Сам Спиноза радикально решает проблему существования, редуцируя все многообразие возможных форм сущего к их первичному метафизическому основанию: вне ума нет ничего кроме субстанций их атрибутов и их состояний (affectiones) (I 4) (то же I 6 королл.); «кроме субстанций и модусов не существует ничего» (I 15). Но, как говорил Аристотель, бытие сказывается о себе неоднозначно. И вещи не в равной мере реализуют свое право на бытие.

Метафизика Спинозы описывает следующие условия, необходимые для существования вещей на любом уровне онтологической иерархии.

Для каждой существующей вещи необходимо есть какая-либо определенная причина, по которой она существует.

Она должна заключаться или в самой природе и определении существующей вещи, или же должна находиться вне нее².

Определение вещи не заключает в себе причину существования какого-либо числа ее разновидностей (индивидуумов, или экземпляров), т. е. для появления определенного числа индивидуумов одной природы должна существовать еще какая-то причина, отличная от определения их природы (сущности), выраженной в определении.

Существование субстанции необходимо вытекает из ее определения, при этом само определение субстанции исключает возможность существования нескольких субстанций одной и той же природы (I 8 схол. 2).

В целом Спиноза выделяет два уровня существования природных вещей – субстанциальный и модальный.

Субстанциальный уровень предполагает, что из определения вещи, или из ее сущности, вытекает (следует) само ее существование. Но всякая субстанциальная форма наделена особыми метафизическими приоритетами – она идеальна, то есть вечна, неизменна и неделима. Это характеризует природу порождающую (natura naturans) и соответствующий ей разумный порядок вещей. Поэтому для реализации свойственного субстанции идеального способа существования ей достаточно дефиниции ее природы, т. е. отсутствия противоречия в ее определении. Из определения субстанции с необходимостью следует ее существование, но это существование не определяется границами пространства и времени. Субстанция существует как идеальная сущность. Именно поэтому она заключает в себе исключительный способ существования – существование идеальной сущности, также наделенной вышеописанными совершенными чертами. В отличие от субстанции (природы порождающей), существование которой следует из одной ее сущности, природа модусов (порожденная), обладая пространственно-временными характеристиками, не выводится из определения (сущности) своей субстанции. Чтобы природа порожденная (модальная) могла обрести действительность, к идеальной сущности вещей необходимо присоединить факт их эмпирического существования, который не включен в сущность (определение) вещей.

Что же на самом деле можно считать действительно существующим, если сравнивать существование субстанции с существованием модусов? Субстанцию без модусов. Такую возможность логически исключить нельзя. Более того, она в полной мере соответствует онтологическому статусу геометрических объектов у Спинозы³. Геометрическая теорема не только представляет доказательство своей объективной истинности, но, манифестируя себя, создает себя как свой собственный объект. Доказательство выражает единство представления и воли к бытию, другими словами, оно есть единство представления и творения. В более развернутой историко-философской перспективе ему соответствует тождество бытия и мышления. В геометрическом рассуждении возможность существования какого-либо объекта, основанная на его формальной истинности (непротиворечивости его определения, или сущности), реализуется в идеальном пространстве, не нуждающемся в своем эмпирическом дубликате (у Спинозы – в модальной модификации). Здесь слово, математический символ или геометрический образ обретают свою идеальную, или истинную плоть. Именно в геометрии в полной мере реализуется онтологическое доказательство, т. е. реальность предмета утверждается через его определение, поскольку логическая возможность предмета оказывается достаточной для его действительности. Она и есть то беспредпосылочное основание, которое имеет начало в самом себе (causa sui). Это означает, что существование субстанции, которое должно было следовать из ее понятия, уже мыслится как заключенное в ее определении в качестве ее идеальной сущности, не нуждающейся в эмпирическом выражении или ординарном существовании. Идеальная сущность предмета заключает в себе всю полноту бытия, поэтому его эмпирическая манифестация ничего к нему прибавить не может⁴. Вполне в духе платоновской идеи, с которой у него много общего, геометрический объект сам полагает себя, и в этом смысле факт его эмпирического существования излишен. Оно будет только умножать предметные воплощения сущности, а не свидетельствовать о своей истине. В геометрии Спинозы все пути царские, и Бог выражает себя на ее языке.

Вместе с тем Спиноза, следуя в своей онтологии геометрическому сценарию, обременяет понятие субстанции метафизическим, дополнительным и избыточным для понятия смыслом – он хочет наделить его креативной функцией относительно его эмпирических приложений. Идея субстанции должна служить у него основанием не только собственного существования, но и истоком существования всего модального (делимого, пространственно-временного) универсума. Метафизическое рассуждение о природе субстанции и способах ее бытия (существования) включается у Спинозы в геометрический дискурс, где трансцендентальная дедукция понятий превращается в теорему. Между тем в «Политическом трактате» (II 2) Спиноза утверждает, что из понятия вещи ее существование не следует, но этот онтологический запрет касается только единичной эмпирической вещи (модуса субстанции), а не самой субстанции. Модус как единичная вещь по своему содержанию сложнее и многообразнее своей субстанции – он заключает в своем понятии не только свое идеальное определение (сущность), но и эмпирическое существование.

Тогда каким же способом существуют модусы? Существование эмпирических вещей (модусов) не следует из их понятия, или природы, то есть из их субстанции (I 24), поскольку субстанция не обладает ординарной природой и эмпирическим существованием⁵. Как же тогда понимать теорему 16 ч. I «Этики», согласно которой из необходимости божественной природы вытекает бесконечное множество вещей бесконечно многими способами? На первый взгляд, в ней утверждается, что существование этих вещей, из которых складывается универсум, представляет собой исключительно результат аналитической процедуры, то есть выведения из понятия божественной природы всех содержащихся в нем свойств, а из понятия субстанции – всех ее модусов. В этом случае Спиноза должен был бы отождествлять логический вывод с процессом порождения эмпирической реальности, а это предполагало бы, что существование каждого модуса следует из сущности субстанции, или – что вещи выводятся из субстанции как следствия из теоремы⁶. Тогда граница между миром сущности и сферой существования оказалась бы почти неразличимой.

На самом же деле, как мы видим, по убеждению автора «Этики», реальность вещей не следует из их определения, иначе их сущность заключала бы в себе эмпирическое существование. Как говорит Спиноза, существование или несуществование круга или треугольника требует другого основания, нежели их природа (определение или сущность). Их основанием является не сама субстанция в своей бесконечной и неограниченной природе (субстанция как natura naturans), а субстанция, представленная в своей ограниченной и конечной модификации. Они следуют из порядка всей телесной природы, определяемой последовательностью причин (111 док. 2). Конкретнее о происхождении отдельных вещей говорится в т. 28 ч. I: все, что конечно и имеет ограниченное существование, проистекает или определяется к существованию Богом или каким-либо Его атрибутом, находящимся в состоянии конечной и определенной модификации, т. е. в качестве конечного и ограниченного модуса. В то же время, оказывается, что этот конечный и ограниченный модус не только является основанием, или причиной отдельной вещи, но и сам должен определяться другой причиной (т. е. другим модусом), также конечной и ограниченной в своем существовании; та, в свою очередь – третьей и так до бесконечности.