Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Паук сунул трубку телефона мальчику и сказал:

- Брякни папке пару слов в таком же духе, недолго только!

Володя взял трубку и услышал родной до жути, до озноба голос отца, который, показалось мальчику, был сегодня совершенно трезв.

- Папа, это я, - сказал Володя. - У меня все в порядке.

- Я знаю, - вздохнул отец, - только не говори, пожалуйста, что ты на съемках, ладно? Я не знаю, где ты сейчас, но только одно помни, сынок: если с тобой что-нибудь случится, мне больше в этой жизни нечего будет делать. Понял?

- Понял, папа, - ответил Володя, ошеломленный проницательностью отца и его последними словами.

Паук же, неотрывно следивший за лицом Володи, покуда мальчик говорил с отцом, заметил, видно, переживаемое Володей волнение и, глядя прямо ему в глаза своими холодными глазами, строго спросил:

- Что тебе сказал отец?

- Он просто очень волнуется, - сказал Володя, - что я останусь голодным.

Паук, поверивший в искренность слов Володи, криво улыбнулся, будто смеясь над тем, что кого-то могут волновать такие дурацкие, ничтожные проблемки, и сказал:

- Сейчас я просто открою свой холодильник, и все будет ол райт. Смотри!

Он на самом деле распахнул большой холодильник, присутствие которого Володе не бросилось в глаза поначалу, и мальчик увидел, что его чрево было до предела загружено цветными заграничными свертками, консервными банками, нарядными бутылками.

- Ну, твой отец-кузнец, наверно, такого погреба не имеет, точно?

Восторг Паука своей импортной жратвой показался Володе хоть и очень искренним, но очень дешевым, однако мальчик, желая подыграть старичку, сказал:

- Да, не имеет.

- А ты будешь иметь, - захлебывался Паук, - если, конечно, будешь слушаться нас. Вот тебе банка прекрасной ветчины, финское печенье, а сока, прости, у меня здесь нет. Пиво "Хольстен" тебе нравится? Или лучше "Карлсберг" дать?

- Давайте "Карлсберг", - мрачно сказал Володя, изображая из себя знатока, и через минуту мальчик уже сидел за столом шефа, жуя ароматную ветчину с дивным слоеным печеньем и запивая все это пряным и острым "Карлсбергом" прямо из банки. Нет, Володе, несмотря на опасность, нравилась эта жизнь - жизнь супермена, сумевшего перешагнуть через моральные запреты, закон и совесть.

ГЛАВА 9

ОДНОРУКИЙ ХУДОЖНИК ПО ИМЕНИ БРАШ

Пока Володя ел, Паук и Дима стоя обсуждали план действий. Говорили они горячо, не соглашаясь друг с другом, и мальчику порой казалось, что ещё минута такого спора - и они передерутся. Паук предлагал ехать сразу к какому-то Белорусу "бомбить" его, а Дима (которого Паук все время величал Юриком) звал шефа в другое место - к Брашу, чтобы выяснить у "мазилки", кому он делал вторую копию. В конце концов Дима победил, и было решено заехать вначале к Брашу, а потом уж видно будет, что делать дальше.

- Ну ты все, закончил? - спросил Дима Володю, уплетавшего ветчину.

Володя не смел ослушаться, сделал ещё один глоток из банки с пивом, сунул в карман куртки пачку недоеденного печенья и направился к выходу. За дверью кабинета он увидел Аякса, лениво ковырявшего в зубах, и двух амбалов-охранников Паука в вонючих кожаных куртках, челюсти которых с размеренностью метронома двигались, переминая жвачку.

Следуя за Димой в сопровождении Паука, Аякса и телохранителей шефа, Володя быстро пошел по лабиринту переходов бывшего дома культуры какого-то завода, и скоро вся воинственно настроенная "бригада" вышла во двор, темный и сырой. Здесь уже не было кавалькады иностранных автомобилей - посетители зала для гладиаторских боев давно разъехались. Теперь во дворе стояли только две машины, и Володя забрался в салон той, на которой его привезли сюда, заметив перед этим, что Паук со своими "мальчиками" забрался в шикарный БМВ серебристого цвета.

- Трогай, Аякс! - скомандовал Дима. - Держись за этой тачкой, да не отставай.

Володя, устроившийся на заднем сиденье и доставший из кармана свое печенье, спросил у Димы:

- А куда мы едем? К Брашу, что ли?

- Ты, как всегда, догадлив, старик, - с хмурой озабоченностью в голосе откликнулся Дима. - Только ты знаешь, кто это такой?

