– Жизнь тут, наверное, совсем спокойная?

– Ага. Говорят, часто ездят кинозвезды, но я никого такого не видела. Конечно, они все собираются ближе к Фредериксбергу, но и здесь кто-нибудь вполне бы мог оказаться. Поли Шор[75], например.

Тесс засмеялась. В девушке, похоже, есть искорка остроумия. Может, она когда-нибудь уедет из Твин-Систерс, если ее не обрюхатит футболист.

– Между прочим, я как раз еду из Фредериксберга, искала там кое-кого, – сказала Тесс, доставая две фотографии. – Не кинозвезда, но, глядишь, узнать можно.

– Да, знаю его, – ответила девушка, указывая на фото, которое Тесс про себя называла «фотографией Эда». – Он заходил сюда в прошлом месяце и покупал продукты прямо перед тем, как началась учеба. Я это запомнила, потому что летом работала в более раннюю смену. Он жил у Барреттов.

– А Эмми Барретт – молодая девушка со светлыми волосами?

– О, нет’м, – Тесс не слыхала более короткого варианта обращения «мэм». – Но я знаю девушку, о которой вы говорите. Ее я тоже видела, но она сидела в машине.

– И как она выглядела? – Сыщица надеялась получить более определенное описание, чем «куколка» или «Йоко Оно».

– Светлые волосы, как вы сказали. Большие глаза, или они казались большими, потому что лицо у нее худое и миниатюрное. Честно говоря, она выглядела так, будто недоедает.

Могло ли в жизни Ворона быть несколько блондинок? Тесс не могла понять, какой вариант ей больше по душе: этот или если бы он путешествовал с хамелеоншей, которую каждый видит по-своему.

– А машину ты не запомнила?

– Да’м. У них была настоящая «Вольво», но он так осторожно считал деньги… не был уверен, скорее всего, что ему хватит на продукты и бензин.

Ворон ехал на «Вольво», взятой у родителей, с наклейками частных школ времен своей обеспеченной юности.

– Могу сказать, он был вежлив. Большинство проезжающих по этой трассе не так приятны.

«Ну да, ну да, еще один выпад в сторону янки», – подумала Тесс и спросила вслух:

– А что насчет Барреттов? Можешь сказать, как к ним проехать?

Глаза девушки, и без того яркие, теперь засияли от оживления.

– Он что, в беде?

– Вовсе нет, – заверила ее Тесс. – Меня наняли, чтобы найти его, потому что его ждет огромный куш. Он единственный наследник крупного… Ладно, мне не стоит говорить об этом.

– Вот это да! Ладно, тогда я думаю, ему не повредит, если я расскажу вам, как добраться до Барреттов. Правда, я их уже, наверное, месяц с лишним не видела. Давайте нарисую. Вы знаете, где находится Рэнч-роуд? Мощеная улица, но не такая неровная, как кажется. И она не на всех картах.

Еще несколько минут щебетания, и Тесс покинула магазин с нарисованной картой и вторым «лунным пирогом». По словам продавщицы, пожилая чета Барреттов из Сан-Антонио занимала домик по выходным. Через двадцать минут она свернула в вымощенный камнем проезд. В конце длинной дорожки стоял небольшой дом из ракушечника. Машины поблизости не было – ни «Вольво», ни какой-либо еще.

Но он здесь бывал. Она не сомневалась в услышанном. И что более важно, она доверяла своим ощущениям, а те говорили ей, что он здесь бывал.

Тесс пошла по дорожке и подергала за ручку двери. Заперто. Обошла дом – во дворе оказалось небольшое патио с бассейном и видом на холмы. Хилл-Кантри[76] – теперь она поняла, почему это место так называется. Здесь действительно было красиво – бесконечные виды пологих холмов, голубое небо, восемьдесят градусов[77] даже в октябрьскую пору. Портили пейзаж разве что кривые и чахлые деревья, что наклонялись к земле, как больные старушки. Частью это были пеканы – Тесс видела на ветвях орехи. Но другие оказались для нее загадкой. Тополя? Мори болтал о каких-то деревьях, когда они ехали по Остину, но она не особо прислушивалась к его лекции о местных достопримечательностях.

Задняя дверь оказалась тоже заперта. Тесс вернулась в «Тойоту» и взяла стеклорез из старомодной корзины для пикника в багажнике. У нее было достаточно приспособлений, необходимых в ремесле, – пистолет, отмычка (с которой она управлялась далеко не виртуозно) и любимчик – маленький стеклорез. Она удалила кусок стекла, похвалив саму себя за аккуратность, дотянулась до ручки и отперла дверь.

Дом выглядел так, будто в нем никогда не жили. Хотя нет, он выглядел так, как если бы кто-то хотел, чтобы он выглядел, будто в нем никогда не жили. Это важное отличие. Мебель накрыта, посуда спрятана, мусорное ведро пусто, в старомодном холодильнике – ничего, кроме льда в контейнерах и на стенках. В чулане лишь пыльные консервные банки со свининой, фасолью и зеленой кукурузой. Но Тесс была уверена, что здесь жили, причем совсем недавно.

Она открыла шкафчик под раковиной, нашла там гаечный ключ и сняла трубу. За свою жизнь она уронила в слив столько серег, что уже давно научилась делать это быстро и эффективно. Там нашлось ожидаемое – несколько кусочков мякоти, смытых, сгнивших и отвратительно пахнущих, но свидетельствующих о том, что не так давно здесь кто-то был.

Тесс обошла все помещения небольшого домика в надежде найти еще какие-нибудь зацепки. Дома, в которых живут только по выходным, вообще странные: они стерильны, даже если их не готовят к сдаче в аренду. Где-то в потоке сознания всплыла строка из любимого рассказа: что-то о секретах летних домиков, которые не станет хранить ни один настоящий дом. Она не только не могла найти здесь следов Ворона, но даже не могла выяснить что-либо о хозяевах. Видимо, они богаты, раз владеют таким домом. Пусть он и далек от роскоши и напыщенности. Кажется печальным и одиноким, забытым и лишенным заботы.

Монаган вышла из дома, стерев отпечатки со всех поверхностей, к которым прикасалась, и забрав инструменты. Что же теперь? Она снова взглянула на открывшийся вид. Солнце садилось за холмы, тени становились фиолетовыми. В пурпурном свете в рощице она заметила навес, который вроде как превратили в домик у бассейна.

Она подошла к нему и потянула за ручку старой деревянной двери. Заело. Возможно, разбухла от многолетних сырости и жары. Дернула сильнее; дверь резко прянула, чуть не сбив ее с ног.

Что не удалось двери, сделал запах. Тесс упала на колени, подкошенная рвотным позывом. Внутри оказалось кое-что похлеще морковных очисток: разложившееся тело в новеньких джинсах и саржевой футболке, с зияющей дырой в груди и с напрочь снесенным лицом, точно кто-то хотел убить этого человека дважды.

Шериф держал у лица Тесс металлическую корзину для канцелярского мусора. За время, проведенное в его кабинете, ее тошнило уже третий раз, и вежливость шерифа иссякала на глазах, а под ней проступала жесткость его характера. Первые два раза, когда Тесс стало плохо, он помог ей выйти и проводил в женский туалет, оставив снаружи у двери секретаря. Но теперь всем этим деликатностям пришел конец.

– Это все? – спросил шериф Коларик.

– Наверное. Я сегодня мало ела.

– Да уж, нужно быть благодарным судьбе за маленькие радости.

Он думал, это будет смешно, но ожидаемого эффекта не получилось. Шериф был молод, лет тридцать пять или около того. Может, даже моложе. Блестящие черные волосы, более блестящие, чем обод его фуражки. Голубые глаза тоже казались слишком яркими. Среднего роста и телосложения, не похожий ни на один из канонических типов техасских шерифов, к которым Тесс приучила поп-культура – вроде пузатого деревенщины или Гэри Купера[78]. Лицо загорелое: солнце оставило свои следы даже в уголках глаз и рта. На переносице глубокая складка, будто полицейский слишком часто жмурился; пока Тесс находилась в кабинете, складка, казалось, стала еще глубже и шире.

– Расскажите мне еще раз, что привело вас в дом Барреттов, – произнес он тоном, который, похоже, искренне считал дружелюбным.