- Ездиет! - обрадовался он.

Приземлился и не секунды не раздумывая, разломил остаток вдоль пополам.

- Это тебе, Мишаня, на проезд.

Оказалось и четвертинка тоже обладает прекрасной подъемной силой и чудесной управляемостью.

Видя такой оборот событий, Босс оставшуюся половинку тоже разломил пополам. Теперь стало четыре полетных места. Решили три части спрятать в разные схроны. Кто куда сам придумает, а одну оставить для эксперимента и в качестве воздушного транспортного средства.

Пока обсуждали все нюансы полетных свойств и практического применения, плавно подкралась ночь. Выпить уже все равно не осталось, поэтому Босс и Жека взяли свои огрызки и двинулись в родные пенаты.

Босс был человеком по-военному ответственным и хозяином своего слова. Поэтому двинул сразу не домой, а на пилораму. С этим предприятием его связывали давние, но очень непростые отношения. С достойной часов периодичностью его выгоняли за нетрезвый вид на рабочем месте и с той же регулярностью брали обратно за мастерство и трудолюбие. Сейчас был период, когда он собирался вернуться после короткого расставания. Пилорама находилась за городом, ближе к лесу. Другими словами, топать до родного предприятия нужно было километров шесть и столько же обратно. Поэтому, выбравшись за околицу, он уселся на два огрызка сразу и с ветерком отправил свое тело до места назначения. Его летучее появление собаки восприняли настороженно, однако быстро взяли себя в лапы и радостно завиляли хвостами.

Босс зашел в ангар, сунул под стеллаж с неликвидом один кусок летучей доски, а на другой загрузил будущую столешницу, уселся на нее верхом и выкатился в сторону родного дома. Обратный путь прошел комфортно и без эксцессов. Заготовку для стола он доставил через открытое окно третьего этажа к ногам мирно похрапывающего Мишани.

Дело сделано, совесть чиста. Босс с чувством исполненного долга налегке двинулся домой. Благо дверь в Мишину квартиру давно забыла, как запираться на замок, и поэтому ее достаточно было просто прикрыть.

У Жеки путь домой традиционно не был безоблачным. С твердым намерением, но шаткой походкой он продвигался в сторону родного угла, где жил со своей престарелой, заслуженной и мягко говоря, не всегда адекватной бабушкой. По пути он негромко рассуждал о перспективах дальнейшего использования полетных возможностей и подкреплял свои выводы куплетами из популярных песен. Не далеко от мусорных контейнеров ему повстречалась тетка, которая, мерно позванивая битым стеклом в мусорных мешках, двигалась в том же направлении.

- Пьянь! Всех вас удавить мало! - недипломатично заявила она. Вероятно, в этом было, что-то личное. Но несправедливость требовала сатисфакции, и Жека сказал:

- Это я пьянь?!

- Ты, - подтвердила тетка.

- А ты так можешь? - спросил он, и в качестве аргумента разбежался непослушными ногами на три шага, лег грудью на огрызок и взмыв метра на три в сторону неба спикировал за мусорные контейнеры в лопухи.

- Свят, свят, свят. - сказала тетка и перекрестилась.

- Да, есть такое дело, - согласился из лопухов Жека и, исполнив "Спи ночь в июле только шесть часов", захрапел.

Спал он не долго - озяб. Весь в репьях, с куском доски под мышкой, уже без приключений добрался до родной квартиры и лег досыпать, памятуя о быстротечности летней ночи. Утром бабушка полила его из чайника и сказала:

- Гарсон! Сборную солянку и антрекот.

Жека отплевался и пошел варить быстрорастворимую овсянку из пакетов. Пока он возился у плиты, в коридоре раздалось: "Эх!" - и к нему на кухню верхом на доске вплыла бабушка. Она сидела так, как будто под ней был лихой конь, и махала рукой с воображаемой шашкой.

- Помнишь брат, Василий, - спросила она, - как мы с тобой рубали беляков под Перекопом?

- Помню, - сказал Жека. Приземлил старую рубаку и отобрал доску. Для недосягаемости предмета запихнул его на антресоли, накрыл стол и ушел к Мишане продолжать диспут.

