Он так и уснул в кресле, выронив из рук брошюру «Хороший ли у вашего ребенка сон?». Надеюсь, что у нашего ребенка будет такой же хороший сон, как у его отца…
Разумеется, в полку об этом знают уже все. Едва я появилась в клубе, как Ярмила Копцова искренне меня пожалела:
— Мужчины такие безалаберные существа! Я вот своему мужу сказала: «До тех пор пока не обзаведемся хорошей мебелью и «фиатом» новой модели, чтобы мне не было стыдно ездить с ребенком к родителям, об этом даже не заикайся!» Что же ты теперь будешь делать, бедняжка?
— А что тут особенного? — засмеялась жена командира полка. — Мы, например, одно время жили на границе, так туда даже летом машина не могла проехать… Наш старший сын, Зденек, родился перед рождеством. По моим подсчетам это должно было случиться на рождество, и мы с мужем запланировали поехать на праздник к нашим, с тем чтобы я там и осталась. Однако Зденек ждать не захотел. Тогда солдаты хорошо застелили сани, но подобраться к самому дому, стоявшему высоко на склоне горы, из-за огромных сугробов не смогли. Вот мне и пришлось съезжать к ним на лыжах… И все-таки наш мальчик рос там, в горах, крепким и здоровым. А как он плакал, когда мы переехали в город! Привык к солдатам, лошадям, собакам… Детям ведь не нужна ни модная мебель, ни машина. Да и матерям, пожалуй, тоже…
Не только жена командира полка, но и все жены старших офицеров стали относиться ко мне очень внимательно. У меня даже возникло чувство, что они лишь теперь приняли меня в свой круг. Мы с Ярмилой здесь самые младшие. Некоторые из этих женщин уже, наверное, объездили со своими мужьями и детьми всю республику, а мы с Яном преодолевали пока что первый этап наших странствий. Но я бы хотела остаться здесь навсегда. Мне нравится этот маленький старый город, где все люди знают друг друга и при встрече здороваются, и здешняя природа мне нравится, хотя это суровый и безлюдный край, особенно сейчас, зимой: заснеженные леса тянутся до самой границы. Однако именно в этом суровом краю мои отношения с окружающей природой и людьми стали по-настоящему гармоничными, да и сама с собой я уже не конфликтую. И потом, раньше я думала, что самым счастливым периодом в жизни женщины является время, когда она влюблена. А теперь я убедилась, что самое лучшее время — это когда ждешь ребенка.
По мне еще ничего не заметно. Тошнота прошла, чувствую я себя здоровой, как никогда, и тем не менее меня постоянно окружают заботой и вниманием. Сначала я все же опасалась, что Лацо с Верой выскажут недовольство по поводу предстоящего пополнения: мол, пустили их в свою квартиру, а они вдобавок крикливого грудного ребенка принесли. Мысленно я уже не меньше тысячи раз попросила у них прощения. Однако все обернулось иначе.
— Это и наш ребенок! — заявила Вера и начала действовать.
Она распределила обязанности по дому и принялась энергично закупать распашонки, пеленки, ползунки, будто для собственного ребенка. «Дядя Лацо» — именно так величали мы теперь нашего Лацо — тоже примчался с подарком: со школьной сумкой, украшенной разноцветными стеклышками.
— Время пролетит незаметно. Не успеешь оглянуться, как уже в школу пора, — объяснил он несколько меланхолично.
Наверное, это внимание меня бы избаловало, если бы не страстное желание быть кому-нибудь полезной, такое страстное, как никогда ранее. Дома мне теперь все помогают и особенно делать нечего, к учебе душа не лежит, и меня тянет к людям, в коллектив.
Я пришла в Дом пионеров как раз тогда, когда там возникла неразрешимая проблема. Катаясь на лыжах, сломал ногу директор, перелом оказался сложным, так что ему предстояло отлежать в больнице месяца два-три. И вот администрация безуспешно искала человека, который бы смог временно заменить директора.
— Слушай, Янка, а не взяться ли тебе за это дело? — неожиданно повернулась ко мне Вера.
Внутри у меня все оборвалось — такая работа! Не знаю, откуда взялась смелость, но я проговорила:
— Если вы думаете, что я справлюсь…
Ян, разумеется, начал протестовать. Однако на этот раз я не уступила, и Вера поддержала меня. Я заявила, что молода и здорова и не хочу, чтобы ко мне относились как к мимозе. На каждом шагу я встречаю женщин в положении, и все они работают. Вон моя парикмахерша Милушка стоит ежедневно по восемь часов в жаре, исходящей от электросушилок, среди раздражающих запахов красителей, лаков и духов…
Застав ее в парикмахерской после своего возвращения, я очень удивилась:
— Как, вы еще не уехали в Брно, Милушка?
Летом ее частенько поджидал темноволосый четарж. До службы в армии он работал в Брно инженером-механиком. Свадьбу они планировали на рождество. Милушка прямо цвела от счастья, и я радовалась за нее. Это красивая, милая и добрая девушка.
— Вы ничего не знаете? — прошептала она. — Он оказался женатым. Признался только тогда, когда узнал, что я в положении. Но я его так любила, что, наверное, простила бы все. Случается же, что женатый человек влюбится, потеряет голову. Однако он начал меня просить, чтобы я не губила ему жизнь и ничего не сообщала его жене. Он будто бы не любит ее, но благодарен ей за свое положение… Он работает в каком-то научно-исследовательском институте, а директор института не кто иной, как его свекор… Так вот мой бывший возлюбленный живет в доме свекра, получил от него машину в подарок на свадьбу… Мне даже сделалось страшно, когда я поняла, кого любила, кто будет отцом моего ребенка. Карьера, дом, машина, а я всего лишь парикмахер, простая девушка, с которой можно позабавиться, чтобы быстрее шла служба. Однажды вечером я осталась здесь, опустила шторы и стала размышлять, как покончить с моими страданиями…
Мне стало не по себе. Ведь и я пережила нечто подобное тогда, в магазине. По тротуару шли и беззаботно смеялись люди, везде горели огни, а там, в магазине, было тихо и темно, как в склепе.
— …Потом кто-то постучал в окно и окликнул меня по имени. Это была мама. Она чувствовала, что со мной что-то происходит, и, когда вечером я не пришла домой, побежала меня искать. И знаете, что она сказала, когда я поведала ей о своем горе? Я ужасно боялась говорить ей об этом, ведь она уже готовила приданое. А она сказала: «Ничего не требуй от этого человека, Милушка. Это будет наш ребенок. Мы с отцом вырастили троих, вырастим и четвертого. Ничего не бойся и никого не стыдись. Мы живем не в мещанском обществе…»
Какая прекрасная женщина ее мать! Она немного напоминает мою маму. Сколько раз я уже думала о том, откуда в этих маленьких женщинах столько силы и решительности. Может быть, на них повлияла работа? Моя мама водит трамвай, а мать Милушки работает на кране. Я хорошо узнала ее, подружившись с Милушкой. Когда Милушка работала в первую смену, то вечером приходила в Дом пионеров — делала для ребят из драматического кружка парики, шила костюмы. У нее необыкновенная творческая фантазия, среди детей она меняется на глазах — становится веселой, непосредственной, ведь ей нет еще и восемнадцати. Дети даже поджидали Милушку у парикмахерской, как раньше ждали солдат перед казармой. Но однажды в Дом пионеров пришла мать одной пионерки и стала распространяться о том, что она, мол, больше не пустит сюда свою дочку, потому что девочка взрослеет и пример Милушки может плохо на нее повлиять. «Какой пример?» — «Вы разве не знаете, что она спуталась с солдатом и у нее будет внебрачный ребенок?!»
Я рассказала об этом случае Лацо. Он — политработник, коммунист, так пусть объяснит, почему в нашем, социалистическом обществе, где каждая мать пользуется уважением и о каждом ребенке государство начинает заботиться еще до его появления на свет, по-прежнему различают детей, рожденных в браке и внебрачных, а мать-одиночку иногда обижают и оскорбляют. И в то же время в нашем обществе спокойно живут такие карьеристы и нечестные люди, как Милушкин инженер. Как же быть с ними? Ждать, пока они вымрут сами по себе, как капиталисты?
Лацо объяснил мне, что капиталисты у нас сами по себе не вымерли, что ни один эксплуататорский класс не ушел и не уйдет с исторической арены добровольно, что он должен быть побежден в борьбе. Но и после победы над ним остаются пережитки старого общества, мещанские привычки и традиции. Люди не могут освободиться от них сразу, по какому-нибудь приказу или декрету, процесс перевоспитания на основе принципов социалистической морали и нравственности длительный и тяжелый… Лацо взял книжку и стал цитировать мне Маркса и Ленина.
