– Помнится, ты о папеньке когда-то хотела больше узнать, – зашел издалека старый князь, вертя в руках натертый до блеска медальон. Дождавшись согласного кивка, он прочистил горло, нарочно медля со следующей фразой – требовалось захватить все внимание племянницы, а потому не стоило спешить.
Катерина, предчувствующая непростую беседу, только едва смяла пальцами плотную юбку. Каждый вздох и каждое движение сейчас ей казались шагами по натянутому над пропастью канату – она не имела права оступиться. Не теперь, когда все слишком далеко зашло, и до удачи или поражения — лишь несколько дней, а может, и недель. Когда от того, насколько верно она поведет себя сегодня, зависит, как скоро удастся избавиться от тяготящей ее роли. Как скоро испарится страх за тех, чьи жизни стали ей важнее собственной.
– Полагаю, сейчас ты готова узнать правду, – наконец, прервал свое молчание Борис Петрович, а внутри Катерины все натянулось до предела, и даже воздух в легких, кажется, застыл. Взгляд зеленых глаз, направленный на перебирающего в пальцах витую цепочку старого князя, был обманчиво-послушен, но на дне зарождалось нетерпение. И страх. – Ты помнишь день, когда твой папенька потребовал отказаться от шифра государыни? Он не желал, чтобы ты оказалась при Дворе, чья нравственная сдержка после смерти Николая Павловича исчезла. Забылся этикет. Он боялся за тебя. Боялся, что ты окажешься в золотой клетке и повторишь судьбу нескольких женщин твоей семьи.
– О чем Вы, дядюшка?
– Юные барышни слишком уж грезят придворной должностью, не понимая, чем она опасна. Они очарованы блеском и красотой открывающихся возможностей, забывая о том, что не все фрейлины удачно выходят замуж. Эта история не вышла за пределы дворцовых стен, но была хорошо известна нескольким людям. То был не слух — чистая правда, – старый князь говорил медленно, словно бы воспоминания причиняли ему боль; впрочем, возможно, так оно и было. – Император с юности отличался пылкой натурой, и даже брак его не изменил: о его фаворитках говорил весь Петербург, тем более после смерти его отца – все волю почуяли. Каждая знала, что эта связь – кратка и ничем не окончится, но почти каждая надеялась на чудо. Особенно если государь становился первой девичьей любовью. Для одной из них все закончилось трагично: твоя тетушка, Ольга Петровна, не вняла ничьим увещеваниям, отдавшись сердцу.
– Какая тетушка? – не своим голосом спросила Катерина, во все глаза глядя на дядюшку, как-то тяжело вздохнувшего и отведшего взгляд.
Она не слишком хорошо знала родственников по матери, а по отцу их было слишком много, чтобы упомнить всех, но ранее о связи кого-либо с царской семьей ей слышать не приходилось. Разве что о дедушке Александре, что был другом покойного Императора, но в том не существовало никакой тайны, да и вряд ли это могло стать поводом для драмы.
– Младшая сестра твоей маменьки, родившаяся спустя полтора года после нее. Она оставалась в деревне – твоя бабушка желала оградить ее от столичной жизни, и потому о ее рождении почти никто не знал. Когда твои родители венчались, Ольга находилась там же, в Тобольске, на попечении родственников. Я просил Марту не вызывать сестру в Петербург, но она возжелала видеть ее подле себя, после того, как родилась ты. Ей было сложно управляться с детьми, а на все предложения взять няньку, она отмахивалась: мол, зачем чужого человека искать, если есть родная кровь. Твоя маменька до сих пор не простила себе того решения: возможно, оно стало роковым. Хотя всего можно было бы избежать, если бы Ольга не приглянулась Императору: у него только родился сын-наследник, и все надеялись, что это станет точкой для монарших амуров на стороне. Увы. Не исполнилось цесаревичу и месяца, как Император увлекся увиденной лишь единожды на четверге у Елены Павловны барышней – твоей тетушкой. Ему было двадцать шесть, ей – лишь шестнадцать, и она была прекраснейшим созданием, ищущим сказки. Государь же искал лишь отвлечения от супруги. Очарованная царем Ольга расцвела: она им бредила, старалась любыми правдами и неправдами свидеться с ним, чему, впрочем, и сам Император потворствовал некоторое время. А потом все закончилось, как и для многих до нее.
