"Дайте подумать! Дайте подумать! - уселся на кресло Володя, в волнении кусая ногти. - Это что же получается, сейчас всего лишь начало первого, и если бы я взялся снимать картину в два, как мне сказал Дима, то я или отказался бы от затеи и оставил бы их копию на месте, или, ничего не подозревая, - откуда я мог знать, что они там делают? - снял бы поддельного "Иеронима". Ну и дела..."
Он встал, походил по залу, посветил на картину, желая убедиться вновь, что не ошибся, и снова сел. "Мне наплевать, кто отправил этих милиционеров, - хороши же субчики! - но понятно, что заказчик один: у Кита и Злого, а также у миляги Димы! Только как же это не согласовали - в одну и ту же ночь с двумя подделками пошли за бедным старичком-святым! Видать, накладка получилась!"
И по мере того, как Володя размышлял обо всем этом, прикидывая и так и сяк, в его голове зрел план, смелости которого мог позавидовать сам Дима, если бы, узнав об этом плане, предводитель прежде всего не испытал бы чувство совсем другого свойства - лютую ненависть к своему юному ученику.
"Ты говорил, что я стою тебя, - думал Володя, сидя в темном зале, - ну так я согласен. Посмотрим, что ты скажешь обо мне, когда я проведу тебя и в этот раз. А ведь я на самом деле все могу! Я - сверхчеловек, и это очень здорово, что никто пока не сможет это разглядеть в моих тринадцати годах! Тем лучше, тем лучше..."
ГЛАВА 7
ВОЛОДЯ СИЛЬНО ВРАЛ, А ДИМА СИЛЬНО ГНЕВАЛСЯ
Да, Дима приказывал Володе ни в коем случае не спать, но мальчик, один раз уже ослушавшись приказа своего "наставника" (когда снимал картину много раньше, чем было нужно), проигнорировал советы командира и в этот раз. Как только план был Володей детально разработан, он, съев полбутерброда, забрался в камин и, подложив под голову куртку, заснул сном человека, на славу потрудившегося, зная, что завтрашний день будет не менее, а более трудным, и нужно выспаться.
Проснулся Володя не рано, но и не поздно - в девять утра, прекрасно выспавшимся и воодушевленным на большое дело. Огромность этого предприятия заключалась в том, чтобы, не довольствуясь полутора миллионами - теперь они казались Володе кошкиными слезками, - заработать на "Святом Иерониме" гораздо больше денег. Конечно, первый вариант плана Володи был примитивно прост: он вылезает из камина, но с Димой не встречается, а уносит полотно с собой, а дальше ищет покупателя.
Но этот план, подкупавший своей изысканной простотой, не годился потому, что Володя приобретал в лице Димы смертельного врага, и когда-нибудь "учитель" обязательно бы настиг его и отомстил, теперь уж и за палаш, и за "Святого" одновременно, по двойному счету. Нужно было действовать хитрее, коль пока не было сил просто-напросто ответить на силу силой. Да, Володя мог обратиться в милицию и, поплакавшись там, покаяться, свалив всю вину на Диму, но тогда пришлось бы возвращать полотно, что противоречило основной задаче... К тому же после своего неожиданного ночного открытия Володя что-то не очень сильно хотел верить в честность органов правопорядка и следствия. И посему подходил лишь очень хитроумный, тонкий, изящный план, на который, правда, нужно было потратить время, но который обещал мальчику огромное вознаграждение.
Перед тем как забраться в камин в "последний раз", он тщательно осмотрел весь зал, боясь оставить улику, наподобие несчастных резиновых перчаток. Залезая на трубы, куртку он надевать не стал, так как решил, что "на плечах" она больше не понадобится. Вскоре на самом деле загремели ключи, пораспахивались двери залов, наполнившихся шуршанием старушечьих ног, сновавших от картины к картине с тряпочками. Как-то шуршание ног послышалось совсем рядом с Володиным убежищем - Ольга Петровна, или другая смотрительница, как видно, протирала камин.
Володя висел на трубах уже минут пятьдесят, и силы его были на исходе. Но об истощимости Володиных сил знал один человек, голос которого прозвучал для мальчика, как ангельский хор для отшельника.
- Здравствуйте, извините, пожалуйста, за беспокойство, - вкрадчивым робким голосом говорил Дима, изображая, наверное, провинциала, впервые приехавшего в Питер. - Я хочу спросить, как мне быстрее пройти в залы голландских мастеров.
- К голландцам, говорите? - раздался голос смотрительницы, и этот голос был куда более строгим, чем вчерашний, когда к ней обращался иностранец. И Ольга Петровна долго и нудно, а главное, очень непонятно, стала объяснять "провинциалу" дорогу, но тот оказался не менее тупым, чем вчерашний иностранец, поэтому разговор затянулся...