Эксперимент порядочного масштаба

Столешницу Миша спроворил быстро, практически в одиночку, на последнем этапе, правда, коллеги помогли морилкой покрыть. Сдали Маргоше, получили расчет и после некоторой подготовки перешли к обсуждению наболевшего. По предварительным подсчетам материально-финансового обеспечения должно было хватить минимум на два дня. Если, конечно, брать не в гастрономе, а у Зинки - самодельного изготовления. Первый день прошел планово, без перегибов и неожиданностей, а вот второй полностью спутал все карты. Как раз когда Жека искал карандаш, чтобы выразить математической формулой полетные свойства доски, входная дверь предупреждающе скрипнула и из прихожей вкрадчивый голос Маргариты спросил:

- Тук-тук. Миша, ты дома?

- Тут я, здесь, - ответил Мишаня и поддернул треники.

Она вошла в комнату и как-то неуверенно заговорила.

- Ой, да ты не один. Да все равно. Миша, я, знаешь нечаянно на стол села, а он...

Почувствовав заход на рекламацию, Жека мгновенно занял оборону.

- Ну, что ж ты, Маргарита Семенна, с такой (одно слово он дипломатично пропустил), да на метр двадцать забралась, да еще нечаянно.

- Не с тобой разговор, - окоротила Марго и продолжила почти ласково, - ты понимаешь, Миша, он полетел.

- Хто полетел? - скроил крайне удивленную физиономию Босс.

- Да, Боже мой, стол. Вместе со мной. По комнате. И от стенки оторвался. Как быть?

- Дела... - протянул Босс. - А ты никак там не колдовала? Может, приворотное зелье с керосином перепутала?

- Схлопочешь. - пообещала Марго.

- Мишань, ты бы сходил, посмотрел, в чем там дело, - посоветовал Босс, знаками давая понять, что мы не в курсе.

Но потом посовещались и на смотрины к Марго отправились всем составом. Дома она продемонстрировала полетные свойства, но наотрез отказалась отдавать столешницу на переделку. Попросила только отвинтить у стола ноги, чтобы удобнее было летать, если куда понадобится. А стол заказала еще один, но только чтобы он не брезговал земным притяжением.

Деньги дала сразу все, в три раза больше чем договаривались в прошлый раз и, не размениваясь на задатки. Ситуация явно принимала неожиданный ракурс. Босс сразу забрал все деньги, оставив самую малость "для расширения зрачков", и спешно убыл на родное предприятие.

Завидев его, начальник приготовился выслушать покаянную речь и уже прикидывал, какой объем работы будет как раз для заглаживания вины. Однако гордая походка виновного породила некоторые сомнения.

- Здравия желаю, Виктор Палыч! - бодро поздоровался Босс, приблизившись. - Я к вам по многолетней, так сказать, дружбе.

- Денег нет, - сказал, опережая события, начальник.

- Ни Боже мой! Что ты Палыч! Чтобы я? - да ни в жисть.

- А тогда чего?

- Видите ли, Виктор Павлович! Мы тут с коллегами один серьезный эксперимент затеяли. Не скажу глобального, но порядочного масштаба. Для решения научной задачи нам требуется максимально возможное количество сухой обрезной доски. Деньги - вот.

Босс достал из кармана кожаное портмоне - подарок мамы на восемнадцатилетние, вытащил всю наличность и протянул начальнику. Палыч был явно обескуражен, но виду постарался не подать.

- Может, тебе их еще и стругануть? - съязвил он.

- Вот спасибо, вот что значит настоящий однополчанин. Виктор Палыч, с меня... Сам знаешь, не заржавеет.

- Ладно, вали, выбирай, - ответил Виктор Палыч и вдруг, раздобрившись, продолжил, - Игорю скажешь, чтоб отвез. Все равно сидит бамбук курит.

- Огромное вам человеческое... - приступил было Босс с благодарностью, но начальник махнул рукой и пошел в сторону конторы.

- И так, господа! Коллеги! - начал Босс торжественную речь, после того, как все доски были вручную подняты на третий этаж в Михайлову квартиру. Коллеги, обливаясь потом, с некоторым протестом уставились на докладчика.