На это со стороны держав последовали угрожающие июньские ноты с требованием для Польши реформ; в своем ответе Россия отказывалась от проведения каких бы то ни было реформ до полного подавления мятежа, но, считаясь с угрожающим смыслом июньских нот, признала право на известное участие в польском вопросе за теми державами, которые участвовали в разделе Польши.
Неудовлетворенные этим ответом, державы послали в августе свои последние ноты, в которых, отказываясь от всяких компромиссов с Россией по польским делам, всю ответственность за могущие быть последствия возлагали исключительно на Россию. Другими словами, это означало полный разрыв с Россией, грозивший каждую минуту разразиться войной.
Имея на своей стороне только Пруссию, Россия была поставлена в очень тяжелое положение. Помимо значительной части войск, занятых усмирением мятежа, приходилось держать наготове всю западную армию и быть настороже, на случай осложнений, в Финляндии и на Кавказе, где также велась усиленная пропаганда польских и иностранных агитаторов.
Такие же предупредительные меры пришлось принять и для охраны наших морских границ: была организована оборона доступов к Кронштадту, в Балтийском море выслан в крейсерство особый отряд к курляндским берегам, в Черном море — к берегам Кавказа, в Тихом океане наличные морские силы собраны к Владивостоку.
Трудность положения России усугублялась еще тем, что и в Балтийском море, и в Тихом океане, не говоря уже о Черном море, флот наш, по своей относительной слабости, ни в коем случае не мог бороться против соединенных англо-французских морских сил, и в случае войны все побережья России делались вполне открытыми для морских операций союзников.
Эти затруднительные обстоятельства заставили императора Александра остановиться на смелой, почти гениальной, мысли, внушенной ему управляющим Морским министерством, адмиралом Н. К. Краббе: разрешить польский вопрос в его международном значении так, как того требовало достоинство России, т. е. принудить державы немедленно отказаться от всякого вмешательства в русские дела; возложить эту задачу на русский флот и осуществить ее у берегов Америки.
Мысль адмирала Краббе была такова: наши морские силы в Балтийском море и Тихом океане, которые все равно были бессильны против англо-французского флота, необходимо использовать для демонстрации против Англии в самом чувствительном нерве ее политики — морской торговле; для этого следовало воспользоваться междоусобной американской войной, с тем, чтобы демонстрация, враждебная Англии, была в то же время демонстрацией дружественной в отношении Северных Штатов. Одновременное появление двух наших эскадр в Сан-Франциско и Нью-Йорке давало, по мысли Н. К. Краббе, самую выгодную позицию нашему флоту, потому что, в случае объявления войны, все пути морской торговли Англии и отчасти Франции в Атлантическом и Тихом океанах находились под угрозой наших эскадр, достаточно сильных для расправы с коммерческими судами и достаточно быстроходных для того, чтобы оставаться неуязвимыми для наших возможных противников.
Политическое значение задуманной экспедиции Н. К. Краббе оценивал в том смысле, что из положения угрожаемого Россия сразу становилась в угрожающее и тем совершенно развязывала себе руки в польском вопросе. Из опасения многомиллионных убытков и полного расстройства торговли Англия должна была, по мысли адмирала Краббе, немедленно отказаться от совместного выступления с Наполеоном, и этим всякое вмешательство в польские дела было бы прекращено, потому что и Наполеон, без поддержки Англии, нс решился бы выступить только с Австрией, имея против себя Россию и Пруссию.
Почва же для русской демонстрации в Америке была подготовлена ранее: Россия, только что уничтожившая крепостное право, вступившая на путь либеральных реформ шестидесятых годов и притом не имевшая в Америке никаких существенных материальных интересов, сразу, с самого возникновения американской междоусобной войны, стала на сторону Северных Штатов, боровшихся против Южных (конфедератов) за уничтожение рабства. Взгляд русского правительства на американские дела особенно ясно был выражен в депеше кн. Горчакова, отправленной русскому посланнику в Соединенных Штатах и сообщенной статс-секретарю иностранных дел Сьюарду. «Американский Союз, — говорилось в депеше, — в наших глазах не есть только существенный элемент всемирного политического равновесия; он представляет собою нацию, к которой наш Августейший Государь, а с ним и вся Россия, питают самый дружеский интерес, ибо обе страны, поставленные на оконечностях обоих полушарий, обе в цветущем периоде своего развития, кажутся призванными к естественной общности взаимных интересов и сочувствий, обоюдные доказательства которых ими представлены».
