— Черт возьми. Может быть повезет. — пробормотала я, забираясь на свою твердую стальную койку и левитировала шар памяти над собой. — Скажи мне, что из этой камеры есть потайной ход или что-нибудь вроде этого.

Затем, я коснулась шара своим рогом и позволила миру умчаться прочь.

<=======ooO Ooo=======>

Теперь это ощущение было знакомым. Это был второй раз за последние двадцать четыре часа, когда я была в Рейнбоу Дэш. Эта версия, однако, отличалось от той, когда она была молода. Её тело, всё-ещё было стройным и сильным, но суставы уже слегка ломило. Тем не менее, это, конечно же, не замедляло ее, когда она рысью прохаживалась по коридору госпиталя. Через окна снаружи я увидела горизонт Мэйнхеттена. Медсестры и другие пациенты мгновенно реагировали, стоило им только встретиться глазами с Рейнбоу Дэш, ухмыляясь в восторге или сердито смотрели на нее исподлобья. Она просто не была той кобылой, которую вы могли бы игнорировать.

Она подошла к двери, где стояли кобыла и жеребец в розовой униформе Министерства Морали. Высокая, худая единорожка и большой, мускулистый коричневый пегас оживились, когда Дэш приблизилась к ним.

— Пампкинкейк. Паундкейк. Как поживают мои любимые близнецы? — спросила Рейнбоу Дэш, приветствуя пегаса ударом в копыто, заставившим жеребца улыбнуться чуть сильнее, хотя вопрос вызвал явное огорчение.

— Мы… Мы в порядке, Рейнбоу, — сказал он, но их глаза были направленны на закрытую дверь.

Рейнбоу Дэш вздохнула.

— А как дела у Пинки?

— Доктора говорят, что она стабильна… с медицинской точки зрения, — сказала кобылка, её голубые глаза были полны беспокойства. — Они промыли ей желудок и использовали магию для её детоксикации, но там было много праздничных минталок.

Единорожка взглянула на жеребца и закусила свою нижнюю губу.

— Где остальная банда? — спросила Дэш, оглядываясь по сторонам.

— Она не хотела, чтобы мы выходили с ними на связь. Только с тобой. — Ответил Паунд. — С тех пор как она проснулась… было плохо. Она не позволяет врачам осмотреть её. Она не выходит. Она работала всю ночь, отправляя письма, но ни один из этих пони не являлся кем-то важным. Зачем ей предлагать старому садовнику пригласить астропони и её ребенка к себе?

Пампкин кивнула.

— И она отдала специальные приказы, но ни один из них, также, не имеет никакого смысла. Как например, отправка Брэйберну коробки заколок? Он жеребец! — Её глаза скользнули вверх и вниз по залу, и её голос снизился. — Я не знаю как долго мы можем скрывать это от Принцессы Луны.

Реинбоу Деш нахмурилась.

— Просто скажи, что у нее неприятный случай понячей оспы, — ответила Дэш. — Я поговорю с врачами. Убедитесь, что они не сделают никаких публичных заявлений.

Затем, она сердито посмотрела на Пампкип:

— Или Шрамолицый уже позаботился об этом?

— Да, Голденблад поговорил с администрацией больницы, — тихо ответил пегас, отводя свои карие глаза.

— Он замешан в этом? — спросила Реинбоу Деш, указывая крылом на дверь.

— Я…, — Паунд посмотрел на свою сестру, та слегка кивнула, и он продолжил. — Мы не уверены. Мы так не думаем. Он тот, кто вызвал санитаров, но кое-что из того, что она говорит с тех пор, как очнулась…

Реинбоу Деш стиснула зубы.

— Я его убью.

Дверь в комнату приоткрылась, и широкий глаз с крошечным зрачком и тонким синим кольцом уставилась в щель.

— Не глупи, Дэши. Входи! Быстро!

Глаз исчез, и Реинбоу Деш кивнула паре, прежде чем толкнуть открытую дверь и войти в темную палату больницы. Только несколько прорезей света, проникающие из-за жалюзи, обеспечивали хоть какое-то освещение, и когда Реинбоу Деш несколько раз нажала на кнопку включения света своим крылом, ничего не произошло.

— О, знакомо, — пробурчала себе Реинбоу Деш, осматривая комнату. Кровать и большая часть медицинского оборудования запихнули в угол. На одном небольшом столе покоилась игровая доска, половина которой была покрыта шахматными фигурами, а другая шашками. Мешок муки с засунутой в центр трубкой сидел на одном стуле, напротив ведра репы с котелком наверху. На границе поля зрения мелькнула тень.

