– Святое Море! За что?! – вскричал Калеб. Выпустив ее, он схватился за ногу, однако Майра видела: он переигрывал.
– Нельзя подкрадываться к людям со спины и хватать их, – попеняла она Калебу. – Будет тебе урок.
– Да понял, понял… – Калеб помял ушибленную ногу. – Но зачем так сильно?
– Вовсе и не сильно. Энергия удара – это масса тела, умноженная на его скорость. Я использовала столько силы, чтобы освободиться, ее бы не хватило на то, чтобы сломать тебе палец.
Калеб попытался изобразить ужас, но вышло у него до ужаса мило.
– Сломать палец? Да что ты за чудовище!
– Доброе, – отрезала Майра. – Иначе и правда сломала бы тебе палец. Хватит нюни распускать. Представь на секунду, что ты демос.
Калеб осторожно перенес вес на ушибленную ногу, проверяя ее, и даже не поморщился. Майра так и знала: пострадало только его самолюбие.
– Целехонькая! – объявил Калеб.
Он снова улыбнулся, как улыбался, наверное, сжимая Майру. Лицо Калеба осветилось, и все его благородные черты тут же сделались отчетливее: блестящие черные волосы, острые скулы и глубокие изумрудного цвета глаза. Майра и Калеб многое пережили вместе, но даже сейчас она не могла взять в толк, почему он выбрал ее. Калеб принадлежал к кратосу – его отец состоял в Синоде, так что Калеб мог закадрить любую девчонку в колонии, но по какой-то необъяснимой причине остановил выбор на ней. Это сводило с ума, бесило, сбивало с толку и – что хуже всего – совершенно не укладывалось в голове. Ни к чему хорошему это, правда, не привело. Да, начиналось все просто замечательно… до тех пор, пока Майра не попала под Суд, и отношениям пришел конец, как и всему хорошему в ее жизни. Когда Майру выгнали из школы, Калеб ее бросил. Бросили Майру и все друзья.
Калеб перестал разговаривать с ней. Перестал целовать и забегать в ее отсек. Из-за разрыва Майре в те темные дни приходилось тяжелее всего. Она потеряла сон и по ночам рыдала в подушку, днем сердечная боль преследовала ее, точно страшный призрак. Майра с трудом узнавала саму себя в зеркале: что за странное создание с темными кругами под глазами, готовое расплакаться на ровном месте? Правда, со временем все странным образом изменилось: прошли месяцы, и Калеб снова начал с ней общаться, ребята из школы – тоже. Мало-помалу Майра впустила их в свою жизнь, а они ее – в свою.
Однако не все вернулось на круги своя. Суд изменил ее, Майра стала куда сдержаннее в чувствах. Она зареклась гулять с Калебом Сиболдом, целоваться с ним и вообще снова сходиться. Уж лучше быть одной, чем снова позволить разбить себе сердце. По крайней мере, так Майра убеждала себя, и доводы казались ей резонными. Разум охотно принял их, но сердце убедить не получилось. Вот почему Майра считала его предателем.
– Ты скучала по мне? – спросил Калеб и искоса глянул на Майру. – Что-то тебя давно не было видно в коридорах.
И правда, подумала Майра, скучала ли она по Калебу? Обычно по утрам, отводя Возиуса в школу, она встречалась с друзьями в переходах, пересекалась с ними по пути домой с работы, но в последние несколько недель она почти не вылезала из Инженерной – готовилась к тесту.
– Нет, не скучала, – ответила Майра бесстрастно.
– Совсем-совсем?
– Совсем-совсем. Не обольщайся.
– Нисколечко? – Он улыбнулся еще шире, словно дразня Майру.
– Нисколечко, – упрямо сказала она, однако не смогла удержаться и улыбнулась.
– Ну вот, я же говорю, ты по мне точно соскучилась, – победно произнес Калеб, глядя прямо на Майру, и та залилась краской.
Прошла секунда, другая…
– Она скучала без нас, – прогудел радостный голос.
Подошел Рикард, друг Калеба, и простодушно рассмеялся.
– Ты скучала по нам, так ведь?
– Как по вирусу гриппа, – сострила Майра.
– Что, правда так сильно? – Рикард расхохотался, сотрясаясь своим могучим телом.
Он был широкоплечим и коренастым, как и его отец, главный патрульный. Поначалу Майра пугалась его, однако быстро выяснилось, что за грубым фасадом скрывается один из самых добрых и благородных людей, кого она когда-либо встречала.
