Катерина, которой владели те же мысли, вздрогнула, но силилась не показать своей тревоги: улыбнувшись, она сделала несколько коротких шагов к цесаревичу.
– В следующий раз Вы нанесете визит Царскому Селу уже со своей невестой.
Действительно, в какой-то мере – в последний. Так, как они стоят здесь сегодня, им уже не стоять. Свободными. Пусть даже иллюзорно.
Потому что осенью под свинцовым небом Петербурга прозвучат пушечные залпы, возвещающие о помолвке Наследника Российского Престола с принцессой одного из Европейских Домов. Зимой он вернется уже совсем в ином статусе, и наверняка вскоре при Дворе начнут формировать малый фрейлинский штат, который будет принадлежать уже новой цесаревне. Быть может, ближе к весне принцесса сменит веру и имя, а после хор Большой церкви запоет ликующие песнопения. Впрочем, еще задолго до того её собственный статус сменится после вопроса святого отца в приходском храме.
Вновь свидятся они уже совсем другими.
Бескрайняя водная гладь, раскинувшаяся перед ними, должна была успокаивать своим безмолвием и совершенством, что не тревожил даже едва проскальзывающий ветерок. Но, казалось, отчего-то пропускающее удары сердце не могло найти покоя ни в чем и только пуще сжималось в каком-то бессознательном страхе. Край бального платья покрылся пылью, ощущающейся даже в мягких туфлях, до обрыва осталось не более полутора шагов, но Катерина едва ли понимала это. Сильнее стягивая края шарфа, наброшенного на открытые плечи, но скорее по привычке, нежели потому, что действительно было зябко, а от воды в ночи – сыро, она тихо выдохнула.
Минуты утекали одна за другой, и до боли в горле хотелось кричать, молить, чтобы небо на востоке не разгоралось красками нового дня.
Но судьба была безжалостна.
Комментарий к Глава восемнадцатая. Шлейф бесследно тающих мгновений
**ведьмой за глаза называли принцессу Терезию, супругу герцога Ольденбургского.
///
Автор честно старался, но все же до конца второй части осталась еще одна опять-слишком-большая глава. Последняя без особого действия и напряжения. Я ничуть не забыла о не-атмосферной составляющей истории. Но для чего последние три спокойных главы, станет понятно ближе к финалу всей истории.
========== Глава девятнадцатая. Неизбежность предстоящих расставаний ==========
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.
© М.Ю.Лермонтов
Российская Империя, Петергоф, год 1864, июнь, 10.
Сколь опрометчивым было согласие присоединиться к цесаревичу и Великим князьям, вознамерившимся нанести визит в Сергиевку, Катерина осознала лишь пару суток спустя. В первый день ничто беды не предвещало, да и второй, в который было решено посетить Знаменское, где жила Александра Петровна, тоже едва ли предполагал какие-то изменения в планах ровно до вечера, когда Владимир Александрович с графом Перовским отбыл обратно в Царское. Возможно, даже просто реши Николай остаться в Сергиевке до утра, как предполагалось, это никак не встревожило бы Катерину, но он вдруг упросил графа Перовского до его отъезда о визите в Александрию. Без свиты. И в целом без лишних глаз – только с братом. Почему граф дал разрешение, Катерина не знала – ей об этом донесли уже позже, когда закладывался экипаж (беседа была приватной), но бессознательно поняла, что это будет самая сложная пара дней, потому что её присутствие и присутствие Мари Мещерской, как выяснилось, тоже подразумевалось.
Хотя, возможно, об этом Перовский не знал – в конце концов, он присматривал только за императорскими детьми, а не за фрейлинами, до которых никому дела не было. Пока они не переходили известные границы.
Потому, делая вид, что короткое путешествие крайне её утомило, Катерина прикрыла глаза и пыталась дремать в полутьме кареты, пока Александр Александрович, вдохновленный и почти окрыленный внезапной возможностью побыть наедине с братом, что-то оживленно тому рассказывал, а сидящая напротив них Мари Мещерская листала какой-то роман. От Сергиевки до Александрии было едва ли более часа пути, пусть даже лошади неспешно шли рысцой, и все это время Катерина питала надежду, что о ней забудут думать хотя бы до утра. А там, быть может, она бы нашла, куда ускользнуть.