Одна из стен была покрыта каракулями, кругами, и стрелками, указывающих от одного к другому. Они разветвлялись, как огромная паутина, которая простиралась от стены до стены и в некоторых местах выползала на пол и потолок. В середине паутины были обведены шесть кьютимарок министерских кобыл, окружавшие седьмой круг с большим знаком вопроса в центре. Другими преобладающими ориентирами в паутине идей были «четыре звезды», «Военный Эндшпиль», «Анклав», «Мэрипони», «Богиня», и «ЭоС» выделенные жирным шрифтом. А прочитав «ЛитлПип», «Блекджек», «Зебра(?) жеребенок(?)» в этом гнезде связей, я почувствовала, как внутри у меня ёкнуло. «Обнимашки для Мёрки»? Что за Мёрки? Большая груда камней лежала в стопке, как постамент, монокль взгромоздился у вершины. Кто-то в палате издавал звук, похожий на смесь из худших частей смеха и рыдания.

— Пинки? — осторожно позвала Рейнбоу Дэш, оглядываясь по сторонам. В углу палаты, перед большой кучей пуха, наряженной в причудливую охотничью шляпку, были разбросаны картинки, фотографии и другие странные коллекции предметов. Я узнала всех министерских кобыл, Принцесс, Голденблада и других пони из довоенных времён. Между ними валялись газетные вырезки, некоторые из них относились ещё ко времени до возвращения Найтмер Мун в Понивилль. Я заметила старый кусочек бумаги, на котором был изображён зловещий чёрный аликорн, вставший на дыбы и взбивающий воздух копытами на фоне массивной отвесной скалы с плоской вершиной. Над нею развевался стяг с полумесяцем.

Затем копыта схватили Дэш за плечи, и Пинки Пай прошипела ей в ухо:

— Я не безумна! Поняла? Я. Не. Безумна! — Её голос дрожал от отчаяния.

Когда взор Реинбоу обратился к ней, я не согласилась с этим. Кобыла, которую я увидела, выглядела безусловно невменяемо. Худая, огромные тени окружали её глаза, а её знаменитая взлохмаченная грива свисала розовыми и белыми полосками на лицо. Крошечные зрачки таращились из налитых кровью глаз.

— Конечно, Пинки. Почему бы нам не выйти наружу, чтобы встретиться с врачом и…, — начала Реинбоу с интонациями, что предназначались для сумасшедших пони. Тогда слезы хлынули из глаз Пинки, и она начала рыдать, уткнувшись лицом в грудь Реинбоу Деш, пока её подруга обнимала ее.

— Ты должна мне поверить, Дэши. Ты должна. Пожалуйста. Всё… всё… зависит от твоей веры в меня, — сказала она, дрожа. — Ни от кого больше. Только от тебя. Пожалуйста.

Дэш обняла свою подругу и неловко похлопала по её спине.

— Ладно. Я верю тебе. Ты не безумная. Но у тебя только что была передозировка Праздничных Минталок, — сказала Дэш, затем её голос затвердел, — Голденблад пытался что-то сделать с тобой? — Пинки Пай дернулась на его имя, и она зашипела, — Я его убью.

— Да, он сделал, и нет, ты не убьешь, — сказала Пинки Пай с фырканьем, когда она потерла свои опухшие глаза и отвернулась. Когда Дэш повернулась к двери, Пинки потянула её назад.

— Ты не можешь.

— Черт возьми, могу! — возразила Реинбоу Деш. — Я могу придумать полдюжины способов поймать его самостоятельно. Больше дюжины со своим министерством.

— Если попытаешься, тебя бросят в тюрьму, и даже если ты поймаешь его, это ничего бы не изменило. Я знаю. Знаю. — Сказала Пинки со страшной настойчивостью. — Произойдут намного… хуже… страшные вещи в ближайшее время. Ужасно плохие вещи и только нескольким пони я могу доверять, чтобы остановить это.

Очевидно, что изможденной кобыле требовалась её подруга, которая поверит ей. С другой стороны, маленькая порочная часть меня хотела поболеть за синюю пегаску. Наконец, Реинбоу Деш вздохнула.

— Если мы пойдем к Луне и скажем ей, как Голденблад напал на тебя.

Пинки схватила Дэш за плечи и встряхнула ее.

— Ты не понимаешь! Голденблад ничто! Ничто! Я ничто! Флаттершай ничто. Луне нужны только Твайлайт и Рарити. Даже ты и Эпплджек — расходный материал, — она всхлипнула и отпустила Дэш. — К тому же, Голденблад добьется своего в течение месяца или около того. Мне нужна твоя помощь с кое-чем гораздо более важным.