— Ее Величество просит меня вернуться ко Двору.

Она даже не проговорила — прошелестела. Но этого было достаточно, чтобы ее услышали все, находящиеся в гостиной. Эллен, ахнув, выпорхнула из-за инструмента и кинулась к подруге на шею, обнимая так, что, похоже, доктора стоило бы пригласить. Елизавета Христофоровна только тепло улыбнулась, тут же заводя разговор о том, что надобно проверить платья и, наверное, стоит взять что-то у Эллен — не в траурном же туалете ехать, а все наряды самой Катерины большей частью были розданы слугам, потому как сама княжна не могла на них смотреть — слишком многое они в себе хранили. Оставив все эти хлопоты на деятельную графиню, вмиг нашедшую отдушину среди однообразных дней, Катерина, под предлогом прогулки, покинула усадьбу, держа путь на кладбище — радостная новость напомнила о том, что завтра ей уже не навестить могилу жениха.

Приглушенно-лавандовое платье, не изукрашенное излишне, чтобы не дать забыть о том, что траур еще не завершен, но все же светлое и чистое, под стать святому празднику, было взято из гардероба младшей графини Шуваловой и вручено Катерине с настоянием надеть завтра, поскольку в дорогу выбирались более практичные расцветки и ткани, а вечером, по приезду, ей вряд ли выпадет предстать перед Императрицей. Пообещавшись исполнить все в точности, княжна дождалась, пока слуга погрузит ее вещи; Эллен, вышедшая проводить подругу, что-то щебетала о предстоящем браковенчании, что было решено провести после Великой Пасхи, но Катерина едва ли ее слушала — отстраненно кивая, она лишь краем сознания поняла, что Эллен не поедет с ней и до самого дня свадьбы будет находиться в Семеновском, однако венчаться, милостью государыни, непременно станет в Петербурге.

Все это казалось таким незначительным, таким глупым: ум занимало лишь возвращение ко Двору и грядущая за ним неизвестность.

Теперь, стоя у клетки с голубями, которых традиционно в каждое Благовещенье выпускали из окон дворца после торжественной литургии, она ожидала выхода Императрицы и как-то отстраненно, словно бы уже неверяще, надеялась, что молитва облегчит душу. В светлый праздник не следовало грустить.

— Катрин? — от звуков удивленного голоса, раздавшегося за ее спиной, неровного, пальцы невольно сжались на золоченых прутьях. Дыхание перехватило — момент этой встречи Катерина желала оттянуть как можно сильнее: она даже надеялась, что он уже и не наступит — цесаревичу надлежало отправиться в путешествие по Европе ближе к лету. Было глупо ожидать того, но все же хотелось бы, чтобы он уехал раньше означенной даты. Размеренным счетом до четырех удалось слегка привести в порядок мысли и чувства; пальцы разжались, выпуская холодные прутья, плечи расправились, испуг растворился, сменяясь учтивой вежливостью на лишенном румянца лице. Медленно обернувшись к вошедшему, Катерина пересеклась с ним взглядом, тут же опуская голову и склоняясь в привычном реверансе.

— Вы все же вернулись? Я рад Вас видеть! — сдержавшийся от того, чтобы броситься к замершей перед ним княжне, Николай быстрым шагом приблизился к ней, с улыбкой жадно всматриваясь в давно не виденные черты и желая вновь увидеть яркую зелень глаз, что сейчас были старательно отведены в сторону. Напоминая себе о приличиях, что надлежало соблюдать, даже если здесь они были одни, цесаревич боролся с порывом коснуться сжавшихся на плотных юбках рук или дотронуться до ставших еще более тонкими запястий.

Три шага, разделяющих их, казались какой-то страшной пропастью: почтение и отстраненность, властвующие над Катериной, вызывали недоумение — словно бы не было той теплоты и расположения, и перед ним стояла одна из новых фрейлин матери. Впрочем, те барышни за маской вежливости скрывали желание пополнить список царских фавориток.

— Ее Величество была крайне великодушна, позволив мне и дальше исполнять свои обязанности, — все так же отводя взгляд, дала она ответ. Нахмурившись, Николай сжал руки в кулаки, не до конца осознавая, что вызывает эти эмоции: бесстрастность княжны или причины, поспособствовавшие тому.

