На этот раз второй флот Российской империи был направлен на Зоврос с чисто представительской миссией. На этой планете, входящей в сферу влияния Алых, по их собственной просьбе открывалось постоянное представительство Российской империи. Указанный запрос поступил в канцелярию Императора аккурат после того, как разбросанные в пограничном пространстве Российской империи бесчисленные буи дальнего обнаружения зафиксировали на планете Зоврос грандиозный взрыв, практически стерший с лица этой планеты целый горный хребет. Как было сказано в официальном документе, обнародованном Императорской канцелярией: «в связи с необходимостью осуществления личных контактов между ответственными лицами, представляющими Его Величество Императора Российской империи и Трапеции Власти миров Могущественных, а также взаимодействия по актуальным вопросам борьбы с террористической угрозой». Представителем со стороны Императора был назначен бывший консул РИ в САК господин Пригорный, а представителем Могущественных – один из старейших поколений Желтой трапеции, куратор Мира Изгнания, «господин» Застилающий. Кроме этого, обратно на историческую родину были депортированы два десятка Детей Чести, оказавшихся после бесследного исчезновения малого Глобального Ядра совершенно не у дел и выловленные по окраинам Империи вездесущими коллегами непревзойденного графа Маннергейма. Бытовало, правда, в узких кругах мнение, что выловить удалось далеко не всех, но, как говорили древние, «лиха беда начало».

Обзорная галопанорама центрального поста флагмана развернула новый куб трехмерной иконки оповещения о входящем сигнале. Адмирал ткнул в него указательным пальцем правой руки и натянул на свое лицо официально-серьезное выражение.

– Адмирал Снегирев?

– Так точно.

– К вам обращается исполнительный менеджер планеты Мир Изгнания. Мое имя Смотрящий на Два Мира. Я рад приветствовать вас, ваших подчиненных и лично посла Императора в нашей системе…

– Ну что, Карл. Все не так плохо, как можно было ожидать?

Император стоял у распахнутого окна летней веранды, выходящего в сад небольшого домика графа, и наблюдал, как любимая собака Карла Густовича отчаянно носилась по круглой, окаймленной кустами дикого крыжовника поляне, распугивая хитрых и настырных ворон, пытавшихся уволочь из ее миски остатки корма, который она сама, впрочем, доедать не собиралась.

– А я, Георгий Константинович, другого и не ожидал. Да и радоваться особо не вижу причин. Наша «Елена Прекрасная» вместе со своим «содержимым» бесследно исчезла. Сотни, если не тысячи «детей» третьего поколения, скорее всего, глубоко законспирированы и какое-то время, конечно, не будут донимать нас бессмертной идеей мирового господства, но поверьте старому человеку – время летит быстро.

Император продолжал молча стоять у окна с резными наличниками, делая вид, что все еще интересуется играми молодого бесшабашного пса.

– Мало того, я совсем не удивлюсь, если однажды вдруг окажется, что все случившееся является всего лишь той самой «операцией прикрытия», которая вскользь упоминалась в дешифрованных документах, что рейдеры «Эстарос» и «Посейдон», бесследно канувшие на границе галактики, вовсе не были уничтожены, а старейший Фиолетовый, руководивший экспедицией, совершенно необоснованно списан в ряды навечно упокоившихся.

Карл Густав Маннергейм, всесильный глава ГРУ Империи, высказывал все это совершенно спокойно, без тени какого-либо пессимизма. Скорее даже наоборот. Казалось, он просто набрасывает для себя очередной конспект дел на следующий день: «вскопать грядку под морковку, рассадить кусты смородины, выполоть крапиву, пролезающую на его огород из-под соседского забора…» Император слушал его монотонный монолог, и ему хотелось улыбнуться. Господи, хоть в этой его епархии все было налажено и почти все предусмотрено. Жизнь, она ведь не кончается и не начинается неожиданно, вместе с выскочившей из-за угла очередной проблемой, жизнь – она была до нас и будет после нас, а нам, слава Богу, нужно просто работать, кропотливо и вдумчиво делать жизнь при нас, то есть свою жизнь, чище, надежнее и интереснее.

– Я понял, Карл, что вы хотите мне сказать. Все только начинается. Верно?

– Заткнись.

Хоаххин потянулся рукой к пульту, который лежал рядом с процессорным стеллажом связанным толстым витым кабелем с матовым шаром яйцевидной формы. Верхний блок кодирования интерактивного интерфейса заморгал целой гирляндой красных индикаторов, все восемь камер, подключенных к блоку, сфокусировались на этом движении руки Хоаххина, и голос из динамиков жалобно заныл:

– Ну, перестань, ну что ты как ребенок в самом-то деле. Это же покушение на свободу слова. Нельзя калеку обижать. И так ни почесаться, ни чая попить, ни подраться по-человечески, так хоть поболтать дай. Не лишай последнего.

Хоаххин погрозил камерам кулаком и опять взялся за двухпудовую гирьку, подкинул ее на плечо, пару раз подбросил вверх, потом, отложив железо в сторону и привычным движением бросив тело животом вниз, упал на кулаки. Шкаф радостным голосом продолжил:

– Раз, два, три, четыре… сорок пять… Хочешь в шахматы сыграть? Поэзия – великая сила!

Хоаххин задрал ноги к потолку, встал на руки и продолжил отжиматься.

– Ну вот. А обещали, что не будут дергать нас целых пять дней!

Хоаххин прекратил разминку и повернулся лицом к шкафу, уставился вживленными ему в височные кости микрокамерами на говорящий жестяной «предмет интерьера».

– Что, опять?

– У меня «спина» чешется, когда над нами на низкой орбите крейсер-стратег зависает.

– Понял. Пойду душ приму…

Слабый ветерок на поляне перед входом в грот Храма Веры притих и спрятался за жирными лианами, нахально выползающими из джунглей к самой кромке скалы. Черная высокая фигура Ярла, мягко и уверенно ступая по плотному травяному ковру, словно тень от падающего метеорита, скользнула в грот.

– Ну что, алкоголики, тунеядцы, хулиганы… гостей встречать будете?

Хоаххин вышел ему навстречу и крепко обнял Учителя. Два Георгиевских креста на его парадном кителе тихонько звякнули друг об друга, а новенький вензель капитана третьего ранга на лацкане поблескивал золотом. Мужчины вместе прошли вглубь грота, пахнувшего на них прохладой, и остановились перед железными стеллажами.

– Это кто это здесь алкоголик?

Ярл стукнул по толстой металлической стойке кулаком в черной перчатке, приветствуя «калеку».

– И тебе здравствовать, Пантелеймон! Ну, как обживаешь новый биосинхронный ретранслятор, как там его бишь называют Могущественные, умножитель? По-моему, наа превзошел самого себя. Зеленой трапеции такая продвинутая вещь даже и не снилась.

Шкаф фыркнул и замигал теперь уже зелеными огоньками.

– А морду набить? А чая попить?

Хоаххин шлепнулся задом на потертую деревянную табуретку, приглашая тем самым гостя также присесть с дороги.

– Да не боись. Через две с небольшим тысячи оборотов у Могущественных закончится очередной цикл. Мы с ними договоримся и запихнем тебя в тело Алого Князя.

Хоаххин, не утерпев, прыснул от смеха и покосился на железного отца-настоятеля. Шкаф от негодования завертел в разные стороны обзорными камерами.