Обшарили все окрест. Парашюта и рации нигде не было. Но один из обещанных Слободкиным островков наконец попался.

— А ты, оказывается, спец по болотам! — похвалил его Плужников. — Давайте привал делать, хлопцы. Я тоже не могу больше.

Начиналось новое утро. Надо было подумать и о маскировке, и об отдыхе. Даже старшого, самого сильного из них больше действительно не держали ноги. Остановились. Плужников предложил было «расхомутаться», подсушить обмундирование. Евдокушин промолчал. Слободкин же посоветовал:

— Из сапог дрянь выгребем, портянки выкрутим. И всё. Немец близко.

— Откуда знаешь? — спросил старшой. — Заплутали же мы.

— Расчет простой. Если нас сбросили где надо, он должен быть рядом — сказано: за партизанами по пятам ходит.

— Сбросили там, где полагается, — не очень уверенно ответил Плужников.

— А тебе почем знать? — возвратил ему вопрос Слободкин.

— Штурман сказал, ошибка, конечно, может быть, но небольшая, — объяснил старшой. — Плюс-минус пять — десять километров.

— Значит, я прав, — сказал Слободкин. — И штурмана народ точный. Редко ошибаются.

— И все же бывает? — еле слышно подал голос Евдокушин.

— Бывает, — вздохнул Слободкин.

Старшой с ним согласился.

Спать решили по очереди. Сперва Евдокушин со Слободкиным, потом Плужников. Такой график старшой сам выработал. Слободкин спорить не стал, только попросил будить его, ежели расхрапится.

Но график графиком, а смертельная усталость быстро и неотвратимо взяла свое. Распластанные на прелой, склизкой траве, туго спеленутые мокрой одеждой, они почти сразу же канули в забытье. Все трое. И спали долго.

Первым поднял тяжелые веки Слободкин. Мутным, еще не совсем проснувшимся взглядом молча смерил с головы до ног двух незнакомых бородатых людей, стоявших рядом, зажмурился, повернулся на другой бок. Потом вдруг вскочил, потянулся за автоматом.

— Отставить! — тихим, но властным голосом остановил его один из бородачей. — Свои!

— Свои?! Ты что, дед!.. — затараторил Сергей. Автомат уже был у него в руках.

— Ты все-таки опусти пушку то, опусти, — спокойно вступил в разговор другой бородач. — Ну чего ты? Черта от дьявола отличить не можешь?

— Пароль! — выпалил Слободкин и уставился на бородатых пришельцев.

— Горлица! — без запинки последовало в ответ.

— Точно! — громко воскликнул Сергей и тут же перешел на шепот. Но оплывшие ото сна, ошалевшие от неожиданности Плужников и Евдокушин уже повскакали на ноги и тоже кинулись было к оружию…

Оказалось, штурман был точным, несмотря на непогоду. Грузовой парашют спустился недалеко от того места, где надо, хотя костров, ясное дело, с самолета не увидели и увидеть не могли. Слишком низкая облачность, слишком плотный туман. Такие туманы — редкость даже в этих местах, совсем не случайно прозванных гиблыми. Партизаны нашли грузовой парашют почти сразу же после его приземления — больно сильно плюхнулся, даже купол не успел наполниться воздухом. А вот самих парашютистов едва сыскали.

— Только час назад обнаружили, — сказал один из бородачей с сильно осипшим, гудящим голосом. При этом он, кажется, чуть-чуть улыбнулся. Но в точности определить, так это или не так, было не возможно. Улыбка сквозь бороду не пробилась, хотя, вроде, и сделала таковую попытку.

— Час назад? — изумился Плужников. — Я же глаз не сомкнул. Вы что-то путаете.

— Час тому, — повторил бородач. — Даже с лишком, пожалуй. Будить не стали, хоть и надо было. Прикрыли вот кое какой одежонкой, дай, думаем, отдохнет новое пополнение. Отдышались, пришли в себя?

Плужников, Евдокушин и Слободкин только тут заметили, как сползают с их плеч партизанские телогрейки.

— Ну а теперь докладайте по порядку, — прогудел партизан, у которого борода была чуть не до пояса. — Кто командир из вас? Ты, что ли? — инстинктивно обратился он к Плужникову.

— Я, вроде, — неохотно отозвался тот и тут же уточнил: — Теперь мы все в вашем распоряжении.

