Поздним вечером все притомились от еды и питья; посреди двора покачивалась на проводе электрическая лампочка под тарелочным абажуром, освещая прохаживающихся гостей. Все были очень разговорчивыми и нетерпеливыми: едва успевали образовываться группки, как тут же распадались. Какой-то молодой человек уселся под березой и тянул из аккордеона танцевальную музыку. Несколько пар уже принялись топтаться в освещенном электрической лампочкой кругу.

Лео побрел по подворью, огорченный своим дрянным настроением, водка не шла ему в глотку, а еда вызывала лишь отвращение. Вдруг он увидел светлую фигуру под яблоней; белая фигура застыла в странной позе — руки подняты вверх, тело откинуто назад. Боль пронзила Лео: что случилось с Хелле? Ничего, кроме пошлости. Густые сумерки скрывали одетого в черное рослого молодого человека, обнимавшего невесту.

Лео бросился к дому. Вдруг все показались ему оскверненными: он сам, Эрика, да и Хелле. Хелле, спустя годы, словно опозорила тот пронизывающий ноябрьский день и украденные ночи, когда Эрика и Лео принадлежали друг другу.

Лео искал Эвелину. Неуклюжая и глуповатая сестра Вильмута в этот момент казалась ему здесь, на свадьбе, единственным человеком, который не был оскверненным. Лео хотелось побыть немного в ее отсвете, чтобы собраться с духом.

Он не смог пробраться к Эвелине, хлопотавшей вместе с другими женщинами у плиты. Пьяный в стельку жених задержал Лео на пороге кухни. У парня между пальцами торчала рюмка, он, видимо, забыл, что держит ее вместо сигареты; размахивая рюмкой, он встал перед Лео и во что бы то ни стало решил поговорить.

— Скажи, что ты думаешь о моей невесте?

Лео молчал и ждал, пока тот отпустит его пуговицу.

— Да нет, ты скажи, — канючил новоиспеченный муж.

Лео посмотрел в его грустные глаза и оторопел: уж не потому ли Хелле пристроилась к нему, что ожидала случайного ребенка?

Однако так просто жизненные круги не повторялись.

Под утро Лео собрался уходить, во дворе он столкнулся с Эрикой. В тот миг — единственный раз за многие десятилетия — Эрика вызвала у Лео неприязнь. Лео беспокойно ерзал и поглядывал на часы, показывая этим, что спешит на первый автобус. Эрика поняла, что Лео почему-то не в себе, это ее задело, и в глазах сверкнул недобрый огонек. У нее не было причины лебезить. Она сказала спокойно, даже безразлично:

— Я провожу тебя до дороги.

Они шли молча, пока Эрика не выпалила:

— Теперь можешь выбросить все из головы. Нет больше ребенка, есть замужняя женщина.

Лео не мог не понять, как многого хотела Эрика сказать этими словами.

Почему человек должен подчиняться своим настроениям! Почему он не способен вырвать себя из мутного водоворота данного момента, чтобы рассмотреть явление в более общем плане? Хорошо, Хелле замарала их с Эрикой. Но в чем виновата Эрика? В этот момент Эрика была ему не по нутру. Ну и что? Один горький миг и вся долгая жизнь, полная тайной тоски по Эрике. Может ли пылинка перевесить гору?

Как смел Лео забыть великодушие Эрики? Почему он не попытался войти в ее положение? Откуда брала Эрика силы быть неизменно благородной? Ни одного дурного намека за все эти годы, когда Лео влез в семью Вильмута и стал своим человеком. Может, Эрике было больно снова видеть Лео, но она выдержала. Как перенесла и многое другое. О разладе в ее семье Лео лишь догадывался. Во всяком случае, сосуд разочарований был переполнен.

Теперь Лео оставалось лишь сожалеть о своем молчании и безучастности.

Превыше всего блага и настроения собственного я! Когда-то время вынуждало все взвешивать, ради того чтобы выжить, можно было и поюлить. Но чем объяснить все позднейшее?

Уже невозможно высказать того, что осталось несказанным.

Очень долгое время Лео то реже, то чаще думал об Эрике. Многие годы Эрика как бы возвышалась над другими женщинами. Лео преданно любил ее, но в решающий момент оказывался не в состоянии выразить это. Миг грустной нежности, он бы согревал обоих до последнего вздоха; теперь он переживал надлом. В тот утренний час, когда они вдвоем медленно шли к шоссе, дул свежий предрассветный ветерок. Что мешало ему обнять Эрику, поцеловать ее натруженные руки, погладить по волосам. Теперь ему так недостает этого: они стоят с Эрикой рядом, держатся друг за друга, молчат. На небе гаснут теплые августовские звезды, солнце еще не взошло и не начался будний день с его заботами и привычками, принадлежностью кому-то или чему-то.

Нелепая свадебная пьянка и гомон остались где-то далеко позади; они могли бы вообразить себя на поляне своих желаний, которая была для других за семью замками. Это была бы утешительная остановка, перед тем как продолжить навязанный жизнью путь. Один период времени кончился, неистовый шторм далеко позади, они могли бы ощутить свое благородство: быть выше того, что было. Может, именно поэтому они ценят и берегут друг друга больше, чем когда-либо раньше. Если бы их осенила мысль: они всегда значили друг для друга невероятно много. Разве не здорово, если они это поймут? Немногие люди осенены подобным светлым пониманием. Скорее походя проживают жизнь. Все мимо, мимо, мимо. Куда?

Ожидание Эрики упиралось в отчужденность Лео. Иначе почему бы она, не доходя до дороги, безмолвно повернулась и, не попрощавшись, поспешила домой.

Почему Лео не побежал за ней?

Почему люди боятся в своей искренности показаться смешными себе и другим?

Ну почему он все-таки не побежал за Эрикой!

Почему он не сотворил прекрасного воспоминания для них обоих?

С того дня им больше всего нравились бы свежий ветер летнего утра и гаснущие звезды. Они оказались бы на кроху богаче: случается, что жизнь бывает милостива к человеку. Пусть хоть на мгновение.

Теперь можно было лишь представить несвершившееся, умозрительная картина — это бездушная тень, которая в недосягаемой дали ускользает прочь.

От свадьбы Хелле в памяти Лео осталась горстка мелочей. Будто он приехал туда для того, чтобы набраться чепухи и не увидеть главного. Почему-то он обратил внимание, что многие женщины носили отвратительные кольца с красными камнями. Поставленные возле двери березки стегали ветками по лицу, когда кто-нибудь входил в дом. Невеста совала подаренные цветы в ведро, стоявшее неподалеку от крыльца, и кто-то из мужчин не глядя бросил туда окурок. Глаза у Эрики были красные от бессонницы, и она все время моргала, будто хотела согнать песок усталости. Пиджак Вильмута был запачкан пивной пеной.

Почему память зафиксировала подобную дребедень?

Примерно на рождество — со свадьбы не прошло и полугода — Хелле позвонила Лео и скучающим голосом сказала, мол, мама просила передать, что она, Хелле, развелась с мужем. Не сошлись характерами. Разводу препятствий не чинили, детей у них не было. Слова Хелле прозвучали как-то заученно, на манер попугая; она обращалась к Лео на «вы», хотя ребенком говорила «ты», — отчуждение свойственно разведенной женщине.

— Могу ли я чем-нибудь помочь тебе? — спросил оторопевший Лео.

— Да нет, — почему-то рассмеялась Хелле. — Подумаешь, незадача! Работа и жилье у меня есть. Я не жалуюсь.

И положила трубку.

Для Лео так и осталось загадкой, почему Эрика велела Хелле позвонить ему. Возможно, за этим скрывался какой-то намек? Может, Эрика хотела сказать, мол, смотри, ты разбил мою жизнь, я была вынуждена выйти за Вильмута, с которым так и не ужилась: дома у нас то и дело собиралась гроза. Хелле вышла замуж, чтобы вырваться и вздохнуть свободнее. Теперь молодая девушка помечена. Разведенная. А в начале этого ряда стоишь ты.

После свадьбы Лео много лет не видел Хелле. Возможно, лишь мельком, прошлой зимой. Он не был в этом уверен. Машина остановилась перед светофором, люди валили мимо. Внимание Лео привлекла женщина в заячьем полушубке. Странно, он так и остался в сомнении, была это Хелле или нет. Лео проводил взглядом молодую женщину, он с таким напряжением следил за заячьим полушубком, что сидевшая рядом Нелла удивилась — кого это ты там увидел!