Потому что отпускать ее душу он не собирался.

Владыка Бездны, как и ожидалось, о случившемся узнал почти без промедления. Даже если он днями и ночами следил за постепенно растущим из кристаллической снежинки миром, ему ничто не мешало наблюдать изредка за Илиссой или отправлять к ней своих наблюдателей, незримых для всех, включая его жену. И то, что минутой ранее принесла ощипанная птичка с полуразложившейся грудной клеткой, обрекло несчастное существо на мгновенную смерть. Пепел еще не успел осыпаться на покрытый пылью и исхоженный камень, коим был выложен пол, а Хэдес уже чертил руну переноса, намереваясь пообщаться с супругой. Женщина могла делать что угодно, но не связывать себя новыми узами брака с каким-то непонятным ему самому типом. Однако выразить Илиссе свое мнение на тему ее действий у Первородного не получилось. Во-первых, потому что руна перенесла его не к супруге, а к входу в особняк, что выглядело странным: может, Владыка Бездны и был способен на ошибку, как и любое существо, но уж в простейшем заклинании, отработанном до автоматизма, осечки бы не совершил. А во-вторых, потому что миновать ворота не получалось: проклятая охранная система, распознавшая в нем не приглашенного гостя, нехило попортила ему резерв, выкачав разом половину сил. Недоуменно вглядываясь в мерцающую неплотную завесу малинового цвета, разгадать плетение которой так просто было абсолютно невозможно – видел он такую магию впервые – Хэдес отпустил в ее адрес несколько нелицеприятных слов и исчез.

Стоило попытаться увидеться с Илиссой, когда она уснет. Не приглашение же выпрашивать у ее новоиспеченного мужа: что-то Владыке Бездны подсказывало, что дозволения войти в их дом он не получит. А потому приходилось пользоваться обходными путями. В конце концов, он имеет право на свидание с собственной супругой.

Только даже астральной проекцией в ее сон проникнуть не удалось.

Подобная защита даже для того, кто был изрядно осведомлен о магии иных миров, оказалась в новинку. Тем более, будь он простым человеком или нелюдем со средним уровнем дара, смог бы списать все на элементарное неумение работать с глубокими слоями печати. Но когда выше него стоит лишь Трехликая, и неподвластны – в теории точно – лишь убийства божеств, сложно принять, что существует недоступная его пониманию и не желающая сдаваться ему магия. Это вызывало злость. Да что там – это пробуждало какую-то первобытную ярость, даже бешенство, сравнимые, наверное, лишь с теми, что обуревали Хэдеса в момент, когда его супругу хотели увести стражи Цитадели.

Точки кипения мужчина достиг спустя два с небольшим месяца, когда ни одна из попыток взломать охранную систему особняка не увенчалась успехом, а поймать Илиссу вне стен ее нового дома не удалось: либо в эту минуту занят был он – работа над новым миром не терпела длительных перерывов, либо она днями не выходила на улицу дальше сада. Причин такому затворничеству Владыка Бездны не знал, но мог поклясться, что если это насильственная мера со стороны владельцев особняка, умирать они будут долго и мучительно.

Однако правда выглядела намного прозаичнее: беременность, о которой не догадывался Хэдес, зато уже знали все родственники Неиса, включая самого мужчину, протекала сложно.

К радости Илиссы, все вокруг воспринимали это как должное – человек, носящий под сердцем дитя фаэррэ-ин, определенно бы испытывал неудобства, поскольку вынужден был отдавать все излишне сильному существу. В ее утробе рос первородный, но суть от этого менялась слабо. Вечная усталость, скачки настроения, отсутствие сил для полноценной работы и даже прогулок, сопровождали любую будущую мать, чей малыш превосходил ее по дару. О том, как она будет объяснять мужу и родственникам, почему новорожденный абсолютно не похож на них, Илисса предпочитала не думать. По крайней мере, сейчас. Главное, что хотя бы это дитя она сумеет вырастить сама, увидит его первые шаги, услышит первые слова, сможет прижать к груди, и излить ту любовь, что не досталась Эрвигу.

Ей очень хотелось верить, что сможет.