Борис Петрович отпил из пузатой чашки уже остывший чай, сделав паузу в своем рассказе. Катерина, догадывающаяся о том, что это еще не вся история, и ее ждет что-то страшное, не решалась даже вздохнуть лишний раз.
– Он просто сменил ее на одну из фрейлин Императрицы, что повергло Ольгу в тоску. Она неделями не покидала спальни, отказывалась от еды и питья и наивно ждала, когда все переменится обратно. Твой батюшка, будучи сердечно привязанным не только к твоей маменьке, но и к ее сестре, не стерпел оскорбления и потребовал от государя сатисфакции, вызвав того на дуэль. Однако она не состоялась — Император отклонил вызов, пользуясь своим высоким положением. Узнавшая о том Ольга, которой передали слова Императора, сказанные им в беседе с твоим батюшкой, понадеявшимся уладить дело миром, решила расстаться с жизнью, не вынеся позора и отчаяния. Она утопилась спустя несколько дней. А через полгода у Марты родилась дочь, которую нарекли в честь твоей тетушки.
– Что сказал Его Величество? – с трудом нашла в себе силы задать вопрос Катерина. Борис Петрович поджал губы:
– Что это было лишь случайной связью, и он ничего ей не обещал. Он даже в ее смерти не раскаялся – словно бы каждая барышня после его адюльтеров должна с жизнью расставаться. Да и что ожидать от человека, в ком текла кровь тех, кто привлекал ко двору дам для особых услуг под видом свиты Императрицы?
Презрительно поджав губы, Остроженский прервался ненадолго, чтобы раскурить трубку. Гостиная заполнилась тонким ароматом табака, но Катерина его почти не чувствовала – только лишь в носу чуть засвербело, но все внимание уже заняли ожившие перед глазами лица, и прочее едва ли имело место быть.
– Папенька так и не простил Императора?
– Считаешь, он заслуживал прощения? – пронзил недобрым взглядом племянницу старый князь. Та лишь тяжело вздохнула, покачав головой. Дядюшка не мог простить государю смерть своей сестры — в этом, безусловно, был резон, и все же.., она не могла этого принять. Что бы ни было в прошлом — потонуло в пепле воспоминаний, да и кого винить в чувствах юной девушки? Можно ли судить сердце?
– Если на нем и лежит вина, то Бог ему судья.
– И остальных членов царской фамилии ты предашь лишь Божьему суду? Ты слишком мягкосердечна. Твой батюшка имел неоспоримые основания ненавидеть Императора и всю его семью: почти полвека назад по Петербургу ходил слух об увлечении Великого князя одной из фрейлин его сестры Анны. Михаилу Павловичу шел всего семнадцатый год, и он был в том возрасте, когда женского внимания не только ищут, но и находят. Младший сын императорской четы, он был хорош собой, образован, обаятелен, и не скован брачными обязательствами, в отличие от старших братьев. Немудрено, что его амурные похождения не скрывались и давали любой барышне повод надеяться на большее, нежели короткая интрижка.
Вопреки необходимости четко следить за каждым словом дядюшки и стараться не упустить возможности повернуть любую фразу – в нужное русло, Катерина и сама не заметила, как увлеклась историей, что разворачивалась перед ее глазами. Что греха таить – она питала слабость к преданиям прошлого, особенно, когда они не были выдумкой. Хотя, кто б за то поручился?
Кому как ни ей знать, сколь сильно любят при Дворе преувеличивать действительность, и то, что обсуждалось как громкий роман, на деле едва ли было парой принятых знаков внимания. Живое воображение рисовало статного юношу, не похожего на своего отца, но взявшего лучшее от матери, что делало его привлекательным не только со стороны титула, но и внешне в глазах дам. Юношу, что не готовился к престолу, но был воспитан и образован не хуже старших братьев, один из которых однажды должен был принять власть. Юношу, по случаю рождения которого Император заложил отдельный дворец, как единственному порфирородному царскому сыну. Юношу, которого любили все, и который отвечал окружающим тем же.
