— Дети балованные — просто ужас! — не удержавшись, бабушка выдвинула свои претензии. — В огород к соседке залезли, что-то с велосипедом ее сделали и между собой никак не помирятся!

— Ладно, пообедаем, потом разберемся, — дипломатично подытожил информацию папа. — Мне через полчаса уходить нужно. Я уже понял, что всех придется в угол ставить: за то, что сделали, и за все, что сделаете.

— И бабушку тоже? — осторожно поинтересовался Родя.

— Бабушку нет, — серьезно ответил папа.

— Конечно, бабушка сама тебя в угол поставить может, потому что она — твоя мама, — догадалась Полина.

— Правильно, — согласился папа. — Кушайте, пока еда не остыла.

Обед, несмотря на неприятные папины намеки, протекал весело. Родя, успешно вымазавший борщом не только колени, но и голову, хвастливо рассказывал, какой урон он нанес сегодня гусиной армии, и как она бежала за ним, чтобы попросить пощады, Поля жаловалась на пчелиную неблагодарность, а бабушка поведала о неравном поединке с соседкой, — и лишь папа молча ел, слушал и улыбался. Работа у него такая: всех слушать, все запоминать и ничего напрасно не говорить.

После обеда, по требованию бабушки, в угол был поставлен только Родион. Амнистированная Полина на радостях помыла посуду, а затем, дождавшись ухода папы, начала уговаривать бабушку выпустить несчастного узника на свободу. Нашедший такое интересное дело, как незаметное отколупывание от стен штукатурки, Родя из угла согласился выйти не сразу, гордо заявляя, что будет стоять здесь, пока не умрет, — и пришлось бабушке, никак не могущей понять, кто наказан — она или внук? — пообещать невинно осужденному мальчику испечь пирожки с картошкой.

Папа принес две одинаковые книжки с требующими раскраски рисунками; дети занялись этим важным делом, разрешив бабушке отдохнуть на кровати. Устав от забот, бабушка незаметно заснула, а когда проснулась, то с тревогой обнаружила, что не слышит детских голосов. Вскочив, она поспешила в соседнюю комнату, где с удивлением (и одновременно с облегчением) увидела вытянувшуюся на диване лицом вверх Полину, а рядом на полу — развалившегося Родиона.

— Что случилось? — забеспокоилась бабушка. — Заболели?

— Нет, мы играем, — объяснила Поля. — Я — Спящая красавица.

— А Родя что: спящий красавец? — поинтересовалась бабушка.

— Нет, он принц. Он сейчас меня будить будет.

Действительно, Родя, схватив длинный рожок для обуви, резво поднялся и, ткнув Полю рожком в живот, свирепо рыкнул: «Ты, вставай!», после чего красавица, взвизгнув, мгновенно пробудилась к жизни.

— Какие-то странные игры! — резюмировала бабушка. — Лучше бы Шарика покормили.

Родя, не успевший отодрать в углу намеченный кусок штукатурки, притворился глухонемым, зато покровительница животных Полина тотчас побежала выполнять бабушкину просьбу.

Постояв на крыльце, бабушка прикрикнула на Шарика, попытавшегося в благодарственном порыве вымазать лапами Полечкино платье, и, заинтригованная непонятными звуками, доносившимися из комнаты, заглянула туда. Родя, поддев рожком кусок штукатурки, как раз выворачивал его из гнезда, когда бабушкина ладонь с размаху опустилась на его макушку.

Отпустив рожок, Родя гневно развернулся, желая узнать, кто помешал его архитектурному творчеству — и увидел бабушку.

— Не надо по голове бить, — ничуть не смутившись, сердито сверкнул Родя глазами. — А то я буду глупый. Нужно бить по попке.

— Я так и сделаю, — строго сказала бабушка, терпению которой явно пришел конец. — Вот только ремень найду.

— А я его спрятал, — хитро прижмурился Родион. — Хоть сто лет ищи — не найдешь!

Действительно, усилия бабушки и составившей ей компанию Полины пропали зря: ремень так и не был найден. Выговорив прощение, Родя ликующе объявил, что, ожидая прихода папы, еще до обеда спрятал ремень в будке у Шарика, велев тому никому ничего не рассказывать.

