Некоторое время мы сидели молча. Только пыхтел Кваркозверь, чавкал травой Преходящий Лось да временами отдувались, прихлебывая свой шоколад, мы с Тайгером.

Полагаю, он думал о том же, о чем и я. О том, что мы были найденышами. Нас обоих оставили у дверей монастыря Благословенных Дам Лобстера совсем маленькими, даже не умеющими говорить. Мы не знали своих истинных дней рождения и носили придуманные Сестрами имена. Думается, поэтому Тайгер так легко и догадался, что за смерть Джорджа Нэша была в ответе моя предшественница. У нас, найденышей, нет худшего оскорбления, чем как бы лишиться права на то, что мы превыше всего ценим, – своего имени.

Тайгер спросил:

– А доподлинно выяснить ты пробовала?

Он имел в виду моих родителей.

– Нет пока, – ответила я. Все мы, найденыши, придумываем себе настоящих мать и отца. Некоторые их мысленно возвеличивают и потом бывают жестоко разочарованы. Другие, наоборот, мысленно принижают родителей, как раз чтобы впоследствии не разочаровываться. Но так или иначе размышляет о них каждый.

– Зацепки хоть какие-нибудь есть?

– Только мой «Фольксваген», – ответила я. – Меня оставили вместе с ним, я лежала внутри. Вот получу права гражданства и пойду разузнавать насчет прежних владельцев машины… А у тебя с этим как?

– У меня есть обратный билет на Карлайл, купленный в будний день, и еще медаль, – ответил Тайгер. – Она со мной лежала в корзинке на ступенях монастыря… Это медаль за Четвертую Войну Троллей. С планкой за доблесть.

И опять мы некоторое время молчали.

– У очень многих родители погибли в тех войнах, – сказала я наконец.

– Ну да, – очень тихо откликнулся Тайгер. – У многих.

Я потянулась и встала. Час был уже достаточно поздний.

– Что ж, Тайгер, – сказала я, – неплохо для первого дня, спасибо тебе за все.

– Да я ничего такого не сделал…

– А я и имею в виду как раз то, чего ты не сделал.

– Правда? И чего?

– Во-первых, ты не повернулся и не убежал с воплями прочь. Во-вторых, не начал сразу со мной ссориться или странные требования выдвигать…

– Я думаю, Проунсы все такие, – ответил он с улыбкой. – Верные и преданные. Это у нас, должно быть, семейное.

– А с бесстрашием у вас как?

Он покосился на Кваркозверя.

– Мы над этим работаем…

Я проводила его в комнату и на всякий случай спросила, не нужно ли ему было чего-нибудь. Он ответил, что все в полном порядке, то есть просто как из пушки, – у него была своя комната, пусть и заколдованная, но своя. Оставив его, я спустилась к себе, почистила зубы, облачилась в пижаму и забралась в постель. При этом я позаботилась расстелить на полу одеяло и положила подушку – чисто на всякий случай. Подумав еще немного, я сняла со стены плакат с сэром Мэттом Гриффином, который, как мне показалось, не добавлял очарования моему имиджу. Свернув большой лист с обликом первейшего сердцееда королевства, я сунула его в шкаф…

Взяв книжку, я принялась было читать, но уже через несколько минут дверь приоткрылась, и в комнату на цыпочках проник Тайгер. Устроившись на расстеленном мной одеяле, он испустил глубокий вздох. Ни разу прежде ему не приходилось ночевать одному.

– Доброй ночи, Тайгер, – сказала я.

– Доброй ночи, Дженни, – отозвался он.

В ту ночь я спала скверно. Вообще-то, бессонницей я отнюдь не страдаю, просто… в воздухе витало что-то… такое…

Колдуны, понимаете ли, склонны широковещательно транслировать переживаемые эмоции, особенно, если они очень взволнованны, расстроены или сбиты с толку. Вот эта-то тонкая субстанция и растекалась по Башням, словно вонючие стоки из прохудившейся фановой трубы. На самом деле подобное происходило не в первый раз, и у меня для такого случая было припасено одеяло, простеганное алюминиевой ниткой. Такое вот подобие экрана, но на сей раз и экран оказался бессилен. А может, он и вовсе был бесполезен. И благодарить за это следовало нашего волшебника Мубина, которому было по приколу давать новичкам пустые советы… В частности, он утверждал, что Три Градуса были триумвиратом колдуний, которые специализировались на понижении температуры чуть ли не до абсолютного нуля. Так что не знаю.

К тому времени, когда я проснулась, Тайгера в комнате уже не было. Ушел куда-то и Кваркозверь. Я про себя предположила, что он решил показать Тайгеру обычный маршрут своей утренней прогулки, проходившей по всяким задним дворам, редко используемым переулкам и пустырю за бумажной фабрикой, где реально жуткая внешность твари никого не ввергла бы в состояние острого шока. И это не пустые слова. Я вот давно и неплохо знала нашего Кваркозверя, но сердце временами екало даже у меня. Зря ли говорят, что Кваркозверь выглядит симпатичным лишь в глазах собрата по виду. Вот только парами они по очевидным причинам никогда не гуляют…

Я быстренько приняла душ, оделась и вышла из своей комнаты. Я обитала на третьем этаже, между номером Сестер Карамазовых и кабинетом мистера Замбини. Идя по коридору, я обратила внимание на то, как остро покалывал ноздри воздух. Ощущение, очень похожее на то, какое бывает в преддверии заклинания. Потом лампочки в коридоре принялись мигать, а дверь моей комнаты, которую я прикрыла за собой, медленно растворилась. Вибрация в воздухе делалась все заметнее, усиливалось и покалывание… И вот потолочные светильники, один за другим, принялись выскакивать из креплений. Падая на ковер, они подпрыгивали и затем сами собой катились в дальний конец коридора. Половицы принялись гнуться у меня под ногами. Мимо шмыгнула одна из множества обитающих в здании кошек. Шмыгнула – и сиганула прямо в распахнутое окно.

Дальнейших предупреждений мне не понадобилось. Я еще ни разу не переживала катастрофы, именуемой Магиклизмом, но мистер Замбини мне рассказывал, что это такое. Не раздумывая, я кинулась к устройству аварийной сигнализации, расположенному около лифтов. Разбила стекло и нажала большую красную кнопку.

По всему зданию тотчас взревели колокола громкого боя, призывая обитателей принимать всевозможные меры противодействия, кто какие мог. Повелители тумана безотлагательно наполнили помещения тонкой взвесью влаги, – я точно в облаке оказалась. В нашем деле вода считается идеальным ингибитором; если что и может укротить вышедшее из-под контроля заклятие, так это сырость. Я замерла, стоя на месте. Еще несколько минут – и откуда-то с пятого этажа прокатилась сильнейшая взрывная волна. Вибрации и пощипывания тотчас же прекратились. Я посмотрела в сторону лестницы и увидела облако пыли и битой штукатурки, выплывавшее из лестничного колодца. Я выключила сигнал тревоги и побежала вверх по ступенькам, кинулась пешком, потому что в аварийной ситуации пользоваться лифтами как обычными, так и заколдованными, – самое последнее дело.

На площадке пятого этажа лежал и не двигался волшебник Мубин.

– Мубин!.. – заорала я сквозь тучу еще не улегшейся пыли. – Блин, что с тобой произошло?..

Он зашевелился, но не ответил. Кое-как поднялся и скрылся в своих апартаментах, чья дверь, снесенная с петель силой взрыва, была натурально впечатана в противоположную стену. Я заглянула через порог, обозревая картину разрушений.

Комнаты чародеев по совместительству служат им лабораториями. Каждый колдун – по природе своей безумный исследователь и, как правило, проводит всю жизнь в попытках составить особо капризное заклинание или выполнить какую-то неподдающуюся работу. Как тут не вспомнить Гренделла из Клеторпа, жившего в двенадцатом веке! Он целиком потратил весь свой земной срок, выплетая заклятие для такой вроде бы малости, как поиск потерянного молотка… Это я к тому, что вдребезги разнесенная лаборатория могла означать, что одномоментный выхлест магической энергии отправил коту под хвост несколько десятилетий упорной работы. Магия, знаете ли, сильная штука. И временами опасная. С ней надо держать ухо востро, иначе может здорово цапнуть…

Я прошла вслед за волшебником Мубином в его комнату, осторожно переступая через осколки. Большая часть его книг выглядела безвозвратно погибшей, а тщательно подобранная стеклянная посуда для опытов – всякие там реторты, баночки и пробирки – разлетелась в мелкие дребезги. Вот только все это Мубина, похоже, не особенно волновало. Равно как и то обстоятельство, что взрывом с него содрало почти всю одежду – в настоящий момент почтенный колдун щеголял лишь в трусах и одном носке.