Сидя в беседке, куда служанка минуту назад принесла чай и сладости, Илисса листала книгу, изнывая от безделья. Возможность предоставить другим ухаживать за ней, знакомая еще по старым временам, конечно, была приятной, но тогда все же существовало немало занятий, в которые женщина могла окунуться с головой. Теперь основная их часть отсекалась из-за отсутствия у нее дара, а другая – из-за проклятой беременности, осложнившейся тем же самым. Хотя нет. Дотронувшись рукой до округлившегося живота, пока еще лишь слабо угадывающегося в просторных платьях, Илисса слабо улыбнулась. Эту беременность даже при всех ее неприятных симптомах она бы не стала отменять, будь у нее подобная возможность. Еще одно напоминание о том, кого любила. Еще одна причина жить.

Звякнувшая ложка, лежащая на блюдце, привлекла внимание женщины. Необычному вокруг себя она привыкла не удивляться, но прыгающие самостоятельно без каких-либо предпосылок к этому предметы в список обыденных явлений не входили. Сверля взглядом дребезжащий столовый прибор, перемещающийся по небольшому блюдцу, Илисса отметила краем глаза колыхание остатков чая в чашке и нахмурилась. До этого ее, признаться, как-то покачивало и потряхивало, но с учетом того, что такие симптомы для утра в последние месяцы вошли в норму, она не обращала на оные внимания. Как оказалось, сегодня чудил отнюдь не организм. А мир.

Отложив от себя абсолютно неинтересный роман, женщина встала на ноги, придерживаясь за витое ограждение беседки, сделала несколько шагов за ее пределы, ощущая, как трава щекочет обнаженные щиколотки, и заметила странную оживленность у входа в особняк: слуги сновали туда-сюда, о чем-то друг с другом переговариваясь. Илисса решилась дойти до них и узнать, в чем причина такого волнения, но замерла на полпути.

А потом реальность поглотило нечто.

Перед глазами просто промелькнул цветной вихрь, словно кто-то скомкал картинку и бросил на крутящийся в бешенном темпе барабан. Уши заложило, будто все звуки разом пропали, кроме гулкого биения ее собственного сердца, отдающегося в висках. Губы пересохли и слиплись, а ноги внезапно стали ватными, подкосившись в один миг. Удар коленями о землю женщина даже не ощутила, сгибаясь пополам и прижимая руки к животу, где что-то скрутилось в тугой узел. Не было боли, но это чувство приятным она бы не назвала.

Закончилось все так же быстро, как и началось.

Вернулось зрение, осязание, слух. Живот перестало тянуть, ноги даже соглашались поднять их обладательницу в вертикальное положение. Но когда Илисса отвела взгляд от травы под собой, поднимая голову и оборачиваясь туда, где был особняк, она побледнела еще сильнее.

Вокруг не было ничего. Ни высокого двухэтажного здания, ни раскидистых деревьев, ни пышных клумб с золотисто-бордовыми цветами, ни фонтанов. Исчез витой высокий забор, видневшиеся за ним домики, густой старый лес, которым пугали детей вечерами. Лишь серая земля и такое же безжизненное небо, встречающиеся где-то за горизонтом. И круглый участок, покрытый все еще зеленой травой, на котором стояла ничего не понимающая женщина, скрестившая руки на животе, словно желая защитить еще не рожденное дитя. Не знающая, что оно само защитило мать, накрыв куполом в момент энергетического всплеска.

Доведенный до льющегося через край сумасшествия Хэдес не признавал полумер. И если он выпускал свою злость, то делал это с размахом. Чтобы тот, против кого она была направлена, уяснил все с первого раза, а не требовал еще с десяток уточнений. Действовало безотказно, хотя бы потому, что мертвые не склонны переспрашивать.

Если Владыка Бездны не мог увидеться с супругой из-за какой-то защитной системы, вместо деликатного стука в дверь он предпочитал снести эту дверь вместе с защитой. Правда, локально бы это сделать не вышло, и пришлось уничтожить весь особняк. Усугубилось все лишь тем, что класс наложенной охранной печати оказался столь высоким, что требовалось задействовать не только свою энергию, но и чужую, позаимствовав половину из сосудов, находящихся в Альянсе. Работать с таким объемом ресурсов Хэдесу еще не доводилось, а потому выход силы из-под контроля оказался ожидаемым.