Замешав глину с известью и песком, бабушка устранила нанесенные Родей штукатурные повреждения, а затем, накормив внуков испеченными на сковородке пирожками с картошкой, отвела их родителям. Передав детей по списку из рук в руки, бабушка устало побрела домой, с удовольствием представляя, как включит сейчас телевизор и будет смотреть очередную серию кинофильма «Богатые тоже плачут», отдыхая душой и телом от нашествия своих очень любимых, но таких беспокойных внуков.

ЗАЙЧИК, ПАЛЬМА И ДРУГИЕ БЕЗДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

— Вонюченький ты мой! — мама целовала голенького Родю, принесенного папой из ванны, в мягкие беленькие ягодицы. — Прямо-таки съела бы всего!

И вредненький, и плаксивый, — а самый, самый любимый!

Родя, демонстрируя затылком, как ему все надоело, недовольно ворчал, но от маминых ласк не уклонялся.

— А я не самая любимая, да?! — обиделась Поля. — Только Родьку и целуешь! Возьму и уйду из дома: можете тогда сыночком любоваться сколько хотите!

— Что ты, Полечка, — всполошилась мама. — Иди, милая, я тебя приголублю!

И, оставив Родиона, тут же начавшего плакаться: как ему холодно, голодно и неуютно, — мама занялась обчмокиванием замершей в неприступной позе Полины.

— Многостаночница! — восхитился папа, глядя на маму. — Хлебом не корми: дай кого-нибудь губами потрогать!

— Радуйся, что не зубами! — процедила мама.

— И то правда! — вздохнул папа. — Слушайте, детки: что хорошего в поцелуях? Давайте я лучше каждому по шалобану отпущу!

— Ну и отец! — возмутилась мама. — Нет, чтобы о детях позаботиться, спросить о чем-нибудь!

— Так я и спросил, — пожал плечами папа, но, заметив зловещий блеск в маминых глазах, послушно произнес: «Родик, тебя сегодня в садике вкусно кормили?»

— Не помню: спроси у мамы, — отмахнулся Родион, созерцая процесс запихивания себя в трусы и майку. — И вообще: не мешай, я занят.

— Да-а, детки! — покачал головой папа. — Цветы на могилах родителей.

— Папа, а что такое «смерть»? — вмешалась в разговор Полина.

— Это исчезновение человека из числа живых. Сегодня он ходит, что-то говорит, делает, а завтра лежит в глубине земли и никуда не вмешивается.

— А ты скоро умрешь? — заинтересовался Родя, еще с пеленок ревновавший отца к маме и считавший, что папа слишком часто вмешивается в его личную жизнь.

— Не знаю, — задумался папа. — Надеюсь, что лет двадцать у меня еще есть.

— И мама умрет? — забеспокоился Родя.

— Конечно, — успокоил его папа. — Только гораздо позже: женщины живут дольше мужчин.

— Значит, Родя умрет раньше, чем я? — обрадовалась Полина. — Я тогда его игрушки себе заберу: можно?!

— А я их выброшу, — умерил сестричкин восторг предусмотрительный Родион. — Или Антону отдам. И вообще: если боженьку попросить, то никогда не умрешь. Правда, мама?

— Наверное, — дипломатично ответила мама. — Спать пора: нашли тему для разговора! А ну-ка, быстро в постель!

Командирский тон мамы возымел действие и вскоре дети дружно посапывали в своих кроватках. Впрочем, особых иллюзий родители не питали, зная, что где-то заполночь они будут разбужены стуком в дверь и два маленьких привидения — поодиночке или толпой — займутся их уплотнением на сдвинутых вместе полутора спальных кроватях. А утром папа станет жаловаться, что у него отдохнул только левый бок, так как правый всю ночь готовился к свиданию с полом, а мама, продремавшая до утра в позе лотоса, уныло направится в детскую, готовя ритуальную фразу: «Опять постель обмочили? У каждого горшок под кроватью: могли бы и туда пописать!». Но дети, умывшись и переодевшись в сухое белье, будут заняты другими заботами: Родя начнет уклоняться от посещения детского садика, где его вчера поколотил местный хулиган Чаныга, а Поля, у которой подобные проблемы не возникали, поскольку она предпочитала тумаки раздавать, а не получать, примется уговаривать маму разрешить взять в садик роскошную куклу-негритянку, недавно подаренную папиными родственниками. Пока мама убеждает Родиона и разубеждает Полину, папа, кляня холостяцкую долю, жарит себе яичницу: затем, прекратив все дискуссии, помогает детям одеться и ведет их и детский садик, заинтриговывая предстоящей встречей с зайчиком.