Англия же, терпевшая колоссальные убытки, особенно в хлопчатобумажном производстве, из-за прекращения ввоза сырья из Америки и опасавшаяся отражения американской борьбы против рабства в своих многочисленных колониях и в Индии, стала на сторону конфедератов, вместе с Францией признала их воюющей стороною и в отношении к Союзу приняла такое враждебное положение, которое каждую минуту грозило разрешиться войной.
Таким образом, вовлеченная в политику Наполеона III, Англия оказалась в сложном положении: с одной стороны, она, якобы во имя гуманности и либерализма, выступала в защиту Польши, с другой — поддерживая в Америке конфедератов против Союза, тем самым явно препятствовала уничтожению рабства.
Сочувственно отнесшись к мысли об американской экспедиции, император Александр II подробную разработку инструкции для обеих эскадр поручил тому же Н. К. Краббе, который, в отсутствие генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, бывшего в то время наместником Царства Польского, временно исполнял его обязанности. Выработанной адмиралом Краббе инструкцией предписывалось, в случае открытия военных действий по прибытии наших эскадр в Америку, распределить суда обеих эскадр на торговых путях Атлантического, Тихого, а по надобности и других океанов и морей, для нанесения всевозможного вреда неприятельской торговле и, в случае возможности, для нападения на слабые места английских и французских колоний. Для обеспечения продовольствия и снабжения обеих эскадр, уходивших в Америку в полной боевой готовности, туда был выслан капитан второго ранга Кроун, который, по соглашению с начальниками обеих эскадр и с нашим посланником в Вашингтоне, должен был организовать быстрое и непрерывное доставление на эскадры всех нужных припасов при помощи зафрахтованных судов, на заранее условленных рандеву.
В состав снаряжавшейся в Кронштадте эскадры Атлантического океана, начальником которой был назначен контрадмирал Лесовский, вошли фрегаты «Александр Невский», «Пересвет» и «Ослябя» («Ослябя» ушел в Америку непосредственно из Средиземного моря), корветы «Варяг» и «Витязь» и клипер «Алмаз», из Тихого океана были назначены корветы «Богатырь», «Калевала», «Рында» и «Новик» и клипера «Абрек» и «Гайдамак»; начальник эскадры—свиты контр-адмирал Попов.
Так как непременным условием задуманной экспедиции было соблюдение строжайшей тайны при снаряжении эскадр и быстрый и незаметный переход их из Кронштадта в Нью-Йорк и из Владивостока в Сан-Франциско, то о цели плавания эскадр было заранее сообщено только их начальникам, и только в последнюю минуту — командирам судов. Особое значение имело сохранение тайны для эскадры адмирала Лесовского, потому что раскрытие этого плана могло сразу обострить положение и вызвать вооруженное сопротивление эскадре со стороны Англии и Франции даже еще в Балтийском море. Однако переход обеих эскадр в Америку был совершен вполне благополучно и незаметно: эскадра Атлантического океана прошла через Малый Бельт в Немецкое море, обогнула с севера Шотландию, а затем шла в океане вдали от обычных путей торговых судов; эскадра Тихого океана прошла Лаперузовым проливом.
Американские газеты, пришедшие вскоре после того в Европу, принесли, одно за другим, два сенсационных известия, которым никто, даже в России, сначала не хотел верить: первое, что 24 сентября русская эскадра адмирала Лесовского стала на якорь на рейде Нью-Йорка, и второе, что 27 сентября русская эскадра адмирала Попова стала на якорь на рейде Сан-Франциско. Ближайшим следствием этой демонстрации было, как этого и ожидал Александр II, полное, и притом почти мгновенное, распадение коалиции против России. Иначе, впрочем, и быть не могло: русский флот, обманувший бдительность своих вероятных противников, занял в отношении их такую командующую и почти неуязвимую позицию в океанах, что сомнительные выгоды их возможных успехов на незащищенных побережьях России не смогли бы покрыть того колоссального вреда, который был бы нанесен их торговле и колониям, в особенности Англии, и без того переживавшей промышленный кризис из-за американской войны.