- Откуда мне знать, - лениво жуя печенье, проговорил Володя. - Жулик какой-нибудь, наверно. К кому вы ещё можете поехать...

Слова Володи произвели на Диму хорошее впечатление - он оживился:

- А вот и врешь, не жулик! Браш - художник, замечательнейший живописец, гениальный даже! Но ты, пожалуй, прав, он и жулик при всем при том - одно другому не мешает. Работать он стал лет сорок тому назад, но бедно жить не захотел и решил малевать картинки под старых мастеров. Изучил манеру, нюансы всякие, холст научился подбирать, подрамники. Так мог состарить полотно, такую лессировку4 положить на краски, что даже опытные эксперты не могли сказать, где тут голландец Корнелис де Хем, а где Маркуша Булкин - так Браш по паспорту значился. Еще и трещинки на красках он был мастер наводить, так что картинки из-под его руки выходили подлинными шедеврами и состоятельными людьми покупались за милую душу - сам знаешь, люди богатенькие у нас водились во все времена.

- А подпись он на своих картинах какую ставил? Маркуша Булкин? спросил Володя, внимательно слушая Диму и догадываясь, что они едут к тому самому мастеру, кто копировал "Святого Иеронима".

- Нет, зачем же! - заулыбался Дима. - Громкими именами подписывался, прекрасно изучив манеру росписи старинных мастеров. Ну там Рубенс, Франс Хальс или Рибейра. Но особенно он под Босха любил работать, потому что шизофренические картинки Иеронимуса Босха всегда успех имели, вот так-то...

- Ну и что же, покупатели довольны оставались? - спросил Володя, которого рассказ о виртуозе-живописце страшно заинтересовал. Володя в душе всегда преклонялся перед теми, кто умел создавать шедевры.

- Со стороны покупателей претензий не было, - отозвался Дима. - Кому же не приятно повесить у себя на стенку подлинного Рубенса или Дюрера? Только заинтересовались Маркушей Булкиным наши славные органы. Не понравилось товарищам то, что художник, видишь ли, имеет больше, чем ему положено иметь. Завели на Браша дело, где молодой талант изобличался как обманщик, авантюрист и ещё кто-то, наживающийся за счет кармана трудящихся.

Володя рассказом Димы был увлечен чрезвычайно. Перестав жевать, спросил:

- Ну а дальше-то что с Брашем этим стало?

- Обычная история! - махнул рукой Дима. - В лагерь угодил на лесоповал, чтобы знал, как впредь люд честной вводить в заблуждение. И вот сидит Браш на лесоповале год, другой. Вот третий год пошел. Скучно стало ему, а тем более потому, что сказали ему: отсюда ты, парень, никогда уже не выйдешь, потому что если выпустим тебя, то станешь ты снова поддельные картинки малевать и добрым людям головы морочить. Знал Браш, что срок ему накинуть запросто могут и обещание лагерные начальники сдержат. И решил Маркуша Булкин пожертвовать тем, что, как он верно думал, считалось в органах самым главным орудием его преступного мастерства, а именно - своей правой рукой. Но знал ещё Браш, что если изуродует он свою руку так, что можно будет дознаться о его сознательном членовредительстве, то сгноят его в лагере. Поэтому подстроил он все умно, и никакой следователь не допер бы до того, что человек в здравом рассудке мог упасть на циркульную пилу. Признали случившееся с зэком Булкиным несчастным случаем. Он же, лишившись правой своей руки, мог спокойно дожидаться окончания срока, в душе смеясь над своими тюремщиками: ведь не рука в его хитрой профессии была главным орудием, а прекрасно устроенный мозг и наблюдательный глаз.

- Значит, выпустили его? - с нетерпеливым воодушевлением спросил Володя.

- Выпустили, как только минул срок, - подтвердил Дима. А Володя все не унимался:

- И этот Браш больше не рисовал подделок?

- Да как сказать. Рисовал, конечно, только больше подписей на них не ставил, а выдавал свои работы за копии, то есть со стороны закона к нему претензий теперь никаких не было. Эх, какие он копии делает - лучше, лучше подлинников, и все левой рукой. Впрочем, с его работой ты уже знаком... сказал Дима холодно, будто вспомнив о страшной неудаче, что постигла их со "Святым Иеронимом". - А ну-ка дай сюда печенье! - грубо сказал Дима и вырвал пачку из рук Володи, перегнувшись к нему с переднего сиденья, на котором он восседал рядом с сосредоточенно правившим машиной Аяксом. - Сам ведь не предложит!

86
{"b":"58244","o":1}