Линда подумала, что могла бы получить от них что-либо, чтобы суметь побороть голод и холод. Она могла бы воспользоваться пистолетом, дабы купить за него еду или пригрозить, если не получиться. Но она двинулась прочь, держась подальше от бомжей и тропинку по берегу реки, дабы не выдать своего присутствия. Бросить даже эти жалкие ошметки цивилизации оказалось для нее самым тяжелым решением из тех, что ей когда-либо доводилось принимать.
Но, укрывшись в тени, она услышала за спиной вой сирены. Две полицейских машины с включенными мигалками подъехали к кабаку. Если бы она задержалась там даже на пять минут, она бы попала в ловушку. Если бы она поговорила с бомжами, их бы потом допросили, и они, несомненно, рассказали бы о ней. Что бы это значило, подумала она? Да то, что те, кто давал ей такие вводные, точно знали, о чем говорили!
К этому моменту над горизонтом замаячил рассвет. Линда достигла явочной точки. Это была небольшая грунтовая стоянка рядом с рекой у еще одного моста, ведущего с севера на юг, где располагалось нечто вроде лодочной станции. Когда-то здесь было нечто вроде палаточного лагеря, в котором занимающиеся лодочным спортом могли переночевать, но отсутствие средств и злоупотребления наркоторговцев и бомжей привели его в запустение. От десятка кемпингов остался лишь один стол. Это была первая явка.
Земля была каменистой и ощутимо промерзшей, но рядом было много деревьев и растительности. Нужно было найти хорошее укрытие и ждать. Где-то в светлое время суток прибудет контактное лицо, и нужно будет дать о себе знать. Ей предстояло провести здесь как минимум день, а то и ночь. Конечно, подумала она, кричать и плакать не имело смысла. Конечно, молилась она, агентурная сеть получила сведения об убийстве на базе. Конечно, умоляла она, ее контакт поймет, что она сбежала и доберется сюда этим утром.
Но время шло, и никто не показался. Слезы текли по ее щекам, губы дрожали от страха и холода. Никого. Она никогда не ощущала себя настолько одинокой и беспомощной.
Солнце взошло. Она находилась менее чем в километра от моста и шоссе — и, поскольку она могла видеть машины, оттуда могли увидеть и ее — у Линды не осталось выбора, кроме как перебраться дальше в лес, заползти в обнаруженный там темный грязный овраг, и ждать. Река была всего в нескольких метрах, но она не могла рисковать сползать за водой в дневное время. Хуже того, у шоссе на юге появился торговец с кофе и булками, продававший свои товары работникам, прибывающим на склад металлолома и деревообрабатывающий завод на южной стороне шоссе. Даже в своей норе Линда могла ощутить запах выпечки и крепкого черного кофе. Утро для нее всегда начиналось с блинов с вареньем, фруктами, сыром или сливками с кофе, и теперь пустота в желудке начала переходить в тупую нудную боль.
Это невозможно, мрачно подумала она. Она отрабатывала все процедуры, запоминала все директивы, продумывала каждый шаг многие годы, и все это время полагала, что в случае чего сможет сделать все это. Но, проведя менее двенадцати часов в бегах, она сомневалась, что выдержит еще двенадцать часов. Куратор говорил, что на то, чтобы активировать сеть, могло уйти до нескольких дней, а затем контакт должен был решить, было ли достаточно безопасно связываться с ней. В любом случае, фактически, эта процедура занимала несколько дней — Линда не могла бросаться к первому же увиденному человеку, а должна была подождать и понаблюдать, был ли этот тот, кто нужен. Спать тоже было невозможно — каждый звук, каждая машина, каждый голос был потенциальной опасностью.
Из своей норы она могла видеть кемпинг и стоянку. Появились несколько бомжей, принявшихся обшаривать мусорные баки. К ошеломляющему шоку, вскоре после появления бомжей их скрутили и увезли появившиеся милиционеры. Милиционеры были совсем рядом, но не видели ее, накинувшись на тех, кто выглядел подозрительно. Взяв бомжей, милиционеры бегло осмотрели окрестности, проверяя кусты и деревья на предмет присутствия кого-либо. Они раздвигали и приминали кусты, достаточно крупные, чтобы за ними кто-либо мог спрятаться, дубинками, ища признаки чьего-либо присутствия. Затем они исчезли так же внезапно, как и появились.
Все безнадежно, подумала Линда. Контакт никогда не осмелиться появиться рядом. Куратор предупреждал ее о том, что может произойти. В конце концов, голод, одиночество, ощущение безысходности, усталость и страх могут заставить ее сделать какую-либо глупость, после которой ее поймают и все будет кончено.
Она укрылась так, как только могла, тихо рыдая про себя и опасаясь, что окажется даже чуть-чуть заметна. Начался дождь, пошедший крупным ледяными каплями. Вскоре он сменился мокрым снегом. Ей никогда в жизни не было так холодно, и она подумала, что так вскоре умрет от переохлаждения. Когда стемнело, она нашла в себе достаточно храбрости, чтобы употребить немного грязного мокрого снега ради воды и тщательно соорудила себе некое подобие гнезда из листьев и веток, что помогло ей найти силы, дабы решиться пережить эту ночь. Но все было безнадежно и бесполезно. Убийство своих во всем мире заставляло полицейских действовать лишь более решительно, чтобы найти убийцу.
Она начала ждать, вскоре начав надеясь, что милиция найдет ее. Даже групповое анальное изнасилование, которому ее подвергнут милиционеры в тюремной камере МСБ было гораздо лучше, чем смерть от обморожения.
Аэрокосмический центр высоких оружейных технологий, авиабаза Эллиот, Гроум Лэйк, Невада, рано следующим утром
— Генерал Сиварек, генерал Смолий, дамы и господа, — сказал появившийся на видеоэкране в режиме конференции бригадный генерал Патрик Маклэнэхан. — Я генерал Патрик Маклэнэхан, и моя задача дать вам специальные вводные по предстоящим учениям. Этот инструктаж секретен. Наши помещения защищены от прослушивания, а видеоконференция осуществляется через изолированную сеть. — В инструктажной с Маклэнэханом присутствовали американские летчики, а в конференц-зале на авиабазе Неллис — участвующие в учениях летчики из Украины и Турции.
Патрик нажал на кнопку на беспроводном пульте управления, и на экране появился первый слайд сделанной в PowerPoint презентации.
— Как вы уже знаете, несекретная часть наших учений состоит в совместных учениях с Соединенными Штатами как части совместных учений в рамках НАТО в Неваде. Секретной частью является проверка ваших возможностей по ведению боевых действий в воздухе и ваше ознакомление с некоторыми технологиями, предназначенными для НАТО. Это первая из шести совместных операций, которые мы проведем, чтобы посмотреть, насколько хорошо мы сможем координировать действия наших самолетов.
— Мы много раз работали с самолетами AWACS, генерал, — отметил Сиварек.
— Как и мы, — добавил Смолий. — И с русскими, и с НАТО-вскими. — Эта его попытка показать превосходство над Сивареком продолжалась с тех пор, как они встретились. Пока все проходило дружески, почти по-мальчишески.
