– Блестящий план покушения на Наследника Престола, – в том же тоне оценил Николай, так и не разомкнувший объятий, а потому имеющий возможность лицезреть ее лицо в опасной близости. Все еще не утратившее остатки румянца, облепленное влажными вьющимися прядями, отпечатавшееся в памяти столь четко, что, казалось, и спустя десятилетия будет видеть как сейчас эти пронзительно-зеленые глаза, нарочито сведенные к переносице брови и синеющие губы, к которым невольно опускался взгляд. Напряженные пальцы едва ощутимо сжались на худых плечах.

Катерина резко отвернулась, чтобы в следующую минуту звонко чихнуть, прикрываясь свободной ладонью.

– … которому не суждено быть исполненным из-за банальной простуды, – закончил цесаревич, смеясь и вставая на ноги, одновременно с этим вынуждая подняться и княжну.

– Не смейте сомневаться, это мне не помешает, – уверила она его, еще раз чихнув.

– Верю, – кивнул Николай, расстегивая одной рукой мундирный полукафтан и мягко выводя Катерину на берег, – но попрошу все же отложить расправу до момента, когда мы окажемся во дворце и Вы отогреетесь.

Теплая плотная ткань легла на ее плечи, края заботливо сомкнулись чужими-родными руками где-то на груди. Катерина волевым усилием заставила себя поднять голову, чтобы посмотреть Николаю в глаза. И отойти на несколько шагов.

Стоило как можно скорее вернуться. И лучше бы – в Царское.

Где нет этой иллюзии свободы.

Обратная дорога, поднимающаяся в гору, через парк в Фермерский дворец показалась Катерине бесконечной, однако предложение остановиться в Морской караулке, находящейся здесь же, у побережья, чтобы обсушиться, она отклонила, аргументируя тем, что Великий князь и Мари Мещерская уже наверняка их потеряли. Николай, правда, тут же парировал тем, что им явно сейчас не до скуки и не до мыслей о них, но Катерина настояла на немедленном возвращении, ссылаясь на сильную усталость. Все говорило о том, что она желала как можно скорее оказаться в безопасности и просто избавиться от его общества.

Николай уже был не рад, что затеял эту игру – минуты счастливого смеха и легкости быстро сменились уже привычным отчуждением, которое он все чаще замечал за Катериной. Что было тому виной – та проклятая история с гибелью ее жениха, или же все сильнее оплетающие их нити неопределенности и неизбежности – он не мог понять. И как вернуть тот хрупкий и недолгий момент ясности в их отношениях – не знал.

Но отчаянно желал.

– Вы решили устроить ранние купания? – осведомился Великий князь, оглядывая брата и княжну, вошедших в гостиную.

Мария, сидевшая за маленьким фортепиано, даже прекратила игру, которой скрашивала их тихий вечер, и обернулась, чтобы изумленно округлить глаза – наблюдать Наследника престола в таком виде ей еще не доводилось и вряд ли когда-либо доведется.

– Катрин страстно желала испытать воду, не слушая моих предостережений, – с излишне невинным видом объяснился цесаревич, за что заслужил полный наигранного возмущения взгляд своей спутницы.

– Ах вот как, – медленно проговорила она, явно намереваясь что-то сказать, но ее опередил Александр, явно не поверивший брату:

– И не менее страстно желала утопить тебя?

– Вы невероятно прозорливы, Ваше Высочество, – подтвердила его предположение Катерина. – Прошу меня простить – я вынуждена ненадолго отлучиться, – привычно склонившись в быстром книксене, она выскользнула из гостиной. Мария Мещерская, оставив фортепиано, последовала за ней, объяснив это тем, что желает помочь подруге сменить платье – словно бы служанок здесь не существовало.

Лишь только когда дверь во второй раз тихо закрылась, Николай, пристально смотревший барышням вслед (хотя, если говорить начистоту, одной-единственной барышне, что стремительно сбежала, даже не вернув ему мундир), повернулся к брату, почему-то наблюдающему за ним с крайним весельем. Догадываясь, какие мысли посещали его голову – Великий князь был застенчив в обществе, но отнюдь не тих и скучен по натуре – цесаревич поднял руки, демонстрируя полную капитуляцию.

– Клянусь, что не сотворил ничего предосудительного.

– Если ты внимаешь моему давнему совету, то вторую его часть, похоже, ты пропустил мимо ушей, – недоверчиво хмыкнул Александр, – так от тебя все дамы разбегутся.

– Думаю, с тем, что все хорошенькие барышни достаются Алексею, я смирюсь, – заверил его Николай, опускаясь в кресло и бросая взгляд на черно-белые костяные таблички, уложенные кучкой: по всей видимости, здесь и вправду без них не скучали. Впрочем, иного он и не ожидал.

– Если бы так старательно не создавал свой образ холодной рыбы, возможно, был бы намного успешнее.

– К чему мне это, если жениться придется не по сердцу, а по долгу? – покрутив в пальцах отнятое у Катерины кольцо, пожал плечами цесаревич и наконец встретился глазами с братом. – А вот тебе стоит оставить свою скромность, иначе mademoiselle Мещерская окажется обручена раньше, чем догадается о твоей симпатии к ней.

Александр Александрович вспыхнул: то, что Николай догадался обо всем, его не удивляло – да и если бы не догадался, он сам бы вскоре рассказал. Привыкнув делиться с братом каждой случайной мыслью, воспринимающий его как свою неотъемлемую часть, он не имел намерения скрывать свой интерес в Мари. Однако и спокойно говорить об этом тоже не мог: в отличие от Николая, который в равной степени беззаботно шутил на тему собственных чувств и серьезно обсуждал их, когда дело доходило до его сердечных переживаний, а не вопроса любви в целом, к Александру Александровичу возвращалась природная робость, перекрывающая его излишнюю эмоциональность.

– Она пока об этом даже не помышляет, – с явным облегчением в голосе отозвался Великий князь, чем заслужил легкую улыбку со стороны брата – тот в который раз задумался, что при необходимости будет всеми силами отодвигать момент его женитьбы. Либо же найдет способ устраивать ему встречи с дамой сердца. Цесаревичу претили адюльтеры, но счастье Саши было во сто крат дороже.

– Фрейлине Императрицы сложно остаться незамеченной, тем более что она часто появляется на балах и вечерах с mademoiselle Жуковской, а вокруг той всегда немало кавалеров. Ей даже Литвинов не так давно интересовался.

Великий князь на это удивленно округлил глаза, силясь понять, не шутил ли брат.

– Николай Павлович? Да ему ж четвертый десяток пошел, – представить помощника своего воспитателя рядом с юной фрейлиной матери он не мог, хоть и относился к тому с теплом.

– Судя по тому, как беззастенчиво mademoiselle Жуковская флиртует с каждым своим кавалером, ему не на что надеяться.

– А я полагала, что обсуждать чужие романы свойственно только скучающим фрейлинам, – цокнув языком, протянула вошедшая в гостиную Катерина, успевшая уловить последние фразы диалога. Она переменила платье на домашнее, из плотной ткани и с высоким воротником, успела переплести волосы (наверняка не без помощи Марии, стоящей за её левым плечом) и держала в руках мундирный полукафтан, по всей видимости, намереваясь его вернуть законному владельцу.

Цесаревич, моментально обернувшийся на звук её голоса, поймал в зеленых глазах насмешку; губы его сложились в ответную саркастичную улыбку:

– И подслушивать чужие разговоры – тоже.

– Для приватных бесед следует запирать двери и говорить шепотом, – словно прописную истину сообщила ему Катерина, вместе с Марией проходя к диванчику.

– Боюсь, это лишь подогреет аппетит к чужим беседам и вызовет скорую смерть от любопытства. Не хотелось бы брать грех на душу.

– Вы хотите сказать, что я питаю страсть к подслушиванию? – зеленые глаза сузились.

Николай изобразил искреннее удивление.

– Помилуйте, Катрин, мы ведь говорили о фрейлинах.

– Так значит, сплетничали, – подвела итог она, с трудом сдерживая улыбку. Сидящая рядом Мария, понимающе переглянувшись с Великим князем, прикладывала те же усилия, дабы сохранить серьезность.

– Каюсь, не без греха, – повторив жест, что ранее адресовал брату, цесаревич признал поражение; глаза его смеялись. Катерина все же отпустила самообладание прочь, позволяя себе улыбнуться, и с немой благодарностью протянула ему мундир: