Покорно склоняя голову перед супругом, которому не имела прав перечить, Мария Александровна позволила тяжелому вздоху сорваться с ее губ.
Оставалось лишь молиться о том, что хотя бы одна принцесса придется сыну по душе.
***
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, апрель, 12.
Слушая речь брата, вызванного сразу после занятий с Борисом Николаевичем Чичериным, преподававшим государственное право, Николай беспрестанно переставлял шахматные фигурки на отполированной до блеска доске, и точно так же перемещались в его голове кусочки мозаики, все никак не желающей сложиться в единую картину. Полученное вчера письмо, долженствовавшее стать ответом на большинство его вопросов, прояснило немногое, и отнюдь не успокоило — скорее заставило построить еще несколько новых теорий и переосмыслить старые.
— Мари… Мария Элимовна, — поправился Великий князь, — весь вечер того дня провела подле государыни, сразу после дежурства отправившись к себе. О беседе с княжной Голицыной ни с кем не говорила. Почему тебе так важно было это узнать?
— Катрин сказала, что mademoiselle Мещерская отрекомендовала ей Гостиный Двор, — задумчиво произнес Николай, оставляя ладью на крайней черной клетке. — Их беседа имела место быть днем, а следующим утром Катрин отправилась на прогулку. Злоумышленник знал, что она будет именно там, иначе бы с той женщиной она столкнулась не напротив Казанского собора.
— Ты не берешь во внимание случайность этой встречи?
— Нет, — цесаревич стиснул зубы, — как бы мне того ни хотелось, но все было спланировано. Не пойми меня превратно, Саша, — он обернулся к брату, и тот поразился безграничной усталости, затопившей синие глаза, — я не желаю обвинить mademoiselle Мещерскую или кого-либо еще: я только лишь стараюсь понять, кого еще удалось привлечь тому человеку.
— Но если Мария Элимовна и вправду непричастна, то как?..
— Беседа ведь не была конфиденциальной?
Александр пожал плечами: об этом он не спрашивал, но более чем был уверен, что подле матери в тот момент находились и другие фрейлины, а у них, как известно, не только языки длинные, но и слух тем лучше, чем меньше чужие речи касаются непосредственно их. Во дворце вообще сложно хоть какую-то информацию утаить, и уж тем более ту, что звучит в женском кругу.
— Мне необходимо точно знать, кто из фрейлин присутствовал у Императрицы в тот момент, и кто из них отлучался из дворца.
— Возможно, стоит побеседовать с mademoiselle Жуковской? Она обычно в курсе всего, что происходит в штате государыни. Или с mademoiselle Бобринской.
— Пожалуй, — кивнул цесаревич; на лице его проступила едва заметная улыбка. — Хотя, если там находилась mademoiselle Ланская, все вопросы исчезают в момент.
Обвинить вот так с ходу неприятную и ему, и Катерине фрейлину матери он не желал, но в том, что она вполне могла приложить свою хорошенькую ручку к происшествию, сомнений не было. Осмелилась ли бы она связаться с кем-то, кто мог пойти даже на убийство неугодной ей барышни, он не знал, и долгое время надеялся, что для m-lle Ланской еще осталось что-то святое, но чем больше неприятностей случалось вокруг Катерины, тем больше подозрений падало именно на нее. Вряд ли еще кто из придворных испытывал столь же сильную неприязнь к Катерине, а то, что некто из близкого окружения имел связь с людьми князя Трубецкого, сомневаться не приходилось.
Появившийся на пороге кабинета слуга доложил о прибытии графа Перовского, и Николай тут же обернулся к брату:
— Спрячься. — В ответ на недоуменный взгляд, он добавил: — Потом объяснюсь, сейчас просто уйди за портьеру.
Дождавшись, пока Великий князь со свойственной ему неуклюжестью скроется за тяжелой шторой в самом конце кабинета, цесаревич вернул свое внимание все еще ожидающему приказаний слуге и бросил короткое «Проси». Он и не предполагал, что уже полдень, однако встретил явившегося точно ко времени назначенной аудиенции графа легким кивком и указал на пару кресел у низкого столика. От его внимательного взгляда не укрылось то, как припадал на левую ногу тот. Хоть и силился он как можно меньше опираться на трость, с которой не расставался, а пальцы все же с усилием сжимали резной набалдашник в виде головы грифона, глазами которому служили старательно ограненные агаты. Усаживаясь в обитое сапфирового цвета штофом кресло, после чего его действия повторил и Сергей Васильевич, Николай участливо осведомился:
— Все ли хорошо с Вами, Ваше высокородие? В нашу последнюю встречу Вы не хромали.
Рука, лежащая на изогнутом подлокотнике, напряглась; идеально ровная спина окаменела, но ненадолго — с новым выдохом граф послал благодарный взгляд Наследнику престола.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Высочество — всего лишь несчастный случай. Видите ли, мой дядюшка, Лев Николаевич, страстный любитель охоты, и намедни устраивал выезд. Отказать ему я не смел, поэтому присоединился к развлечению. Лошадь пришлось взять незнакомую, она, по всей видимости, испугалась выстрела и понесла. Я, увы, умениями держаться в седле не одарен сверх меры, и тому доказательством стало неудачное падение. Нога в стремени запуталась — чудо, что под копыта не попала. Медик указал на вывих, настоял на покое.
— Стало быть, я вызвал Вас в не самое подходящее время — приношу свои извинения, Ваше высокородие, — цесаревич склонил голову в знак признания за собой вины, но на деле скрывая то, как невольно сузились в гневе его глаза. Еще вечером того дня доверенное лицо донесло о том, что находящийся под наблюдением граф вернулся в Алексеевское в сопровождении доктора, и до сегодняшнего утра не покидал поместья. Стало быть, никакой охоты он не посещал. Помимо того, Лев Николаевич все дни находился в Петербурге.
— Мне уже значительно лучше, Ваше Высочество, — отозвался молодой граф, — и я не имею сомнений в том, что причины, по которым Вы вызвали меня, не терпят отлагательств.
— Вы правы, Ваше высокородие, — вновь возвращая своему визитеру твердый, но ничего не выражающий взгляд, Николай краем глаза отметил, что длинная фигурная стрелка указала на пять минут первого. Стараясь как можно более неторопливо вести беседу, он помедлил, прежде чем продолжить. — Я хотел обсудить с Вами несколько вопросов. Один из них касается Ваших матримониальных планов в отношении старшей княжны Голицыной.
На сей раз удивление во взгляде молодого графа не было наигранным, а напряженно дернувшаяся рука едва не выпустила трость не от испуга, а скорее от неожиданности.
— Вы уже занялись этим вопросом? Право, не стоило, Ваше Высочество, я… — он было собирался рассыпаться в благодарностях, но затих, стоило ему взглянуть на Наследника престола.
— К сожалению, мне нечем Вас порадовать: как мне стало известно, княжна Голицына обручена со старшим сыном недавно умершего барона фон Стокмара, известного при дворе королевы Виктории.
Ошеломленное лицо графа выглядело почти правдоподобно, если бы не какое-то странное ожидание в глубине светлых глаз. Он знал. Стараясь держать себя в руках и продолжая цепко следить за реакцией своего собеседника, Николай продолжил:
— По всей видимости, барышня не слишком грезила о Вашем браке, раз так скоро дала согласие на помолвку: обручение состоялось еще в декабре.
Казалось, удивляться сильнее уже попросту некуда, однако и без того шокированный граф задохнулся от свалившейся на него новости. Об этом ему, похоже, не доложили, и в голове цесаревича постепенно составлялась приблизительная картинка происходящего. По крайней мере, если ему не солгали в донесении, это действительно имело определенный смысл.
— Но она… — мужчина как-то неловко развел руками, даже не обращая внимания на то, что оставшаяся без поддержки трость упала на пол с глухим стуком, — … она писала мне в Рождество. И ни словом не обмолвилась.
— Вероятно, она не желала, чтобы Вы узнали об этом раньше времени, — голос Николая стал холоднее. — Кто мог предположить, какие действия Вы предпримете.