– Майра! Вот ты где! – прокричала, запыхавшись, Пейдж. Едва удерживая в руках стопку книг, она протолкалась через толпу и оглядела друзей. Когда-то они все вместе поступили в первый класс. – Ну… ты уже рассказала? – едва скрывая возбуждение, спросила Пейдж.
Майра принялась ковырять пол носком сандалии.
– Было бы о чем…
– Как так?! – удивилась Пейдж. – Майра сдала экзамен на подмастерье. Эрвин, мой кузен, сказал вчера. Спорим, ты училась как одержимая. Потому-то мы тебя и потеряли…
– Говорю же, ничего особенного.
– Да ладно скромничать! – продолжала Пейдж. Она вела себя как обычно. Мало что волновало ее в жизни так, как учеба и экзамены. – Ты самый молодой подмастерье.
– Впечатляет, червь моторный, – заметил Рикард и хлопнул Майру по спине, так что та поморщилась.
Калеб обалдело присвистнул.
– Так ты теперь подмастерье? А мы еще даже не ученики.
Майра опустила взгляд, стараясь не показывать гордости.
– Это потому, что у меня была фора, – как можно небрежнее сказала она. – И еще мне повезло. А то ведь запросто могли в изгои отправить.
Повисла неловкая пауза: друзья никогда не вспоминали про Суд, не обсуждали его. Майра поймала на себе озабоченный взгляд братишки.
– Во имя Оракула, – прервал тишину Рикард, – вот бы меня из школы выперли! Ни тебе директора Кроули, ни религиоведения на весь день, и никакого Бэрона Донована.
– Да уж, по ним я точно не скучаю, – призналась Майра.
Пейдж лукаво улыбнулась и предложила:
– Конфетки?
Они с Майрой подружились сразу, еще в первом классе, когда их посадили вместе на уроке математики. Благодаря умению Пейдж сосредотачиваться на задании и математическим способностям Майры они зарабатывали высшие баллы и быстро стали неразлучны.
Майра вскинула бровь.
– Могла бы не спрашивать.
* * *
– Свежие роллы! – на весь Базар кричал изгой с желтыми зубами, одетый в засаленный комбинезон. – Соленые, сделанные из вчерашнего пайка!
Оказавшись в Пятом секторе, ребята направились к большому рынку прямо посередине. У них еще оставалось немного времени до начала рабочего и учебного дня. Народ стекался в Пятый – центральный – сектор из отходящих от него коридоров. Некоторые толкали перед собой тележки или тачки, нагруженные ржавым металлоломом, деталями сломанных компьютеров и прочим хламом – на обмен с изгоями. Прочие несли излишки пайков: рисовую муку, сахар или плитки прессованных водорослей. Последние, хоть и дрянные на вкус, содержали много питательных веществ и пользовались популярностью у изгоев, получавших лишь половину пайка. Почти все они недоедали.
– Кому нужны вонючие роллы, если можно отведать моих шашлычков? – проорала во весь голос другая торговка. – Острые, свежие, только с шампура! Налетай, народ, пока не остыло!
– Вонючие, говоришь? – презрительно спросил первый изгой, зажимая нос. – Ха, видали мы, откуда ты свою рыбу берешь. Сюда, народ, сюда! Свежие роллы из вчерашнего пайка!
С каждой новой репликой словесная перепалка становилась яростнее. Базар был шумным, суматошным местечком, но в то же время он всегда манил и поднимал настроение. Даже низкие потолки и постоянный холод не снижали градус его оживленности. Тут и там продавались плетеные корзинки, выкрашенные в пестрые краски шарфы, роллы из ферментированной рыбы, завернутой в рис и хрустящие водоросли. Роллы Майра терпеть не могла, хотя многие считали их деликатесом. Были здесь и грубо сработанные куклы из лохмотьев, приправленная карри рыба (от пряного аромата которой так некстати потекли слюнки) и колючие сандалии из пеньки.
– Неужто Майра Джексон пожаловала? – проскрипел грубый голос. – Мой любимый клиент!
В дальнем конце Базара Майра заметила Моди: торговка махала ребятам рукой из-за прилавка. Ее лоток ломился от самодельных сладостей, на которые Моди выменивала у демоса излишки пайка. Схватив братишку за руку, Майра направилась прямиком к ней.