— Вы не желали возвращаться ко двору?

Вздрогнув, Катерина все же вскинула голову: неожиданный вопрос, словно бы ее душа была прочитана за доли секунды, застал врасплох. И после того, что успел увидеть в ее глазах цесаревич, было бы неразумно лгать. Но с губ все равно сорвалось фальшивое:

— Не знаю, чем вызвала у Вас подобные предположения, Ваше Высочество.

Стиснув зубы, Николай шумно выдохнул и, все же не выдержав, сжал ладонями плечи стоящей перед ним фрейлины, испуганно замершей под этим пытливым взглядом, пронзающим и пригвождающим к месту. Не способная пошевелиться, она лишь смотрела на исказившиеся черты лица Наследника престола и пыталась понять причины его гнева. Или же…

— Вы не умеете лгать, Катрин, — уведомил ее цесаревич, делая глубокий вдох и чуть ослабляя хватку, но не отпуская.

Зеленые глаза, ошеломленно расширившиеся, с минуту, кажется, даже не моргали: только смотрели с затаенной тоской. А после княжна все так же привычно склонила голову, то ли признавая вину, то ли просто не вынеся мучительного зрительного диалога. Никто ничего не говорил, не зная, что сказать; лишь только горячие ладони оставляли ожоги на руках даже сквозь плотную ткань, вызывая дрожь, не укрывшуюся даже от Николая. Тот намеревался было что-то сказать, когда отворились двери, ведущие в будуар Ее Величества.

Мария Александровна, закончившая с утренним туалетом и успевшая заметить сцену между сыном и своей фрейлиной, никоим образом не стала оную комментировать, полагая, что при желании ей расскажут, а допытываться не было нужды.

Ладони цесаревича тут же соскользнули с женских плеч; развернувшись, тот направился к матери, дабы поприветствовать ее. Почувствовавшая свободу не столько от хватки, сколько от проницательного взгляда, Катерина испустила облегченный выдох и вновь обратила свое внимание на белоснежные перья за золочеными решетками. Даже эти птицы сейчас казались ей свободнее и счастливее, нежели она сама.

— Никса, я знаю, что тебе небезразлична mademoiselle Голицына, — тихо, чтобы ее не услышала фрейлина, произнесла государыня, и, не раскрывая своего утверждения, продолжила, — я буду благодарна, если ты поддержишь ее сейчас.

У нее и в мыслях не было влиять на чувства и мысли сына, но боле она действительно никому не могла доверить Катерину: ни одного родного человека в России, занятая приготовлениями к свадьбе подруга, покинувшая двор. А с цесаревичем ее все же связывала теплая и искренняя дружба; и, даже понимая, что со стороны самой княжны здесь имеют место быть и сердечные привязанности, Мария Александровна осмелилась на рискованный шаг.

Николай заверил мать в том, что исполнит ее поручение со всей ответственностью, прося не тревожиться понапрасну. Улыбнувшись ему, государыня окликнула свою фрейлину: время. Ее покойный свекр не прощал опозданий к утренней службе ни семье, ни слугам, и даже после его смерти сохранилось опасение вызвать немилость Николая Павловича, казалось, незримо наблюдающего за теми, кому он оставил Империю.

Но если царская фамилия ощущала присутствие покойных Императора и Императрицы, Катерине, беззвучно вторящей церковному хору и слабой рукой осеняющей себя крестом, чудился в расплывающихся пред глазами образах лик погибшего жениха, с печальной улыбкой смотрящего на нее и что-то желающего сказать. Молитва, столь желанная ее сердцу, не исцеляла, но окутывала прохладным облаком, словно бы отсекая от всего мирского. В какой-то момент промелькнула даже мысль, что она бы вечно так преклоняла колени и обращалась к Господу, не помня о том, что существует за пределами наполненного ароматом ладана и сгорающих свечей зала, не чувствуя сожалений и горя, вверяя свою жизнь и веру Творцу.

Взмывшая в небо пара белых голубей превращалась в едва видимые белые точки, расположившиеся рядом друг с другом. Помнящие тепло и мягкость птичьего пера руки сжали маленький золотой крестик; цесаревич, стоящий рядом и краем глаза наблюдающий за умиротворением на лице княжны, едва заметно улыбнулся.