- Ну, как? - спросил морской волк.

Я молчал, глядя на неё. Ему надоело, и он ещё раз спросил:

- Ну, как? берёшь? Подержаться - полмонеты, попользоваться - пять монет.

- Откуда она? - спросил я. - Вернее - зачем она?

- Э-э, да ты дурак. Ну, если хочешь знать, она слышала о нашем Городе и хочет там попробовать себя. А я просто взялся помочь.

- Ты хочешь в Город? - я не поверил.

Она поняла, что её спрашивают, и что-то сказала на своём шепелявом языке.

- Ну, понял? Берёшь?

Она была совершенно голой и даже не прикрывалась. Я не святой, и прямо изо рта в горло у меня текла слюна, и я понимал, что теперь мне её не остановить, если не...

- Беру, - сказал я. - Пять монет на берегу, при расчёте.

- Сколько дней её для тебя подержать? Не больше трёх, товарищам тоже надо.

- Один раз. Пять монет. Уходи.

И он ушёл. Она отдалась привычно; она старалась, но я чувствовал, что она не хочет. Слюна перестала течь, я оставил её и поднялся наверх. Там ждал меня кормчий.

- Понравилось?

- Нет.

- Ну, и чёрт с тобой. Помни: пять монет ты мне должен. И забудь про это, никому ни слова.

И он отошёл.

Вечером, на закате, когда я стоял на носу корабля и вдыхал его движение, мимо прошёл капитан. Он тяжело положил руку мне на плечо и пару раза хлопнул. Он всегда так делал, если человек был надёжен - проходя мимо, обязательно хлопнет по плечу. И тут я ему сказал:

- На борту женщина.

Он остановился на секунду, кивнул и пошёл дальше. Никто ничего не видел, всё было как обычно.

Серая полоса на горизонте появилась следующим утром. Мы привычно стали проверять снасти и крепёж палубного груза. Серость приближалась и скоро стала чёрной. Рядом со мной стоял Дион, матрос, который был, кажется, вторым. Я взглянул на его лицо и увидел страх. Он что-то шептал.

- Что шепчешь? - спросил я его, - заклинания?

- Будь проклята эта еврейка, - ответил он. - Нам не выжить.

- Так избавься от неё.

- Как?

- Нам не выжить, - повторил я ему его слова.

Все стояли по местам и ждали приказа. И капитан приказал:

- Женщину - за борт!

Никто не двинулся.

- Оглохли, сволочи?!

Все стояли не двигаясь, и все смотрели на кормчего. Это продолжалось примерно две минуты. И он не выдержал. Он тяжело побежал, скрылся в трюме, а через пять минут показался на палубе, волоча за волосы женщину. Он остановился. И оглядел всех. Все смотрели на него. Ветер уже рвал на ней волосы. И он понял, что он один. Молча он потащил её к борту, она упиралась и кричала. Одной рукой он держал её за волосы, другой схватил за ногу и бросил в море. Её вой оборвался через секунду. А ураган...ураган прошёл стороной. Я смотрел на товарищей. Все прятали друг от друга глаза. Я один только смотрел прямо. Почему так? Не знаю. Но я не чувствовал себя виноватым, не чувствовал себя подлецом.

Я обещал рассказать тебе про море. Я рассказал. Ты спросишь: почему про море? Очень просто. Её душа теперь там хозяйничает, я знаю хозяйку моря. И ещё я знаю, что все мои товарищи погибнут скоро там. Все, кроме меня. И капитана. Там, на дне моря, они будут её слугами, рабами, но это будет далеко от тех мест, где живёт сияние алмаза. А что ты расскажешь мне, Жрец?

- Я расскажу тебе про Храм. Люди приходят сюда каждый день. Но они уходят отсюда, тоже каждый день. Зачем они приходят, если они уходят? Ты не задумывался об этом? Они должны приходить, чтобы остаться, а они уходят. Храма нет. Это тайна, ты никому не должен её выдавать. Храма нет. Есть лишь мы - служители, те, кто пришёл и остался. Ты, наверное, хочешь спросить, платит ли Храм тем, кто остаётся, и если да, то сколько? - Жрец посмотрел на меня, внимательно, пристально, потом снова опустил глаза под ноги. - Храм платит. Он даёт жизнь. Тем, кто от неё отказался. В чём она заключается? Следить. Следить и править. Почему, ты думаешь, наш государь стал нашим государем? Пришёл, увидел, победил? Нет. Нет. Это мы его позвали. И мы сказали ему, сколько нужно взять с собой войска и каких людей. И он пришёл и взял Город. Ничто не происходит просто так. И новый Бог, Которого он привёл с собой - этого Бога дали ему мы, давно ещё, когда он был ребёнком. Опасно всё пускать на самотёк, и чтобы этого не было, есть мы. Мы не можем участвовать в вашей жизни, ибо если мы будем заинтересованы, то всё пойдёт прахом. Мы можем лишь прокладывать для вас русло, но течь вы должны сами. Вам не нравится чаще всего, как проходит русло, вы недовольны илом, потоком, рёвом и тишиной. Но вам не дано знать, где океан, это знаем лишь мы, и русло идёт наилучшим образом. Когда вы достигнете, вы поймёте, что путь был кратчайшим. Но это будет нескоро. Зачем? - спросишь ты. Потому что если отдать вам вас, то вы превратитесь в стоячие воды. Вы будете пахнуть и в вас будут жить жабы. Посмотри внимательно на Город, обойди его. Ты увидишь много заводей, оторвавшихся от потока и гниющих лужами. Это всё было бы ничего, но эти лужи не иссякают. Понимаешь? они не иссякают. Ни от ветра, ни от солнца. Убирать их - наша задача, одна из. Конечно, мы убираем их вашими руками, как и всё, что мы делаем. Они собираются на другом конце земли, в свой океан. И однажды всё будет разделено и черта будет прочерчена. Два океана будут ждать, и в каждом будет своя жизнь. Не думай, что прокладывать русло легко. Нам мешают. Гнилые лужи - это их рук дело. Мы прокладываем русло, и от вас ждём стремления по нему. Но вы непонятливы и себялюбивы. Иногда вы идёте вспять. Если бы вы были чисты сердцем и верили нам! Но вам чудится обман. Многим из вас чудится обман, слишком многим; и всегда их гораздо больше тех, кто хочет верить. Это самые трудные времена. Тогда приходит голод или война. Простите нас, мы не можем иначе. Иначе вы не поймёте. Мы благие, а не благостные. Сам посуди - ведь болезнь большее благо, чем смерть. Ты согласен?

Он ждал моего ответа, как будто от него зависело, быть ему или не быть.

А я всё не решался спросить. Наконец, я спросил.

- То, что сейчас...эта осада - это тоже ваших рук дело?

- Нет. Пришли люди, которые хотят проложить другое русло для вас. У них свои жрецы и свои храмы. Они идут в свой океан. Наша вина в том, что силы неравны. Мы упустили. Наши силы требовались в другом месте, которое более важно, чем Город. Возможно, в вашей нынешней жизни это последнее ваше русло. Мы сделали всё, чтобы память о вас осталась на тысячелетия. Теперь дело за вами.

- Вы уйдёте?

- Да.

- Вы не погибнете с нами?

- В этом нет смысла.

-...Я ненавижу тебя, жрец. Спокойно, но ненавижу.

- Ты хочешь меня убить?

- В этом нет смысла. Мне достаточно знать, что вы не мужчины.

- Да. Ты прав. Есть большая разница между мужчиной и человеком. Ещё больше - между человеком и богом. Мы люди, над нами - боги. Есть боги и среди нас, но они неизвестны. Благодаря им мы не умрём, а вы - родитесь.

- Всё предопределено? Мы погибнем?

- Вы не герои.

- А если мы будем героями?

- Ну, что ж... Тогда вы нам сильно поможете.

- Тогда мы выживем?

- Видишь, вы всё меряете своей жизнью.

- Это всё, что у нас есть. Мы не знаем другого, а вы от нас его скрываете.

- Мы не можем дать вам то, с чем вы не умеете обращаться. Это опасно. Вы можете всё испортить.

- И поэтому мы должны умереть?

- Да.

-...Когда это будет?

- Ты не должен этого знать.

- Почему?

- Смерть должна вставать перед человеком, когда он не готов.

- Почему?

- Если он будет готов - какой смысл в смерти?

- Я не понимаю. Объясни.

- Ты же знаешь слова: пути Господни неисповедимы.

- Да.

- Почему - неисповедимы?

- Не знаю.

- Представь себе. Ты задумал дело. Ты знаешь, что сделаешь для этого дела завтра, послезавтра, дальше. Каждый твой шаг продуман, расписан и учтён. И всё именно так и происходит.

- И что?

- А то, что тебя в этом нет. Понимаешь? есть механизм, план, а тебя нет. Как может Бог понять, кто ты? Как можешь ты понять, кто ты? Ты можешь задумать святое дело. Но верна ли эта святость, или ты просто хочешь быть святым наверняка, чтобы иметь награду? Нет, ты будешь виден лишь тогда, когда ты не готов, когда ты не знаешь, что будет. В неожиданностях проверяется достоинство.