- Говорить легко, а сделать трудно, - Мила даже по-

высила голос, и губы её слегка задрожали.

- И  вам нужна помощь? Вижу: нужна. Я  занимаюсь

психологическими практиками и могла бы вам помочь, -

снова улыбнулась Антонина Михайловна.

- К  кому она только не обращалась. Только деньги

сдирают, - продолжала сокрушаться Мила.

- Денег мне не надо.

- Это ещё почему? Деньги за работу надо платить.

- Но ведь вы не взяли с меня денег.

- За что? Мне по пути, - и, сокрушённо вздохнув, до-

бавила: - Почти.

- Вот именно, почти.

- Хорошо. Возьмите мой номер. Будет время, выйдите

на связь. Может, и поможет. Вот мы и прибыли.

- Так быстро? Спасибо, Мила. Увидимся. Вы замеча-

тельная девушка.

- И вы, Антонина, мне очень пришлись по душе. Я ди-

зайнер. Если вам или кому-то из знакомых... Всегда пожа-

луйста.

- Буду иметь в виду. До свидания. И ещё раз огромное

спасибо. Вы моя спасительница.

- Да ладно уж, - совсем размякла девушка.

- Вы посланы мне самой судьбой! Я вам обязательно

позвоню. Мне очень хочется вам и вашей подруге помочь.

Мила помахала рукой, улыбнулась, и её "Кадиллак",

развернувшись, поехал в обратном направлении.

Антонина Михайловна зашла в дамскую комнату, пе-

реоделась, снова став Антониной, уселась за стойку одно-

го из многочисленных баров, заказала чашечку кофе.

- Что-нибудь ещё? - спросил её бармен - моложавый

мужчина средних лет с волосами, покрашенными в фиоле-

товый цвет, со скучающим видом протирающий салфет-

кой бокал, и без того сверкающий чистотой. Посмотрев

через стекло на свет, он ловко подкинул его и, поймав за

ножку, с невозмутимым видом снова принялся протирать.

- Нет. Спасибо. Больше ничего не надо.

- Да, конечно. В самолете хорошо накормят, - хотел

продолжить разговор бармен.

- Надеюсь,  - вежливо ответила девушка и начала

быстро набирать текст для письменного сообщения.

Бармен от нечего делать принялся перетирать следую-

щий бокал. Посмотрев на свет, убедившись в замечательно

исполненной работе, он и его подбросил и ловко поймал,

не меня при этом позы.

Через час двадцать Антонина, пройдя контроль, сади-

лась в самолет. К чашечке кофе она так и не притронулась.

6

В  ожидании Антонины Хана вся извелась. Она вооб-

ражала себе невероятно дикие сцены с погоней, захватом

и прочими страшилками, коих достаточно насмотрелась в

обильном потоке всяческих экранизаций, и только когда

пришло известие о скором её (его) приезде, она немного

успокоилась.

"Почему я так волнуюсь, так страдаю?"  - задавала

Хана себе вопрос и не могла на него ответить. Она стояла

под душем. Тёплые струи нежно гладили её молодое строй-

ное девичье тело, ожидающее любовных ласк, о которых

она вовсе не думала, но оно, тело, знало о ней больше, чем

она могла себе позволить по природе невинной чистоты,

идеализированных мечтаний, не позволяющих опускать-

ся до естественных проявлений физиологии, свойствен-

ных любому человеческому существу. Это противоречие

между высокими порывами нравственно созревшей души

и проявляющимися волнениями иного  - низкого, по её

мнению  - порядка, не дающими, как прежде, спокойно

следовать духовным представлениям о своём предназна-

чении, создавали нервное напряжение, готовое перерасти

в болезненный невроз. Из весёлой и озорной девушки она

превратилась в задумчивую, погружённую в себя, послуш-

ную и дисциплинированную студентку. Она перестала

опаздывать на занятия, но на лекциях не совсем воспри-

нимала информацию, постоянно думая о своём.

Во время отсутствия Хумова она ни разу не посетила

бабушку. Зато написала много стихов, а её записи в днев-

нике стали чрезвычайно длинными, подробно описываю-

щими её переживания, что помогало ей несколько успо-

каиваться хотя бы на время. Дневник оказался для неё

возможностью хоть как-то упорядочивать мысли, а вот

с чувствами ей было сложнее справляться. Они никак не

хотели подчиняться трезвому разуму, настаивающему на

возвращение к прежней безмятежной жизни, что означало

порвать отношения с Хумовым.

Но как она могла это сделать, если её сердце при одной

мысли об этом предательстве начинало колотиться, гулко

отдаваясь во всём теле. Иначе она не могла понимать раз-

рыв, означающий не что иное, как подлое предательство

человека, попавшего в сложную ситуацию. Кто ещё ему

может помочь? Он одинок как перст. И  у него такая об-

ворожительная улыбка. Улыбка доброго человека. И какие

стихи к тому же он сочиняет.

Но её беспокоило больше всего то, что она начала

желать нечто большего от него. Её фантазии уводили их

одних, без никого, в укромные местечки. Там он после

прочтения стихов и разговора на разные житейские и фи-

лософские темы неожиданно приближался к ней, обнимал

бережно и нежно, касался её губ своими губами. А потом...

О  боже, лучше не воображать себе то, что могло бы

случиться потом. Это было умопомрачительно сладост-

но. Щёки Ханы начинали пылать, и она отгоняла от себя

навязчивые мысли, так неожиданно легко появляющие-

ся. Она уже начинала понимать: в ней проснулся мощный

инстинкт продолжения рода. Да это понять и не стоило

большого труда. Вот сейчас, стоя под душем, она будто бы

мыла своё тело для него, но почему тогда ей виделись фал-

лосы упругие, крепкие, готовые в неё внедриться? Их было

много. Они окружали её со всех сторон. Эта картина на-

столько смутила Хану, что она быстро вышла из душевой

кабинки и, накинув халат на мокрое тело, прошла в свою

комнату. Но и там она не могла найти себе места и, натянув

спортивный костюм, выбежала на улицу.

Было ещё светло. В воздухе стояла влага после прошед-

шего мелкого дождичка, а лёгкий ветерок приятно охлаж-

дал горящие щёки. Она побежала к ближайшему скверу.

Там можно было бегать по специально сделанной беговой

дорожке, отмеряющей метры пробега. Чтобы пробежать

три километра, нужно сделать семь с половиной кругов.

Она сделала десять с половиной и, уставшая, без единой

пагубной мысли, довольная победой над собой вернулась

в свою комнату. Ей не хотелось зажигать свет. Она подхва-

тила халат и пошла в душевую, чтобы смыть наработанный

тяжкими усилиями неожиданной тренировки пот с гудя-

щего тела. Вернувшись, она увидела Антонину, сидящую

на своём надувном матрасе за дверью, как в первую ночь.

Хана от неожиданности замерла, но, быстро взяв себя в

руки, радостно сказала:

- С возвращением, дорогая. Я так волновалась за тебя.

- Принеси мне, пожалуйста, хлеба с маслом. Я силь-