- То есть если бы он не чувствовал боль, он бы совладал с собой? - уточнила Кроберг.

- Именно. Все наверняка видели, что датчики на стенах просто зашкаливали. Некоторые даже не выдержали. А данных было столько, что подвисала система. Это невообразимо! - Мельев всплеснул руками. - Но в целом все могло бы закончиться гораздо лучше, если бы не то что вы сказали, - Мельев уставился на Кроберг. - Вы ввели подавитель в самый центр его миндалевидного тела, то есть в то, что раньше им было и стало эгоцитарным центром. Это был спусковой крючок, прокол горящей спичкой гелиевого шарика. Но мы не знали этого, мы не присутствовали в операционной, а получали предварительные данные там у себя. И они свидетельствовали о том, что эгоцитарная система организма испытывает колоссальную перегрузку. Выделялось ужасающее количество тепла. В организме были запущены неизвестные нам процессы, которые не только разогревали организм, но и нагнетали энергетический потенциал и без того перегруженного энергией организма. Все это время Каро был как пружина, которую сжимали и сжимали, но в какой-то момент сила давления ослабла и пружина выстрелила! Произошло то, что произошло: организм Каро буквально выстрелил, взорвался электроволновым излучением. Судя по регистраторам, произошел непонятный химический выброс. Но вскоре он рассеялся, а наши датчики вне операционной не смогли уловить что-либо. Видимо ничего не просочилось. Но куда тогда исчезло? - Мельев увидел, что все погружаются в раздумья, и он воскликнул. - Нет-нет, не об этом нужно думать, а о том, что случилось дальше. После этого выброса все прекратилось. Вы понимаете? Мы даже приборы перепроверили, соединения, вызвали дежурного техника - все было в норме. Но данных больше не поступало. Никаких вообще. Словно перерубили провод. Потом, после операции, мы пытались получить какие-либо данные по излучению, но тщетно. В смысле, мы регистрировали жизненные показатели, обычные низкоуровневые реакции человеческого организма. Но как прежде, микроволновая активность прекратилась. Вы понимаете? Ее нет, - ассистент смолк на хриплом слове. Он взял в руки стакан с водой

Кроберг анализировала услышанное. Она вспоминала операцию, прокручивая последние часы: смотрела ли она на датчики? И действительно, они не регистрировали никакой активности. Она посмотрела на Мельева.

- Я думала он в коме. Все приборы говорят об этом, - Кроберг оправдывалась сама перед собой.

- Мы подумали также. Мол, парень в коме, чего же от него ждать. Какое там излучение, когда его мозг отключен, - Сергей поставил пустой стакан. - Но мы все ошиблись и даже наши приборы. Нервная система Каро давно уже состоит из двух взаимосвязанных систем: центральной нервной системы и эгоцитарного симбионта. Раньше ни одна из них не могла существовать без другой. Но теперь все изменилось. Мозг Каро в коме, а вот эгоцитарная система, этот могучий симбионт из моний вполне себя бодро чувствует.

- И вы ждали совещания, чтобы сказать мне об этом?! - прикрикнула Кроберг.

- Профессор Кем направлялся сегодня к вам, он должен был все вам рассказать, - Мельев слегка отодвинулся от стола, - я только что сам об этом узнал. Эти выводы профессор Кем добавил сам, без меня.

- Что еще он хотел мне сказать? - на лицах заведующих читалась тревога. Они взглядами торопили ассистента, чтобы он скорее продолжил.

- Профессор наверняка, как и я, задался вопросом о том, почему же тогда эгоцитарная система не излучает ничего. Ведь, такого не может быть, - в голосе Мельева чувствовалась предательская дрожь. - И это правда - этого не может быть. Лишь в состоянии комы излучения мозга почти равны нулю. А если брать за основу раздельное поведение, то эгоцитарная система должна была продолжать излучать, несмотря на то, что мозг находится в коме. На последнем листе записи сделаны от руки. В них профессор говорит о том, что «объект 3» излучает резко-агрессивную нановолновую электрохимическую энергию, которую он уловил своим прибором. Он всегда был с ним, во всех переездах. По суждению профессора, эти волны способны оказывать влияние на окружающих, на их мышление.

- Сознательно? - спросил Карцев.

- Нет, то есть об этом не говорится, - Мельев уткнулся в папку и вынул последний лист, - несколько слов о том, что мозг пока еще сохраняет функции мыслительного центра, а эгоцитарная система контролирует основные инстинкты, такие как самосохранение. Но чтобы проверить это, профессор направился в криохранилище, где и хотел выяснить, излучают ли отрезанные образцы те же волны.

Кроберг смотрела на раскрытую папку, лежащую перед Мельевым. В уме складывались кусочки целой картины. Раздалось пиликанье от двери. В зал совещаний вошла Ольга. Кроберг прищурилась: глаза и нос Арно были красными, щеки мокрыми, она еле стояла на ногах. Покачиваясь, она сделала несколько шагов. Между всхлипываниями Ольга произносила лишь одно ясное слово:

- Кем... профес... Кем...

- В криохранилище? - у Кроберг пошли мурашки от своего предположения. А холод заструился, когда Ольга кивнула в подтверждение.

К ней подошел Карцев. Он обнял ее за плечи. Пытаясь привести ее в чувство, он довел ее до ближайшего стула у стола и помог сесть.

- Его нашла служба охраны во время обхода, - тяжелые слезы набухали на глазах Ольги, - десять минут назад, - Арно руками прикрыла лицо.

Кроберг вскочила с места. Она ураганом промчалась к выходу. Карцев за ней. Остальные подсели ближе к Ольге. Хлюпая носом, она рассказывала им то что знала.

Кроберг очень скоро оказалась на втором уровне лаборатории. На входе в криохранилище ее встретил начальник охраны Мамонтов. Он разговаривал с подчиненными. В двух шагах стояли техники. С появлением Кроберг воздух вокруг стал потрескиваться от напряжения.

- Где он? - Елена рвалась к двери, ведущей в криоблок.

- Остынь, начальница, ему уже не поможешь, - Мамонтов встал между Кроберг и дверью. Она посмотрела на него так, будто прошлась по его лицу сапогом. Мамонтов почувствовал яростный напор Кроберг. Он отошел в сторону и проследовал за ней. Она остановилась у длинного окна в лаборатории. В голове у нее вертелись сомнения: он мог быть там, когда она пришла сюда с майором из ФСБ. Она посмотрела на стол, с которого ранее со злостью схватила папку. И ответ пришел сам.

- Одного не могу понять, почему он пошел туда без защитного костюма? - Мамонтов провел ладонью по вспотевшей шее. Кроберг посмотрела на главного охранника. Заевшийся и уставший, в глазах его не было ничего кроме безразличия.

- Ты меня спрашиваешь? - с оскалом зверя спросила Кроберг. - Внутри хранилища есть камеры. Твои идиоты что, совсем слепые: не увидели как туда входит человек без защитного костюма?! - Елена готова была выцарапать Мамонтову глаза.

- Даже если бы они увидели, его уже нельзя было спасти, - спокойно ответил начальник охраны, поправляя ремень на брюках.

- Фсбэшник еще здесь? - Кроберг повернулась в сторону окна.

- Он буквально десять минут назад отчалил, - Мамонтов помялся. Ему было неуютно в лаборатории. Его донимала жажда, а духота давила на легкие. Он смотрел Елене в спину и не решался просить ее выйти отсюда, чтобы последовать за ней. - Это нам уже не удастся замять... - Кроберг обернулась. Она хотела возразить. С ее губ почти слетела какая-то фраза, но вместо этого она спросила:

- Где он? - вновь спросила Кроберг.

- За второй колонной, - указал Мамонтов, - отсюда ты его не увидишь. Он... его руки намертво вмерзли в металл. Он, видимо, хотел подняться наверх - что-то искал.

- Его нужно достать оттуда... - приказала Кроберг.

- Как? Если не размораживать хранилище, то этого сумасшедшего нужно будет выносить по частям - Мамонтов посмотрел исподлобья.

- На размораживание хранилища нужно более двух суток, умник, - Кроберг не отрывалась от окна. - Доставайте так, - Мамонтов кивнул головой. - У профессора с собой должен был быть некий прибор. Найдите его, и извлеките в целости, - Кроберг резко дернулась с места и пошла к выходу. Мамонтов ликовал. Он шел позади нее, на пару шагов отставая. Кроберг повернула налево, чтобы сократить путь до лифтового холла. Мамонтов остановился рядом с небольшой группой сотрудников. Среди них были два крупных санитара. Начальник охраны начал объяснять им ситуацию и что именно им придется разрезать тело профессора Кема, примерзшего к металлическим поручням.