Цесаревич наблюдал за тем, как черты матери словно бы стали острее, холоднее, будто бы её куда сильнее взволновали не слухи, а решение её фрейлины оставить службу. Не временно – совсем. И возвращенный шифр тому доказательство.
Хотя он знал обо всем с уверенностью еще раньше: в момент, когда она обернулась с этой немой просьбой простить и отпустить во взгляде, прежде чем единственный раз позволить им обоим не скрывать чувств.
Когда он вернется в Россию, среди десятков женских лиц он не найдет того, которое бы желал видеть подле себя ежеминутно. И, даже если они случайно столкнутся на придворном балу, который граф Шувалов будет обязан посетить с супругой, едва ли им будет суждено обменяться чем-то кроме бездушных официальных почтительных жестов.
Крышечка бархатной коробочки с глухим щелчком захлопнулась, скрывая бриллиантовый вензель. Взгляд матери, который Николай поймал на себе, был переполнен чем-то необъяснимо странным, но одного в нем не существовало точно – упрека.
В груди разлились облегчение и благодарность за веру.
Комментарий к Глава восьмая. Не возвращайся, если сможешь
* М.Ю.Лермонтов, “Валерик”
** У.Шекспир, сонет 23
========== Глава девятая. Раны заживают, но рубцы остаются ==========
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1864, октябрь, 9.
Впервые столица предстала перед ней такой, какой её видели иностранные послы – сбивающей с ног своим промозглым ветром, забирающимся под полы короткого редингота и за высокий стоячий воротник, окрашивающей все строения Невского проспекта в дождливые оттенки, заставляющей думать, утро сейчас или день. Быть может, лишь гости из Туманного Альбиона не сочли Петербург излишне тоскливым в час, когда солнце надежно заслонено густыми тучами, но они не жаловали Россию, а потому появлялись здесь нечасто.
Столь разительный контраст восприятия стал для Катерины, принимающей помощь Дмитрия, чтобы покинуть душное нутро кареты, неприятным открытием – до сего момента она ни разу не видела столицу в таких… отсутствующих красках. Зябко дернув плечами, когда в спину ударил новый порыв ветра, она, силясь не выдать собственного замешательства, проследовала за женихом, ведущим её ко входу в особняк, принадлежащий кузине Елизаветы Христофоровны – вместо того, чтобы отправиться в Семёновское, где наверняка имелись шпионы князя Остроженского, было решено привезти невесту в место, о котором тому не известно. Или, по крайней мере, о котором подумают не сразу.
Если кроме Глафиры никто в Карлсруэ за Катериной больше не следил, это лишняя мера предосторожности, но уверенности уже давно не было ни в чем; Дмитрий предпочитал сделать лишний шаг в сторону, но не пасть в зыбучую трясину, когда конечная цель уже перед ним.
Один слуга принял у господ верхнюю одежду, другой пригласил следовать в гостиную, где их уже дожидалась хозяйка – невысокая полноватая женщина с густыми волосами пшеничного цвета, уложенными косой вокруг головы, в домашнем платье из желтого шелка. С Анной Михайловной, княгиней Васильчиковой, Катерина виделась впервые – она едва ли вообще знала родственников жениха, и, пожалуй, не думала, что столь скоро удостоится знакомства с ними. Однако судьба распорядилась иначе.
– Тетушка, – Дмитрий, взявший на себя инициативу, почтительно поприветствовал княгиню, просиявшую, стоило ей завидеть племянника. – Спасибо, что согласились принять нас. Позвольте представить Вам княжну Голицыну, Екатерину Алексеевну, мою невесту.
Пребывающая в каких-то смешанных чувствах Катерина при этих словах с оставшимся незамеченным промедлением сделала быстрый книксен. Она едва ли вслушивалась в слова жениха – с самого утра её донимали мысли о предстоящей затее, и она не могла найти в себе силы отвлечься на что-либо извне. Как сохранять спокойствие те несколько часов, что Дмитрий будет отсутствовать, она и вовсе не представляла. Она было попросилась участвовать в задуманной авантюре, но получила твердый отказ – и даже не потому, что это было риском для нее, а потому, что её присутствие бы порушило все. Дмитрий мог замаскироваться и заменить кучера, а Катерине же роли бы не нашлось. Потому ей оставалось лишь готовиться пребывать весь сегодняшний день в неведении. Жених, возможно, надеялся, что она сумеет занять себя приятной беседой, но это было напрасно.
Анна Михайловна обвела заинтересованным взглядом из-за маленького аккуратного пенсне, в котором до того разбирала корреспонденцию, Катерину, что опустила глаза, прежде чем все же улыбнуться и кивнуть:
– Наконец-то мне посчастливилось увидеть твою очаровательную невесту, Митенька.
Черты лица Дмитрия на доли секунды исказились неудовольствием.
– Тетушка, я же просил оставить это детское прозвище.
Княгиня на это только рассмеялась и, взяв за руку Катерину, потянула ту за собой к маленьким пуфам, поставленным возле стеклянного кофейного столика. Остановившись в паре шагов от них, она обернулась и беспечным тоном бросила через плечо:
– Можешь не тревожиться за невесту – мы прекрасно проведем время.
Между строк повисло «Можешь идти». Дмитрий на это только хмыкнул – другого от тетушки он и не ожидал. Она всегда была крайне… своеобразной натурой. Однако ей можно было доверять более чем полностью – Катерина с ней действительно будет в безопасности; по крайней мере, если не попытается сбежать. Напряженно сцепив руки в замок, он еще с полминуты наблюдал за невестой, что приняла приглашение и опустилась напротив хозяйки особняка, тут же настойчивым звоном колокольчика затребовавшей сюда прислугу, чтобы распорядиться о подаче чая и сладостей. Впрочем, он мог хоть целый час изучать эту картину – едва ли бы нашел новое решение.
Резко развернувшись как раз в момент, когда двери распахнулись, впуская вызванную служанку, Дмитрий уверенным спешным шагом покинул гостиную, а спустя пару минут – и дом.
Княгиня Васильчикова в действительности предприняла попытку занять гостью беседой, но на вопросы о свадьбе Катерина отвечала довольно односложно, хоть и понимала, что это может поставить под вопрос её желание венчаться с Дмитрием, а о службе при Дворе и вовсе не хотела распространяться, поэтому ей осталось лишь внимать новостям, коими с ней охотно делилась Анна Михайловна, узнавшая, что Катерина не была в России больше месяца. По большей части все они носили характер сплетен, мало чем отличающихся от тех, что гуляли при Дворе – даже императорскую фамилию затрагивали с такой же частотой: по крайней мере, о помолвке Наследника Престола и датской принцессы княгиня Васильчикова говорила с большой охотой едва ли не меньше получаса. Как выяснилось, во всей России (а уж тем более в столице) последний месяц это было самой обсуждаемой темой.
Впрочем, оно и неудивительно – народ возлагал большие надежды на цесаревича, да и его невеста пришлась всем по вкусу. Даже то, что она не являлась немкой, сыграло в какой-то мере ей на руку, хоть и некоторые не понимали, что им ждать от Дании – все же, до сего момента с Романовыми роднились преимущественно Дома Германии.
Так и не успевшая выведать подробностей от самого цесаревича о его помолвке, Катерина сейчас искусно создавала иллюзию интереса к этой новости, в действительности понимая, что едва ли что ценное сможет услышать. Тем более что теперь для нее это не значит ровным счетом ничего – вряд ли она когда столкнется с принцессой: разве что на каком придворном балу, если Дмитрию придется оный посетить. К чему возводить заново сожженные мосты?
– … вызвать на дуэль Наследника Престола?
От возмущенного голоса Анны Михайловны такая идеальная маска вежливого интереса треснула, сменившись вспышкой испуга. Вздрогнув, Катерина, уловившая лишь окончание фразы, подавила в себе волну дурноты.
– Простите?
Княгиня, заметив недоумение на лице собеседницы, вздохнула и повторила:
– Я говорила о том, что нужно совсем потерять рассудок, чтобы вызвать на дуэль самого Наследника Престола. N’est-ce pas?
Ей не послышалось. Слова «дуэль» и «Наследник Престола» действительно соседствовали в одном предложении. Катерина ощутила, как внутри начинает зарождаться паника. Сглотнув густой комок, она уточнила:
