– Тебе как обычно, сладенькая? – беззубо улыбаясь, поинтересовалась Моди.

Она была одета в пеструю юбку, украшенную выцветшими лоскутами ткани и разномастными пуговицами. В отличие от большинства изгоев, худой ее нельзя было назвать – слишком уж часто она запускала руку в собственные сладости, потому зубов и лишилась.

– Ну да, – ответила Майра. – Послушай, давно ты меня знаешь?

Моди опустила ладонь на уровень пояса.

– С тех пор, как ты пешком под стол ходила и вечно влипала в истории. Послушать твоего папочку, так ты не сильно изменилась.

– Ну, – залилась краской Майра, – я вроде подросла.

– Но в истории по-прежнему попадаешь.

Майра потупила взгляд. Отрицать смысла не было: про Суд знали все.

– Ты умница, – похвалила Моди. – Так держать.

Возиус тем временем стал рыться в леденцах.

– А, и тебе привет, Возиус! – воскликнула Моди. – Где твои манеры? Знаю, ты у нас молчун, но рукой-то мне мог махнуть?

Пристыженный, Возиус выдернул руку из горки конфет и помахал Моди. При виде его смущенной улыбки и порозовевших щек торговка усмехнулась.

– Ну-ка, кто еще ко мне заглянул? – Она посмотрела на остальных ребят. – Калеб, Рикард и Пейдж. Как всегда, неразлучная банда. Так-так, Калебу – лакричные косички, Рикарду – имбирные крекеры, а Пейдж – лимонные печеньки. Все верно?

Моди считала своим долгом запомнить имена всех ребят в колонии и их предпочтения.

– Все верно, мэм, – ответил Рикард.

– Ну, и чего же вы ждете? – спросила Моди. – Я с утра напекла хрустяшек с арахисовым маслом. Да, еще у меня леденцы с новым вкусом – карамельное яблоко.

Дважды ребят просить не пришлось. Майра набрала две пригоршни конфет разных цветов и показала их Моди. Та, впечатленная, кивнула.

– Управишься сегодня, милая?

Пока она заворачивала конфеты в кусок холщовой ткани, кое-что привлекло внимание Майры (с окраины Базара Пятый сектор просматривался почти весь): через толпу словно пропустили ток, люди переполошились. В дальнем конце сектора, за Больницей, у Церкви, собралась толпа. Там явно что-то затевалось, что-то подозрительное.

– Моди, – шепнула Майра. – Что там за сборище?

Моди проследила за ее взглядом.

– Я вчера одного патрульного огненной водой напоила, – чуть слышно ответила она, имея в виду самогон, который сама же и гнала. Демосу и изгоям употреблять алкоголь запрещалось, но патрульные сами были не без греха – на торговлю им и употребление смотрели сквозь пальцы.

– И что он сказал? – так же шепотом спросила Майра, пока друзья и братишка наслаждались конфетами.

– Так, намекнул просто, к тому же был под мухой, но похоже, что Красные Плащи получат себе новую жертву, – сказала Моди. Красными Плащами изгои называли жрецов. – Пятую за месяц. Святое Море сегодня окрасится алым.

У Моди можно было разжиться не только сладостями и алкоголем, но и новостями, однако сегодня торговка делилась информацией весьма неохотно.

– Среди наших зреет недовольство, – продолжала она. – Почти всех жертв отбирают из изгоев. Если отец Флавий не сбавит обороты, то дождется восстания.

– Восстания? – пораженно переспросила Майра. – Изгои не выстоят против патрульных. У них же дубинки.

– Да, у них дубинки, но нас-то вдвое больше. Может, нам удастся переманить на свою сторону кого-нибудь из демоса. Синодом не только изгои недовольны.

– Все равно это опасно. Многие могут погибнуть.

– Есть нечто похуже смерти, – мрачно ответила Моди.

– Ты о чем?

– Жить без свободы, например, – заявила торговка, перетягивая узелки с конфетами красным шнурком.

Майра вздрогнула. Во всей колонии изгои имели доступ лишь в три места: во Второй сектор, где они и жили, в Пятый сектор, где располагались Базар и Церковь, и в коридоры, связывавшие эти два сектора. Нарушителей границ могли схватить и отправить на суд Синода.

Отдав конфеты Майре, Моди небрежно махнула рукой.

– Не слушай меня. Я просто старая вдова и сплетница, у которой слишком много свободного времени. Смотри не съедай все разом.

– На вот, держи, – сказала Майра, протягивая плитки водорослей за сладости и леденцы, которые схватил Возиус.

Но Моди наотрез от них отказалась.

– Спрячь это, милая. Довольно того, что твой папочка помогает мне в отсеке. Я серьезно. И слышать ничего не желаю.

Майра подождала, пока расплатятся остальные. Каждый ребенок норовил оставить хоть какую-то плату, ведь на памяти Майры еще ни одного из них, невзирая на статус, Моди не отпустила с пустыми руками, без сластей.

– Тогда прощай, – сказала Майра, отходя от прилавка.

– Нет, – поправила ее Моди, – до скорого.

– До скорого, – послушно повторила Майра.

Довольная, Моди помахала ребятам рукой.

– А теперь давайте-ка отсюда! Опомниться не успеете, как прозвучат три гудка.

Когда Майра покидала Базар с карманами, полными конфет, во всей колонии снова погасли огни, и на этот раз прозвонили дважды. Это был второй сигнал. Народу на Базаре резко убавилось: все устремились к выходу. Скоро и сами изгои начнут сворачивать лавочки, чтобы успеть к закрытию Базара.

– Быстрее. Опаздываем, – позвала Пейдж – она была у них за главного. – Рикард, это я тебе.

Рикард, задержавшийся у лотка с крабовыми роллами, сунул в рот остатки имбирных печений.

– Я просто хотел… максимально насладиться свободным временем, – прочавкал он.

– Опоздаешь еще раз, и свободного времени у тебя не будет вообще, – пригрозила Пейдж. – Учитель Ричардсон ясно дал понять.

– Линч, ты все слышал, – произнес Калеб. – Папаша тебя убьет.

На том все и закончилось, ребята поспешили к выходу с рынка. Пробегая мимо Больницы, Майра заметила над входом оранжевый флаг, от дверей тянулась длинная очередь. Врачи работали без устали, но на всех времени не хватало: первым делом приходилось осматривать кратос, потом демос, а на изгоев времени почти не оставалось. Мать Пейдж, главный врач, как раз принимала пациента – престарелого гражданина, которому, похоже, было трудно дышать.

– Еще одна медицинская тревога? – спросила Майра.

Пейдж проследила за ее взглядом и увидела флаг.

– О, точно, мама утром говорила, с Аквафермы опять занесли аллерген. Синод выпустил предупреждение, но беспокоиться не о чем, это просто излишек пыльцы с партией урожая или еще что.

– Потому, наверное, и очередь.

– И оранжевый флаг, – кивнула Пейдж.

Оранжевый флаг сообщал о заражении воздуха, синий – воды, а желтый – об эпидемии гриппа. Но больше всего боялись красного флага, возвещавшего о новой эпидемии оспы. Последняя случилась лет тридцать назад и унесла жизни более сотни человек. У Моди тогда погибли муж и дети.

Ребята подошли к Церкви. С тех пор как они покинули Базар, толпа перед входом заметно выросла. Ко входу в Церковь вела лестница, закрученная тугой спиралью, с верхней ступени выступал жрец. Главной достопримечательностью храма был сам Оракул – морская раковина, отделанная драгоценными металлами. Если ее поднести к уху, то можно было услышать, как ревет и бушует Святое Море, делясь откровениями.

Майра знала, что надо спешить – вот-вот раздадутся три гудка, но любопытство взяло верх. Она сделала знак друзьям, и те протолкались к ней поближе.

– Люди единственно верной колонии на дне Святого Моря… – глубоким баритоном вещал отец Флавий.

Заметив позади жреца патрульных, а среди них Джаспера и главного патрульного Линча, отца Рикарда, Майра догадалась, что это далеко не обычная проповедь.

– Оракул учит, что Святое Море дает нам все необходимое, – говорил отец Флавий.

У него была напомаженная черная борода и блестящие, близко посаженные глазки. Когда священник был чем-то недоволен, он сжимал губы. А недоволен он был очень часто. По бокам от него стояли младшие жрецы в одинаковых алых мантиях.

– Воду, которую мы пьем, воздух, которым дышим, пищу, которую потребляем.