— Что? Клинк? — Снайд в недоумении посмотрел на коричневого жеребца. — А что если да?

— Потому что… однажды я сохранила ему жизнь, когда он обидел меня. — Я так была удивлена тому, что была спокойна, даже безмятежна. — Так что, мне кто-нибудь скажет обижал ли он кого ещё?

Снайд кашлянул и отвел взгляд.

— Ну, понимаешь, не каждый может быть настолько разборчивым, набирая себе помощников и…

Сбитый с толку, покрытый шрамами жеребец, нахмурился и ответил:

— Канеш обижал. Помнишь дочку того караванщика? Он ещё хотел оставить её в качестве рабыни, и всё такое.

— Заткнись! — прокричал Клинк, отпихивая П-21 и пускаясь в бегство. Моя пуля, со всей точностью З.П.С., пробила его заднее правое колено и, закричав, он упал. Как-то раз, я тоже так кричала, причем совсем недавно. Я приближалась к нему медленно, с величавым спокойствием. Он извивался и корчился, громко матерясь при этом, тем не менее, у меня не было трудностей с тем, чтобы прострелить ему коленную чашечку левой ноги.

— Прошу! — он попытался защитить своё лицо. — Ты же сказала, что ты не палач!

«Будь Добрым!»

Нет, Флаттершай. Не сейчас.

«Поступай лучше!»

Быть лучше, это не для меня. Это был он. И сейчас я собираюсь сделать лучше…

Я приложила пушку к его голове, он лежал здесь, в луже грязи. Я заглянула под ствол, прямо ему в правый глаз. Скорее всего, он останется калекой на всю жизнь, может истечёт кровью. Я дала ему возможность, но он ей не воспользовался. Он причинил боль другим. Это был мой косяк. Если бы я прикончила его тогда, он бы уже никого не заставил страдать…

Всё что нужно было сделать, так это стать убийцей.

Я всё ещё смотрела в его глаз, другие пони просто наблюдали, пока я пыталась вобрать каждую частичку боли, позора, и унижения, что я вытерпела за всё это время. Нужно было всего лишь немного надавить на крючок, и он труп. Пуля должна была разорвать ему мозг, как ударом кувалды. Глори смотрела с сочувствием и беспокойством, она боялась за то, что я это сделаю, или за то, что не сделаю? П-21 решительно наблюдал. Если я не смогу, сможет он. Все остальные оставили коричневого жеребца на мою совесть.

— Почему? — Прошептала я, то ли ему, то ли себе, не знаю. — Почему это так… блядь… сложно?! — Выругалась я и почувствовала, как слеза катилась вниз по щеке. Неужели Пустошь не успокоится до тех пор, пока я не пролью последнюю каплю? Пока я не погрязну в крови и трупах, подобно моим врагам? Я не убийца. Я не палач. И это. Это оставалось моей единственной связью, между той безобидной кобылкой, покинувшей девяносто девятое и этим металлическим монстром, которым я была сейчас…

— Прости меня! Прошу! Мне очень жаль… — продолжал унижаться жеребец.

Нить целостности, это единственное что я имела в этой ситуации. Убить жеребца; сделать подарок смерти. Наказать и отпустить его, чтобы он навредил ещё кому-нибудь. Но я хотела худший из вариантов. Я хотела, чтоб мышцы разболелись, как тогда, чтобы я могла навредить ему за ту боль. Разорвать ту последнюю нить целостности. И сделать то, что сделала бы любая кобыла в Пустоши; сделала бы без колебаний…

Но я не была убийцей.

Может быть, жеребец и видел убийцу в моих глазах, но страх в нём начал постепенно таять. Он скривил уголки рта в недоверии, он знал, что я слаба и отпущу его. Даже когда левитируемый мной пистолет был направлен ему в лицо, он знал, что я не выстрелю.

Пуля вошла ему прямо между глаз, разбрызгивая осколки кости и мозга по всему искрошившемуся асфальту.

Нет…

Я посмотрела на обмякшее тело. Это… этого не должно было произойти. А потом я услышала в голове нежнейший шёпот.

Прости меня, Луна, ибо я отняла жизнь у другого.

* * *

Я не разговаривала ни с кем почти час после этого. Просто брела позади танка, потерявшись в собственных мыслях. Каждые несколько минут Глори предпринимала попытку заговорить со мной, а потом сдалась и оставила меня в одиночестве. Снайдер клялся, божился и обещал мне всё чего я захочу, в промежутке от собственного первенца до жизни матери, чтобы не стать следующим пони с дырой в голове. По-видимому, показательные казни были бы вполне убедительным аргументом. Неудивительно, что они были так распространены в Пустоши. Если бы я только начала убивать с самого начала… Все проблемы Хуфа, вероятно, были бы уже решены к сегодняшнему дню.

К сожалению, мои друзья, видимо, забыли, о моих кибернетически модифицированных ушах.

— Я уверена, что с Блекджек всё будет хорошо, Глори. Ты же сама говорила, что если бы встретила кого-нибудь из этой четверки, то тоже бы прикончила их! — услышала я голос Рампейдж.

— Я знаю, что говорила… но я не думала что Блекджек сама сделает это, — грустно покачала головой Глори. — Она всегда была так непреклонна в своём стремлении не быть палачом.

— Н-да уж, добрейшее сердце в Пустоши, — закатила глаза Рампейдж. — Послушай, Глори, любой пони должен избавиться от вишнёвой косточки, которой он подавился. Иначе эта косточка рано или поздно убьёт его. И Блекджек, наконец, смогла выплюнуть свою. Она это переживет.

Я не хотела подслушивать их разговор. Я не хотела всего этого слышать.

— Знаешь… по-моему, с Блекджек что-то не так. — тихо произнесла Глори бросив на меня робкий взгляд, — Она меняется. И я вижу это.

— Мы все изменились. Ты Теперь Реинбоу Деш, помнишь? — Сказала Рампейдж.

— Пожалуйста, не напоминайте мне об этом. Мы двигаемся как черепахи и от этого мне хочется закричать, — Ответила Глори, после вздохнула и продолжила. — Я даже и не знаю. Я волнуюсь за неё всё время. Что-то внутри неё крутится и не даёт покоя. Если бы она со мной поговорила…

Если бы Глори знала. Если бы я только могла…

— Это сводиться к следующему: вы доверяете Блекджек? — Спросил у всех П-21.

— Когда как. Иногда она настолько хороша, что аж хочется кричать об этом во всю глотку. А потом она вытворяет что-то вроде выстрела промеж глаз другому пони, — криво усмехнулась Рампейдж. — Знаю, что сама я просто мешок плотно набитый сумасшествием… но, я думаю, вы должны признать право БиДжей поступить так, как она поступила.

Я ждала что Глори возразит. Я надеялась на это. И её молчание заставило меня внутренне сжаться, словно бы в ожидании удара.

— Всё просто. Мы всего лишь обязаны быть для неё тем же, чем она является для нас, — ответил П-21.

— Это сработает, — с едва заметной улыбкой сказала Глори, взглянув на меня в последний раз.

У неё все ещё оставалась надежда… после того всего, что я натворила.

— Тебе лучше знать, — проскрежетал Крупье позади меня. Я с раздражением посмотрела на изможденного, бледного жеребца. Для него, обитающего в моём ПипБаке, всё было очень просто, ведь именно я была той, кто нажала на курок.

— А что я вообще знаю? — огрызнулась я на него. — Что убивать пони — плохо? Что мне следует стараться поступать лучше? Что…

Я заметила, что все, включая Глори, смотрят на меня как-то странно и произнесла, саркастично:

— Я всего лишь разговариваю с живущим в моём ПипБаке невидимым пони, — все пони, почти принципиально, отвернулись от меня.

— А вот то, что тебе и в самом деле следует знать: не трать время на весь этот цикл «ненавижу себя, а затем, жалею себя». Это на самом деле, не слишком полезно для здоровья, и превращает тебя в настоящую плаксу, — сказал он нахмурившись. — Если бы Клинк жил двести лет назад, он бы провёл остаток своих дней в Хайтауэре, или что похуже. Ближе к концу войны, всегда находилось что-нибудь «похуже». И я знаю, что его жертвы не проронят о нём ни слезинки.

— Его убила я. Либо я наконец-то спятила и моя голова превратилась в психушку, — Крупье наклонил голову. — Я вижу Псалм в своих снах, а теперь ещё и слышу её мысли, во время бодрствования. Учитывая её, Б… хрррр… и тебя, в моём мозгу, на данный момент, стало чертовски тесно.

Бледный жеребец просто смотрел на меня со смесью терпения и согласия, я продолжила: