"Так вот почему он не хотел нас к себе впускать! Да у старика здесь целый музей!" Володя, пораженный, в немом восхищении вглядывался в оружие и в соседстве с ним ощущал себя взрослым мужчиной, сильным и бесстрашным.
Внезапно чья-то рука легла ему на плечо, и Володя от неожиданности отпрянул назад, пугаясь и стыдясь того, что самовольно заглянул в чужую комнату. Иван Петрович молча смотрел в его глаза, как бы испытывая Володю или желая узнать, что было на душе мальчика. И Володе показался неприятным этот тяжелый взгляд.
- Чего вы смотрите? - испуганно спросил мальчик. - Я случайно...
- Оружие любишь? - спросил Иван Петрович, продолжая всматриваться в глаза мальчика, оробевшего и смущенного.
- Очень люблю, - тихо ответил Володя, а старик стал вдруг стучать рукой по своей груди, где у него в кармане пиджака лежал слуховой аппарат, капризно говоря:
- Громче! Громче! Ничего не слышу!
Но Володя не стал повторять своих слов, а Иван Петрович, внезапно подобревший, словно угадав в Володе родственную душу, крепко вцепился в руку мальчика чуть выше локтя и потащил его в комнату.
- Так и быть! Так и быть! Я вижу, ты славный, ты великодушный! Тебе можно доверять, рассказать и показать! Все, все показать!
И старик подвел Володю к ковру с оружием.
- Ну вот, смотри, смотри! - радовался Иван Петрович, видя, с какой жадностью рассматривает гость его сокровище. - Признайся, ведь ты любишь оружие, - говорил старик взволнованно и громко, - и я его люблю! Каждый мужчина любит оружие! Все это - остатки коллекций, разнесенных, как сказал бы литератор, ветром революции! Все это, конечно, орудия убийства, но как много расскажет нам оружие о том, как жили люди в давние времена! Вот, взгляни, пожалуй, на этот арбалет! Немецкий! Не он ли помогал Карлу Пятому, императору Германии, истребить цвет рыцарской конницы короля французов Франциска Первого? А какое грозное оружие - кирасу рыцаря он пробивал насквозь!
- А ятаган турецкий? - увлекаясь рассказом старика, спросил Володя.
- Верно! И не под Измаилом ли достался он трофеем русскому гренадеру?! Ну а этот пистолет, - не оставил ли его на берегу Березины драгун Наполеона, спеша покинуть гнавшую его Россию? Очень может быть! Очень может быть!..
- А шпаги, они французские? - спросил Володя, взволнованный и счастливый.
- Нет, шпаги русские! - азартно отвечал Иван Петрович. - Наградные, офицерские. Возможно, сам Кутузов вручал их отличившимся в бою пехотным офицерам! О, вещи могут рассказать о многом, мой дружок! О мастерах, к примеру, что ковали эти чудные клинки, что варили сталь и делали эту замечательную гравировку! К оружию, Володя, нужно осторожно подходить, внимательно и вежливо. Только в этом случае оно расскажет то, что знает. Да.
Володя был потрясен. Как он мог жить рядом с этим интересным, загадочным и немного страшным стариком и ничего не знать о нем. Ему сейчас казалось, что Иван Петрович - это хранитель какого-то страшного секрета, раскрыв который Володе удастся стать на век сильным и бесстрашным.
- А почему вы ничего не говорите об этом палаше? - спросил Володя, вглядываясь в оружие с широким клинком, рукоять которого была прикрыта блестящей гардой с выпуклым изображением двуглавого орла. - Ведь это золотой эфес?
Вместо ответа старик зачем-то стал стучать ладонью по своей груди. Подскочила Иринка с банкой, в которой плескалась вода.
- Вам плохо? - взволнованно спросила. - Воды налить?
А Иван Петрович все бил рукой по правой стороне груди, и лицо его было сморщено то ли от боли, то ли от досады. И Володя догадался, что старик не хочет отвечать на его вопрос, однако снова спросил, теперь уже настойчивей:
- Так это золотой эфес?