Володя одним гибким кошачьим движением вынес свое тело из узкого пространства камина и тут же выпрямился, держа куртку перекинутой через руку. Выпрямился и, разинув рот, уставился на картину, висящую над камином. И, странно, эта картина, изображавшая оплакивание Христа, вдруг приковала его внимание, и поэтому смотрел он на картину очень естественно, точно стоял здесь долго. "Он что, на самом деле был Богом?" - задал сам себе Володя этот неуместный вопрос, явившийся в его голове очень не ко времени. И потом сам себе твердо ответил: "Да придумали все это. Какой это Бог!" И пошел, не взглянув в сторону Димы, заметившего мальчика, в другой зал, рассматривая по дороге полотна, но все ускоряя шаг. "Святого Иеронима" с ним не было...
Когда Володя подошел к скамейке в сквере, Дима уже поджидал его, и, видно, выражение лица мальчика столь красноречиво говорило о том, что он не оправдал надежд "наставника", или Дима на самом деле обладал бесовской способностью читать мысли людей, но "предводитель" встретил своего юного друга грозным вопросом:
- Ну, что случилось? Где картина?
Сказано это было ледяным тоном, и Володя немало струхнул, опасаясь провала своих начинаний, боясь мести "предводителя". Вначале мальчик уселся возле Димы, насупленный и даже с виду рассерженный. Помолчал, а потом заговорил обиженным тоном:
- Уплыла наша картина, улетела...
Дима не сдержался, схватил своими цепкими, как клещи, пальцами Володю за руку, чуть выше локтя так, что мальчик невольно вскрикнул и постарался освободиться, но Дима сжимал руку все сильней и сильней.
- Что ты мелешь, куда улетела? Ты что, проспал, наверно? Я же вижу, ты свежий, как огурчик! Отвечай, щенок, а то... придушу, стручок гнилой!
- Я не стручок! - высвободил наконец свою руку Володя. - И не гнилой! - Конечно, нужно было поддерживать вид обиженного, и Дима своим оскорбительным тоном предоставил мальчику такую возможность. - Стану я спать, когда дело на такие крутые баксы выгорает! Ты что, думаешь, я выгоды своей не вижу? Нет, я свой навар получить хочу! Ты же не знаешь, что произошло...
Еще тогда, ночью, когда к Володе вдруг пришла идея не отдавать Диме настоящего "Иеронима", мальчик хорошо продумал, что станет говорить "наставнику". Вначале было решено рассказать о том, что конкуренты - это милиционеры, те самые, что запирали двери зала. Но потом Володя понял: нужно направить Диму по иному пути, потому что, выйдя на этих милиционеров, предводитель в конце концов узнал бы, что у них имеется подделка, а, значит, подлинный "Иероним" может находиться только у него. "Пусть-ка поищет, если хочет, этих ночных воров - вряд ли когда-нибудь найдет! решил Володя. - А я тем временем схожу к камину, улучу мгновение, наклонюсь - и картиночка уже в моем мешке-кармане! Покупателя найти не трудно, вот и выручу по крайней мере тысяч двести долларов, а то и больше! А Дима дурачка хотел найти - за гроши работать, рисковать!" И Володя даже успел помечтать с часок о том, что он будет делать с такой кучей долларов.
И Володя долго и обстоятельно стал рассказывать "наставнику", как он висел на трубах камина, как это было тяжело (так тяжело, что хотелось плюнуть на все и поскорее вылезть и во всем признаться бабке-смотрительнице, но он все-таки терпел и ждал). Потом, когда двери позакрывали, он, полуживой, выбрался наружу и стал дожидаться двух часов, намеченных для снятия картины, но вдруг около двенадцати послышался какой-то шум - отворяли двери зала - и снова пришлось сигать в камин. Конечно, он никого не видел, потому что лежал, уткнувшись носом в цементный пол камина. Нет, Володя не только ничего не видел, но и не слышал, во всяком случае, голосов тех, кто притащился ночью в эрмитажный зал. Мальчик поведал даже своему "учителю" о том, что вначале подумал было, не привидения ли это, но вскоре по скрипу и стуку он догадался, что "привидения" заняты снятием какой-то картины. Так они возились минут двадцать, а потом вновь загремели ключами, закрывая двери зала, и все стихло. Да, Володя, конечно, сообщил, что уже тогда, когда "призраки" работали, он стал смекать, над чем они так усердно трудились, и едва все звуки стихли, вылез из укрытия, тут же подошел к "Иерониму" и сразу догадался: "призраки" его опередили, повесив вместо шедевра Боттичелли свою копию, краски которой отличались от подлинных.
