Смерть не самое худшее, что может случиться в жизни. Самое худшее — то, что она почти упустила чудо любви.

Флора не могла говорить, поскольку Смерть все еще сжимала ее горло, источник ее пения. Она послала Смерти мысль, надеясь, что она станет прощальным подарком. «Игра имеет значение только потому, что мы проигрываем. Это твой дар людям. Спасибо тебе за него».

Хватка ослабла. Флора медленно вдохнула. Покачнулась, и вот Любовь уже стоит за спиной и бережно ее поддерживает.

— Если бы жизнь не заканчивалась, — сказал он, — во мне не было бы нужды. Выбрать любовь перед лицом смерти — наивысшее мужество. Я радость, но ты смысл. Вместе мы делаем человечество чем-то большим, чем оно было бы само по себе.

Смерть отступила. Ее плечи поникли, на лице чернели дорожки от слез. Она вытащила из кармана конверт, открыла его и вытащила клочок бумаги. Когда она его уничтожит, погибнут оба игрока.

— Нет! — воскликнул Любовь. — Пожалуйста. Подожди.

— Это не то, о чем ты думаешь, — ответила Смерть. — Доверься мне. Просто я не могу сделать это без твоей помощи. — Она напоследок прижала к сердцу листок с именами Генри и Флоры и отдала его своему извечному противнику. — Храни его для меня. И их храни.

— Как долго?

Ответа Смерти Флора не услышала.

Внезапно она перенеслась из космоса обратно в горящий самолет. Жар и дым были невыносимы. Она попыталась высвободиться, и тут почувствовала обнимающие ее две пары рук. Она отдалась Любви, а потом отдалась Смерти, восхищаясь тем, что обе капитуляции показались освобождением. Бессмертные существа несли ее по небу в последнем полете, во время которого ее обожженная кожа разгладилась и зажила, овеваемая порывами ветерка, прохладного, как вода в глубине озера.

Флора почувствовала, как ее положили на землю.

Открыла глаза, и тут же раздался грохот взрыва.

Генри добрался до Флоры одновременно со взрывом «Стэггервинга» и накрыл ее своим телом, пораженный всем увиденным: как самолет упал с неба на летное поле и пропахал в земле дымящуюся черную полосу. Генри побежал спасать Флору, но она каким-то образом выпала из кабины и очутилась на гравии метрах в двадцати от горящего фюзеляжа. На секунду он испугался, что это галлюцинация, но тут Флора под ним зашевелилась, и он понял: неважно, что случилось и что он видел. Имеет значение только то, что сейчас она здесь, с ним.

Генри посмотрел на Флору, красивую и невредимую, словно сделанную из неуязвимого материала.

Она моргнула и сфокусировала взгляд.

— Генри?

— Флора. — Ее имя на вкус было как огонь и музыка. С плеч будто сняли тяжелую ношу, которую он таскал всю жизнь. — Игра. Она закончена?

— Не знаю.

Они сели, и Флора смахнула с его плеч осколки стекла, глядя на него так, словно кроме них двоих в мире не было больше ничего. Генри встал и протянул ей руку. Флора ее взяла, и вот они уже стоят и смотрят, как самолет превращается в пепел. Флора покачала головой и усмехнулась. И вот она уже приникает к губам Генри в поцелуе, подобный которому, как они раньше считали, существовал только в песнях.

Поцелуй ощущался как свет, идущий изнутри. Он был воспоминанием и обещанием, загадкой и чудом. Он был музыкой. Разговором. Полетом. Правдивой историей. И принадлежал только им.

Суббота, 28 марта 2015 года

Смерть много лет не навещала зеленый домик. Мир вокруг него сильно изменился. Машины больше не были элегантными творениями из стали и хрома. Некоторые стали маленькими и компактными и стояли вдоль тротуаров, другие же представляли собой огромные чудовища на разросшихся стоянках. Но дом остался таким же, как в ее воспоминаниях. Аккуратно выкрашенный, приятно небольшой, с тюлевыми занавесками на освещенных желтым светом окнах.

Для этого визита Смерть выбрала старое красное платье, каким-то образом вновь вернувшееся в моду. Она поднялась по ступенькам, в которых время и подошвы протерли небольшие полумесяцы, но они все равно оставались крепкими, ухоженными и готовыми помочь людям войти и выйти.

В доме было тихо, лишь звучала музыка — старомодный джаз, сразу же перенесший Смерть в те дни, когда эту песню еще играли живьем.  

Смерть повернулась посмотреть на заходящее солнце. Она ждала Любовь, совсем как он ждал ее в Венеции весенним днем много лет назад. Пролетевшее время отчасти казалось сном: местами ярким, но не запомнившимся.  

Любовь появился под когда-то молодым дубком, который теперь отбрасывал тень на половину улицы. Как обычно, соперник надел дорогой серый костюм и поприветствовал Смерть меланхоличной улыбкой.

Долгие годы после окончания Игры он сидел рядом с ней, держа за руку, пока наконец она не поняла, что может продолжать одна. Так всегда бывает с неутоленным голодом. Он утихает, и это кажется исцелением.

Но это еще не все. Смерти было невыносимо видеть, как страдает Любовь. Он испытывал не меньший голод, но утолить его можно было иначе. И потому что Смерть его любила — теперь она знала, что такое любовь и как она всех преображает, — она его отпустила.

В тот день, когда встретились мы с тобой,

То не сразу влюбилась я.

— Скучала по мне? — спросил Любовь. Он выглядел таким же старым, как она себя чувствовала.

— Нет, — отозвалась она. — Ни секунды.

Она солгала, и они оба это знали. Но иногда крошечная ложь — это игра. Вернее, отголосок игры, в которую больше не нужно играть.

— Готова?

Смерть кивнула и хрипловато произнесла:

— Всегда.

Ей не понравился звук собственного голоса, и поэтому, невзирая на свою слабость, она в последний раз превратилась в Хелен. Ей тут же стало легче, как будто она вернулась домой, хотя никогда не думала, что будет скучать по этой личине.

— Это лицо, — удивился Любовь. — Рад снова его видеть.

Он тоже изменил внешность и снова стал молодым и сияющим неотразимым светом. Противники посмотрели друг на друга. Голод Смерти разворачивался, словно бесконечный космос. Осталось недолго. Она подняла руку, чтобы постучать, но вдруг заколебалась.

Любовь прочитал ее мысли, теперь умея ее понимать. Встал рядом с ней и обнял за талию, согревая своим теплом и даря уверенность. Музыка продолжала играть.

Смерть постучала. После недолгой паузы послышалось шарканье тапочек по деревянному полу. Дверь приоткрылась. Флора, чье лицо изменилось под натиском прожитых лет, стояла на пороге, словно ждала гостей.

Она распахнула дверь.

— Я думала — надеялась, — что это будешь ты. Хотя я бы не возражала, если бы ты явилась в обличье кошки.

У Смерти перехватило дыхание. Все эти годы она питалась другими душами, но давным-давно мечтала именно об этой и не знала, чем та ее встретит. Смерть никогда бы в этом не призналась, но приветствие Флоры значило для нее больше, чем она представляла все эти годы ожидания. Ее редко встречали с радостью, а улыбка от любимого человека… слов нет, чтобы выразить ее чувства.

— Можно нам войти? — спросил Любовь.

Флора впустила их в дом. Песня приближалась к концу.

— Генри там, — прошептала Флора, указывая на дверь спальни, где когда-то жили ее родители.