Есть примета: если фламинго с весны надстраивают свои старые гнезда — воды в озере будет много, а если прямо в старые гнезда несутся — лето будет засушливое.

Этой весной фламинго гнезда надстраивали: стали гнезда высокие, как глиняные тумбы. И точно: вода после дождей в озере поднялась. И непременно затопила бы гнезда, если бы фламинго их вовремя не надстроили.

Белые отмели и лазоревая вода. Тишина и покой. Струится знойная даль.

На лазоревой воде розовые острова. Это стаи краснокрылов — фламинго. Если подойти к такой стае, фламинго вытянут длинные шеи, зашагают на голенастых ногах, оглядываясь и гогоча, как гуси.

И вдруг — взрыв! Полыхнет над водой красное пламя и взметнется в синее небо! Это фламинго взлетели все разом, распахнув красные крылья. И вот уже не розовый остров на воде, а розовое облако плывет в небе.

Облако тает, распадается на красные стрелки, угольники, вереницы. И все скрывается за жаром пышущим горизонтом.

Фламинго, или краснокрылы, гнездятся в пустыне на глухих соленых озерах. Это мирные и дружные птицы. Даже гнезда свои, похожие на пеньки, они строят одно возле другого. Лепят гнезда из ила и глины.

Старые фламинго не очень-то любят плавать. А малыши — отчаянные пловцы: чуть из яйца — и уже в воду! Плавать могут сразу, а вот ходить — только через две недели. А летать учатся и того дольше.

Только научатся летать молодые, — разучиваются летать старые. Линька у них начинается: выпадают большие перья на крыльях. Подолгу теперь бродят фламинго на мелководье, смешно семеня ногами, — будто танцуют. Это их «кормовой танец». Взмучивают ил со дна и вылавливают из него клювом разную мелюзгу. Сейчас им много еды надо, а то после линьки крылья могут стать не красными. А что за краснокрылы, если крылья не красные!

След удава извивается по бархану. Иду по следу змеи. На ровном месте удав оставляет такой след. А когда карабкается на бархан — такой.

Удав упирается изгибами тела в песок, отталкивается от него, и от этого на изгибах следа получается гребешок сдвинутого песка. По этому-то гребешку и можно определить, в какую сторону ползла змея.

Я становлюсь лицом вдоль следа. Все гребешки сдвинутого песка снизу извивов — значит, удав полз от меня. А если бы гребешки были сверху извивов — тогда бы удав полз на меня.

Иду дальше по следу — с бархана на бархан. Вот на следу заглаженная и укатанная площадка. Здесь удав кого-то поймал и задушил. Ага, вот кого: рядом лежит измусоленный, облепленный песком тушканчик. Удавчик сумел с ним справиться, но не смог проглотить. Тут, наверное, удавчика и застало утро: он сунул голову в песок и нырнул в него, как в воду.

Кто бы мог думать, что можно идти по следу… мухи, клеща, паука! А тут можно, на песке все отпечатывается. Сумей только узнать.

Это след мухи, сидевшей на песке.

По песку пробежал клещ.

Тут ночью бегал паук песчаный тарантул.

Проползла по песку молоденькая кобылка.

Тут сидела барханная саранча.

Можно наткнуться в песках на след… жабы. Не спеша ползла она по своим жабьим делам.

А тут жаба испугалась кого-то и поскакала.

15 июля. В заброшенном арыке норка белого ежика. В норке ежата: розовые, слепые, с реденькими мягонькими колючками. Беспомощные: съеживаться не умеют и колоться еще нечем.

Только на пятый день у них глазки прорежутся, на шестой колючки начнут расти, а на седьмой начнут они съеживаться-сворачиваться и сердито сопеть.

День за днем

3 августа. Выклюнулись из яиц первые змейки-стрелки.

6 августа. В гнездах черепах вылупились черепашата. Но из песка не вылезли: остались спать под песком до весны.

7 августа. Гюрза снесла за 2 часа пять белых яиц. Яйца похожи на голубиные, только вытянутые.

8 августа. Летят с севера через пустыню камышовки, славки, завирушки, соловьи.

10 августа. Улетели стрижи — черные и белобрюхие. Нечего есть, комары и мухи попрятались от жары.

15 августа. Полетели через пустыню пеночки, мухоловки, вертишейки — все на юг.

20 августа. Улетели из пустыни зеленые и золотистые щурки: голодно!

23 августа. Ядовитая эфа родила десяток ядовитых эфят.

25 августа. Стали по утрам встречаться ночные змеи: ночью для них стало уже прохладно.

26 августа. Из яиц вылупились молодые гюрзята.

Жарко и сухо — воды, воды!

Я глотаю воду из фляги, капли капают на рубаху. Сейчас же на мокрые пятна липнут мелкие мушки и жадно сосут влагу. От резкого света слезятся глаза — те же серые мушки лезут в глаза и жадно пьют слезы. Пот выступает на лбу и на шее — мухи сосут и пот. Мухи — слезопойки и потоедки.

В пустыне и капля влаги зря не пропадет!

До чего хитрые муравьи-фаэтончики: от солнца прячутся… на солнце! Задирают брюшко торчком вверх — и оно сразу в два раза становится меньше. А раз меньше, то меньше и нагревается!

Даже неопытная стрекоза, заброшенная ветром в пески, садится всегда так, чтобы хвостиком нацелиться прямо на солнце. И тогда вместо буковки «Т», на которую стрекоза сверху похожа, она превращается в чуть заметную точку.

Белый ежик днем крепко спит. Не знает он ни цветов пестрых, ни росинок ярких, ни голубого неба. Потому что небо по ночам черное, трава и росинки — серые, а цветы не поймешь и какие.

И светит ежу по ночам луна, а не солнце.

Но зато в ее зыбком свете видит ежик такое, что нам и не снилось. Ах, если бы мог он сам обо всем рассказать! Да где ему: только урчит. Придется мне за него.