— Понятно, — удовлетворенно пробасил бородач, отдавая должное своей проницательности. Как состоянье? Здоровье? Терпимо?

Плужников ответил за всех:

— Вроде, живы-здоровы. Вы-то здесь как?

— Если в общем и целом, то ничего. Но положенье сложное. Если б не вы, дело, может, совсем дрянь было бы. Теперь кое-чем разжились. Боеприпасы, аккумуляторные батареи, лекарства, консервы и все прочее из грузового парашюта выгребли и уже отправили куда надо. Ежели еще по радиосвязи поможете — вот так выручите. На два отряда один радист, и тот еле дышит, вот-вот концы отдаст.

Слободкина грубоватые эти слова покоробили. Но он постарался пропустить их мимо ушей. Подумав минуту-другую, спросил:

— Два отряда?

— Наших два. А что?

— Ничего. Нам про один говорили. Два так два. Но, может, вам, отец, объединить отряды в один — не распылять силы-то? — решил блеснуть стратегической мыслью Слободкин.

— Верно, кое для чего лучше, — согласился партизан. — Но есть в военном деле еще такая штуковина — тактика. Мы ведь не отсиживаемся в лесах-болотах. Хоть и малыми силами, но колотим его. А это с двух сторон сподручнее получается. Он думает, нас тут целые тыщи…

— А вас? — Слободкину, да и всем им не терпелось скорее узнать про партизан все.

Они скоро все и узнали. Только вводили их в курс дела не сразу, постепенно.

Бородач с осипшим голосом грубовато представился:

— Я командир первого отряда. Василий.

— По батюшке?

— Просто Василий. А насчет «отца» я так скажу, сынок. Ты с какого будешь?

— С семнадцатого, — ответил старшой.

— С девятьсот семнадцатого?

— С девятьсот.

— Поздравляю ровесника Октября и моего тоже!

— Неужели? — поразился Плужников.

— Вот тебе и неужели! — ухмыльнулся Василий. — А вот этот действительно отец, — указал он на своего напарника. — С пятнадцатого. У нас его все Стариком зовут. Даже немцы знают это имя. Ужас на них нагоняет. Ну-ка дай свой карабинчик, Старик.

Тот протянул командиру винтовку. Василии, проведя шершавой ладонью но бесчисленным зарубкам на ее ложе, сказал:

— Рашпиль!

Плужников со свойственной ему обстоятельностью представил Василию свое войско. Когда сообщил, что самый юный из всех троих — Евдокушин и что он силен в радиотехнике, командир обрадовался, смерил Николая изучающим взглядом.

— Вот это уважили так уважили! Как только выйдем на связь, благодарность центру отстукаем. Перво-наперво, ясное дело, доложим, что вы нашли нас.

Плужников не удержался, внес поправку:

— Не мы вас, а вы нас.

Командир две формулы свел в одну:

— Вы нас, а мы вас. Так совсем точно будет. С чего начнем? Может, сразу и двинемся? Только путь не ближний, учтите, кружной. Болотами нашими, вижу, вот как сыты — в обход придется чапать.

Плужников глянул на своих товарищей. Остался их видом в общем и целом доволен, кажется. Пообсохли малость, пришли немного в себя. Голодные, конечно, как бобики, но натощак даже лучше шагается, давно установлено. Острый кадык его шевельнулся в тот миг и даже хрустнул.

Василий заметил это, подбодрил, как мог:

— Часика через три-четыре будем в первом отряде. Там подхарчимся, все обмозгуем, а сейчас пере кур — и по коням?

— По коням, — за всех ответил Плужников.

Никто так не обрадовался предложению покурить на дальнюю дорогу, как Слободкин. Он давно уже шарил по карманам своей гимнастерки, но кисета, подаренного еще шефами в госпитале, не находил. Да если бы и нашел, что толку? Какую лапшу болотную обнаружил бы вместо махорки?

Командир, угадав в Слободкине заядлого курильщика, шагнул к нему первому, отвинтил крышку пулеметной масленки, до краев наполненной самосадом.

— Отведай. И вы тоже, — он каждому поочередно поднес свой «портсигар». — Местная. Все, что осталось в тутошних деревнях. Жителей по лесам разогнал, животину порезал, сожрал, хаты порушил, колодцы отравил, а махорка вот кое-где уцелела. Не принимает наш табачок, свой, искусственный тянет.