Александрия совершенно не воспринималась царской резиденцией – что Фермерский дворец, в котором обычно останавливались Великие князья, что Коттедж, принадлежавший покойному Николаю Павловичу. Двухэтажное белое здание, лишенное какой-либо вычурной отделки фасада, и разве что привлекающее своей архитектурой с эркерами-фонариками, расписанными под солому острыми крышами в духе неоготики, как и все строения, составляющие единый ансамбль. Ранее не имевшая возможности даже представить себе эту летнюю резиденцию, Катерина в первый миг изумленно замерла на усыпанной камнем дорожке, ведущей из Собственного сада Императрицы ко входу восточного фасада. Пройди она мимо, не зная, в чьих владениях находится, скорее всего решила бы, что это особняк какого-то аристократа. Все здесь дышало простотой, уютом, и разве что размеры парка, выполненного в английском стиле, словно в противовес помпезному французскому Петергофу, говорили, что Александрия принадлежит императорской семье.
Цесаревич беспокойно окликнул ее, и княжна вздрогнула; оцепенение сошло и она торопливо продолжила путь. Великий князь, сопровождающий Мари Мещерскую, уже находился во дворце, и потому сейчас тишину парка ничто не нарушало.
– Вам дурно?
Катерина покачала головой, даже сумев улыбнуться уголком тонких губ.
– Напротив, – поравнявшись с цесаревичем, ожидающим ее на террасе, она дождалась, пока перед ней будет распахнута узкая дверь, но помедлила, прежде чем войти внутрь. – Почему Вы решили остановиться здесь?
Он с минуту смотрел в ее задумчивое лицо, словно бы пытался понять, действительно ли ее тревожит этот вопрос, или же сие – лишь мимолетный интерес. И как много он может сейчас рассказать о своих истинных намерениях и желаниях, потворствуя которым, просил у Алексея Борисовича возможности провести здесь несколько дней в компании брата, отказавшись от присутствия большей части своей свиты. Решение «выкрасть» из Сергиевки еще и Катерину, было в некотором роде минутной слабостью.
Отпустив удерживаемую дверь, позволяя ей мягко закрыться, Николай подошел к балясинам, ограждающим террасу.
– До моего отъезда – двое суток, – медленно произнес он, словно пробуя каждое слово и сомневаясь в его уместности. – Мне бы хотелось запомнить не только родные места, но и то, что спустя какое-то время станет мне навсегда недоступно, – обернувшись к жадно ловящей его откровения Катерине, он закончил, глядя ей прямо в глаза, – ощущение свободы.
Она тяжело сглотнула, невольно обхватывая себя руками – холодный ветер с Финского залива, налетающий порывами, вызывал озноб по телу.
– Вы говорите о своей судьбе, как о каторге.
Сказала и сама ужаснулась, каким хриплым оказался голос. И сколько горечи промелькнуло в усмешке цесаревича в ответ на эту фразу.
– Составите мне компанию? – мысль пришла так внезапно, что Николай резко оттолкнулся от перил и приблизился к Катерине, не сразу понявшей, о чем он.
На запястье сомкнулись теплые пальцы, вынуждая последовать за спешно спускающимся по лестнице цесаревичем, даже не ставшим дожидаться ответа. Все еще недоумевающая княжна не стала протестовать, однако желала получить хоть какие-то объяснения. И не дождалась ни единого слова – весь путь, проделанный мимо капеллы и спуском через бескрайний парк, больше похожий на редкий лесок, прошел в полном молчании, и только загадочная улыбка на лице Николая, которую она могла видеть, слегка повернув голову, говорила, что он подталкивает её к личному осознанию чего-то.
Неспроста.
Мурашки под плотной тканью платья с длинным рукавом стали еще более отчетливыми, когда порывы холодного ветра усилились, но зрелище, открывшееся её взгляду, заставляло забыть о всяком неудобстве. Потому что оно не могло не восхищать, не вызывать внутреннего трепета, не заставлять влюбляться секунда за секундой все сильнее.
