II Верховный Главнокомандующий Верховный Главнокомандующий устал. Ему приснился собственный ребёнок в луже крови. Мартовский снег, растаяв на пороге, Потёки на полу нарисовал. Грачи бунтуют. Чернь и Петроград Полны брожения. Весенний сок измены Пульсирует в висках и деревах. На всех фронтах – распутица, распутье и размены. На всех устах – укоры, кара, крах. Река вскрывается, как рана с гнойником. Лёд тронулся и надломился у излучин. Великий и проклятый год — Река Великая — Великий город Псков — Идём на Дно — Великое Прости утопленников, вёсен и уключин. И поутру его рука протянется к перу. Бездна
Мгла могил да сугробы надгробий: Как мертвецкая, память полна. А слова, сумасбродны и скорбны, — Камнем в пропасть – на розыски дна. И стремглав, без отскоков от стенок, Всё быстрей устремляясь к ядру, — В бездну ту, что бессмертием снится в застенках И бездонной зовётся в миру. Дачное Намокнув, обварившись и крошась, На запотевшем блюдце развалившись, Блестит бисквит. Тенистым крошевом карандаша, Где света акварель сквозит, Едва намечен контур сада. Спасибо, нет. Спасибо, нет – не надо Больше чаю – оставьте на потом, Для тех, кто подойдет чуть позже, Кто подойдёт вот-вот, Рукой неловкой разведя Зелёных листьев клейких бездорожье. Смотрите: со смеху сам пол дрожит, Щекоткой бликов толстопалых растревожен! Остаток дня лучащимся клубком Свернулся на веранде, как котёнок. Растрёпанный, что эта бахрома, закат — И запах сладким залитых клеёнок. Вариант Дочери катят серсо, Матери катят – сердца. И по дороге столбом Пыль от сердец и серсо. М. Цветаева Порочный круг. Невинный обруч. Прочат Устало гости долгие лета. Вон та – скатила в луг; Вон та – скатила в омут. Отнятая по перстень. Безымянный Немеет палец. И мылом, маслом — Облепляют тайну. На именинах сменщиц! Ведь сменили Саму себя Самой собою ж. Без следа… Прощать нам велено Врагов своих — Самих себя. Простились Два взгляда В зеркале. – Сюда! Скорей сюда! Кричат подруги дочерей. Там, под столами, Прячутся дети. С неба бежит вода. Закат Какая спесь небес! Спесь – словно совестливость. Как всё запущено! — Залившееся краской торжество. Румянца пятнами пошедшая Прозрачная счастливость — Так добрые стыдятся Неслыханного счастья своего. Рыбалка На блесну, на живца, на живительный проблеск Неуёмной надежды за рябью пучин Покупаются люди – крючковою болью Заглативший наживку ту только и жив. Всё наверх и наверх, через толщу волненья, Кто-то тащит нас в небо, за жабры ведя. И немая – мольба, и немое – боренье, Чешуёй горят краски, и тонет земля. Игра престолов На белом свете королевств так много, На белом свете тридевятых царств так много, Что убивать не страшно, — Бабы нарожают понемногу. Не белом свете белизны так много, И смерть так на миру красна, Что умирать не страшно, — Алее кровь зимою на дорогах. На белом свете говорят: «Побойтесь бога», — И, затаившись в похоронных дрогах, Врага с семьёю вырезают у порога. На белом свете нет порога у порока, На белом свете и у боли нет порога. На белом свете королевств так много… Тютчев
Цензор предсказал грозу В начале мая — С чего бы? — Как на ощупь, на выпуклый звук Пути впотьмах пролагая. Пути впотьмах: хоть выколи глаз — Хоть ором зайдись – темно же! Ложится ночь, как летучая мышь, Скольжением льдинок по коже. А цензору править Текст предстоит: За вычетом вычерков – прочерк. Слову сторож, поэт сторожит Текст Непроходной до дрожи. Вечно кромсать, вечно пятнать Кляксами – манускрипты. Перевод на язык разрешённый С невозможного Ритма — Рифма. Так что там гроза? Идёт ли? Близка? Скорей бы уж разродиться. Сердце клокочет На салфетки клочках. На горизонта Ревущей реке Смерть стрекозой кружится. Неподцензурное: Сфинкс и страна. Стара как мир Весть грозовая. И вера в Россию как эра стара: В Россию верят, как верил Фома, В раны персты влагая. |