Иван Петрович ответил как-то сухо и быстро:
- Нет, не золото, но позолота, ты прав почти. И покрытие это здесь не случайно. В позапрошлом веке в России начинает практиковаться вручение так называемого золотого оружия, за боевые подвиги. Роскошную, украшенную драгоценными камнями наградную шпагу впервые получил в 1774 году генерал-поручик Прозоровский. О золотых палашах ничего известно не было, а вот, смотри, - он перед тобой. Вещь уникальная. Есть много золотых шпаг и сабель, а золотой палаш - один.
Володя, нахмуренный, рассматривал палаш. Что-то не нравилось ему в тоне старика, почему-то он переменился, едва Иван Петрович заговорил о палаше.
- Так, значит, золотое оружие никогда и не было золотым, а только золотилось? - спросил Володя, а Иван Петрович быстро возразил:
- Я этого не утверждал. Получивший золотую шпагу или саблю имел право не собственные средства заказать эфес из чистого золота, но в жизни разрешение это использовалось крайне редко. Лично мне ни шпаг, ни сабель с эфесами из золота не приходилось видеть.
- И уж, конечно, палашей... - как бы сам с собой проговорил Володя, а старик снова стал стучать по слуховому аппарату.
- Не слышу ничего! - нервно и капризно даже сказал он, но тут же переменил свой тон на мягкий, задушевный: - А достался мне палаш этот от друга давнего. Его арестовали при Сталине, и домой он больше не вернулся, потому что по происхождению был дворянином и даже в армии Деникина служил. Еще он был потомственным военным, и золотой палаш являлся фамильной реликвией их семьи...
Старик вдруг осекся на полуслове и резко обернулся - Иринка за его спиной возилась с цветами. И Володе вдруг показалось, что хозяин этой необыкновенной квартиры имеет отличный слух и только зачем-то притворяется глухим, пытаясь, наверное, получше разгадать характеры людей или желая что-то скрыть. А то как же старик услышал шорох за своей спиной?
Володя ждал продолжения рассказа, но Иван Петрович неизвестно почему внезапно оставил недавнее радушие и превратился в капризного и даже злого старичка, недовольного тем, что потревожили его жилище.
- Ну, чего вы здесь стоите?! - спросил он раздраженно. - Все, уходите, уходите!
Володя и Иринка, удивленные странной переменой, безропотно двинулись к дверям, на выходе буркнули "до свиданья", а Иван Петрович, точно осознавший недопустимость своего грубого тона, испугался, всплеснул руками:
- Ох, простите меня, ребятки! С головой у меня не все в порядке! Вы завтра, завтра ко мне приходите, а сегодня чтой-то устал маленько...
Но мальчик с девочкой, не откликаясь, быстро спускались вниз по лестнице.
А по двору уже бродили сумерки, если можно так назвать тот матовый жемчужно-серый свет, что ложится на дома, деревья и асфальт в преддверии безумно длинной из-за этих долгих сумерек белой ночи. Володя и Иринка сели за акациями на скамейку, и Володя заявил:
- Ну и противный старикашка!
Однако Иринка возразила:
- Нет, он просто больной и... одинокий.
Но Володя девочку тотчас прервал:
- Да брось ты! Не в том дело, что он одинокий. Он... странный очень, этот старикашка. Притворяется глухим, а сам не хуже волка или рыси слышит. А потом... потом он ещё и врет вдобавок. Говорит, что не золотой его палаш, а на самом деле - я же вижу! - вся рукоятка палаша и гарда из чистого золота отлиты!
- Да откуда тебе знать? - попробовала возразить Иринка, но Володя и здесь нашелся:
- Несложно догадаться: у нас, к примеру, есть подсвечник бронзовый, но с позолотой - ему лет двести. Так вот на нем вся позолота вытерлась, и бронза темная видна. А почему же, скажи, эфес палаша, как новенький, сияет, а ведь он в боях, наверно, был, где позолоту в два счета мог бы потерять. Так ведь не потерял, а сияет, как свеженький пятак!
Володя думал, что Иринка восхитится его "тонкой" логикой, но девочка, напротив, резко встала со скамейки и сказала:
- Да ну тебя со всеми этими саблями и пистолетами! Не люблю я этого всего! Ты разве не понимаешь: ими у-би-ва-ли! Убивали! А ты всем этим восторгаешься, любуешься! Противно даже!
Обиженный Володя, уязвленный прямо в сердце, молчал, сопел. Потом спросил, угрюмо и без надежды в голосе:
