Поднявшись на ноги, Псалм продолжила свой бег.
— Твою душу? Ты волнуешься об… этой… — Богиня замолчала, переполненная ужасом. — О… ты… ты убивала…
— Да, я убивала! Ради Луны! Всё ради Луны! Так что это нормально! — выкрикнула Псалм, проскакивая через очередной люк. — Я многих искалечила! Многих убила! Но я служила Луне!
— Псалм… это ведь твоё имя, да? — произнесла Богиня так тихо, так сочувственно, что я с трудом поверила, что эти слова исходят от неё. — Я знаю, каково это — совершать дурные поступки. Знаю, каково это — нуждаться в прощении. Прошу, не делай этого.
— Я пришла сюда, чтобы убить Твайлайт Спаркл, — отрезала Псалм. Она набрела на какой-то производственный цех и начала осторожно спускаться вниз. — Таков был приказ! Убить Министерских Кобыл…
— Этот был ложный приказ. Ты пришла сюда не для того, чтобы убить Твайлайт…
— Заткнись! — жалобно воскликнула Псалм, продолжая пробираться через производственную зону. — Луна… защити… даруй силы… — бормотала она с ужасом в голосе.
— Ты пришла сюда в надежде, что Твайлайт выжила… и сможет покончить с тобой.
— Замолчи! — всхлипнула Псалм, выходя на площадку прямо над гигантской голубой массой с отпочковывающимися от неё аликорнами. Она направила свою ПУ вниз. — Луна… Луна… Луна…
— Я тоже знаю, каково это — творить дурные вещи. Однажды я оказалась во власти какого-то непостижимого зла, но все беды, что я при этом творила, исходили от меня самой. Мне известно, что порой желание заслужить прощение так сильно, что почти причиняет боль. — Псалм, стоя на краю, смотрела вниз, где голубые песчинки, слившись воедино, образовали кобылью голову. — Я могу дать тебе то прощение, что ты ищешь, Псалм. Я могу спасти тебя, если позволишь. Если не станешь нажимать на гашетку.
Магическая аура Псалм замерцала.
— Я лишь… хотела… служить ей… — сквозь слёзы произнесла она, а затем ПУ грохнулась на подвесной мостик. Сняв шлем, единорожка уселась на самом краю. — Я не хочу умирать. Не хочу быть брошенной! Снова! Луна должна была простить меня. Должна была всё… всё исправить… — Внезапно Псалм нахмурилась и снова подняла своё оружие. — Нет. Я… Я не должна сейчас терять веру… Не могу…
— Жаль это слышать, — отозвалась Богиня. Внезапно вокруг шеи Псалм обвилось голубое щупальце. Выпучив глаза, та попыталась направить свою ПУ вниз, но множество других магических щупалец опутали собой оружие и отвели его в сторону. А затем они потянули Псалм вниз, и глаза единорожки наполнились слезами.
— Нет! Луна… Луна… — запричитала она. ПУ выстрелила, и потолок окутало зелёным пламенем, после чего его обломки начали рушиться прямо на Псалм. Грива единорожки загорелась, и она забилась в агонии, неистово вопя.
Затем раздался треск, и безжизненное тело Псалм, полыхающее словно факел, взмыло в воздух.
— Я спасу тебя, Псалм. Нравится тебе это или нет.
И после этих слов единорожка, похожая на горящую тряпичную куклу, полетела вниз, прямо в голубую массу. Мы упали вместе с ней, и здание Мерипони внезапно растворилось в море бесконечной синевы.
Мы парили в ней какое-то мгновение, а может и целую вечность. А затем зашептали голоса. Полные ужаса. Изумления. Гнева.
— Убийца… Предатель… Палач…
— Нет! — раздался голос Псалм в стремительно темнеющей синеве. — Я должна была! Ради Луны! — Призрачная единорожка висела в пустоте между нами.
— Луна никогда не даровала бы прощения такому чудовищу, как ты, — прошипела тьма, сгущающаяся вокруг нас.
— Нет! Умоляю! Ты обещала, что спасёшь меня! — умоляюще воскликнула Псалм, в ужасе оглядываясь вокруг, а затем начала кричать, когда её призрачное тело начало разрывать на части.
— И спасла бы, не отвергни ты моё предложение, — холодно парировала Богиня. — Но, думаю, я смогу найти тебе полезное применение.
— Молю! Кто-нибудь! Луна! Селестия! Твайлайт! — истерично вопила Псалм. — Спасите меня!
— Ты пыталась убить Селестию, — тихо прошептали в унисон голоса двух кобыл. — Мы видели это в твоих воспоминаниях.
— Твайлайт! Пожалуйста! Не позволяй им делать это со мной! — взмолилась Псалм, когда от неё уже оставалась лишь одна голова. Распад внезапно прекратился, и в измученных глазах единорожки затеплилась надежда.
Тьма безмолвствовала целую вечность, прежде чем раздался шёпот Твайлайт:
— Ты убила Пинки Пай…
Псалм закричала и не умолкала до тех пор, пока мы с Лакуной не остались одни. Я взглянула на подругу, не совсем уверенная, закончилось воспоминание или ещё нет.
— Это… моя вина, — тихо произнесла она.
— Твоя вина? — переспросила я, паря в этой безбрежной темноте. Моя попытка ухмыльнуться потерпела неудачу. — С какого перепугу это твоя вина? — Но когда Лакуна встретилась со мной глазами, я всё поняла. Выражение боли, читавшееся в её взгляде, как две капли воды повторяло то, что я увидела в глазах Псалм, когда её раздирало на куски карающее Единство. — Нет…
— Да. Это всё моя вина. Богиня. Твоя боль и страдания. То, что произошло на «Морском Коньке». Смерть в Хайтауэре. Даже твоя связь с Богиней. Это всё моя вина, — сказала Лакуна, дрожа всем телом, и закрыла глаза. — Когда ты связалась со мной в Коллегиуме, я решила воспользоваться этой возможностью… в приступе эгоизма… и поместить внутрь тебя частички своей индивидуальности. Ты была такой бескорыстной, а эти частички совсем ничтожными, так что я убедила себя, что вреда от них не будет. — Она шмыгнула носом и понурила голову. — Но это было ошибкой. Я видела, как мои воспоминания с каждым днём отравляют тебя всё сильнее. Подрывают твою уверенность в себе. Наполняют тебя жаждой саморазрушения, которую я носила в себе в течение двух столетий.
Я непонимающе уставилась на неё.
— Но… Богиня?
— Я была ядом. Первым рейдером. Чудовищем, какого многие пони не могли себе даже вообразить. Вначале желанием Богини было спасти расу пони. Она стремится к этому и теперь, но я вселила в неё ненависть. Я была первородным грехом! — зарыдала она и обняла себя копытами, чтобы унять дрожь.
— Чего? — Я судорожно попыталась отыскать подходящий контраргумент. В самобичевании ведь нет никого искуснее меня. — Ты не можешь знать это наверняка, Лакуна. Причина может скрываться в самой Богине, или в магии, или даже в Твайлайт. — Я отказывалась даже думать о том, что одна пони может быть ответственна за каждую ошибку, совершённую Богиней. — Богиня заставляет тебя так думать.
— Она не заставляла меня загрязнять твой разум моими воспоминаниями, — возразила Лакуна, глядя на меня с болью в глазах. — Думаешь, ты позволила бы мучить и насиловать себя, если бы я, ради собственного облегчения, не поделилась с тобой своими страхами и сомнениями?
Я рассмеялась, введя её этим в небольшой ступор.
— Возможно. — Я улыбнулась Лакуне, которая смотрела на меня, раскрыв рот. — Да ладно тебе, Лакуна. Что за подростковые комплексы. Ты винишь себя за Богиню? Почему бы тебе, в таком случае, не взять на себя вину и за последнюю войну? — Её рыдания в моём разуме стали ещё громче. Я помотала головой. — Вот и за мои действия ты не можешь себя винить. Что бы я ни делала — это лишь моя вина. Не твоя.
Она вздрогнула и на мгновение крепко стиснула зубы, прежде чем выпалить:
— Но я могу винить себя за тот контроль, что Богиня установила над тобой через Единство.
Моя улыбка испарилась.
— В смысле?
— Для того, чтобы передать тебе свои воспоминания, я создала связь между нами. Связь, которая со временем становилась лишь прочнее. Никакое количество порчи не могло бы соединить тебя со мной и Единством! — воскликнула Лакуна и покачала своей призрачной головой. — Богиня получила к тебе доступ через меня.
Я молча смотрела на неё. Было ясно, к чему она клонит.
— Ясно. Почему ты говоришь мне об этом?
Но я и так знала почему. Она подвела меня к этому совсем близко.
— Потому что Богиня планирует использовать тебя так же, как использовала и меня, и этому нужно помешать. Ты сможешь навсегда разорвать эту связь, только если убьёшь меня. Я не могу сделать этого сама, — ответила Лакуна и снова закрыла глаза.