Изнуряюще долго сидели они за столом, за компанию женщины одолели и бутылку вина. Детей между тем уложили спать, потом пили чай, пока гости тоже не устали и не начали собираться домой.
За столом Эвелина сама вела разговор — родственникам можно было довериться, — а сестры все кивали. Да они и не умели говорить столь громко, чтобы Эвелина услышала их. Зато, когда машина тронулась, принялись тараторить так, будто хотели расквитаться за навязанное им молчание.
Лео понял, что разговоры, которые женщины вели между собой на кухне, теперь повторяются для его ушей.
— Эвелина сказала, что денег у нее навалом, дети не будут ни в чем нуждаться.
— Деньги-то у нее, может и есть, только они не заменят детям семьи.
— Они еще маленькие, не понимают, чего лишены.
— Сейчас, летом, еще ничего, страшно подумать, что они станут делать там в долгую темную осень.
— А случись, заболеет Эвелина?
— Хоть криком кричи, никто не услышит.
— Окрест ни души.
— Того и гляди, дети и в развитии отстанут.
— Телевизора и радио Эвелина тоже не признает.
— Я ей посоветовала, так она только рукой махнула и сказала, чего это зря мелькать будет.
— У меня мурашки побежали по спине, когда Эвелина сказала, что, уходя на работу, запирает детей на замок.
— Почему?
— Боится, вдруг свалятся в колодец.
— А если у них в руках окажутся спички?
— Да уж лучше и не говори.
— И зачем было Хелле рожать детей, если они ей не нужны.
— Видно, лень было что-то делать, будь что будет.
— Но сейчас у Эвелины хоть смысл жизни появился.
— Забот больше, чем прежде.
— Но она не жаловалась и Хелле тоже не поносила.
— И Вильмут в Виллаку носа не показывает.
— Чего уже там Вильмут!
— Ему бы только гусли, бутылка да бабы. Вольный казак.
— Не станет Вильмут беспокоиться о Хелле и ее малютках.
— Он никогда не был привязан к Хелле.
— Так она вовсе и не его дочь.
— Мог бы все же быть поучастливее.
Эти фразы, как ножи, вонзались Лео в спину.
Он удержался, чтобы не выпалить какую-нибудь грубость. Смотри, какие умные! Все разложили по полочкам, знают в точности, что каждый должен делать, чего не делать. Какие у кого обязанности. А сами-то они умели жить? Повисли между небом и землей, сбились с испугу в кучку, поселились в старом доме. Теперь думают, что оправились от ударов судьбы, могут самоуверенно поучать других. Пусть копаются в собственном прошлом да сожалеют о своих ошибках.
Но на это они ни за что не осмелятся.
16
Лео решил внушить себе, что нельзя взваливать на свои плечи все земные горести. Две маленькие девочки, две внучки, не будут счастливее или несчастнее, если он начнет болеть душой за их судьбу. Они вообще ничего не знают о своем происхождении, о прошлом и будущем; все общие и абстрактные понятия еще надолго останутся в кругу осязаемого: еда, сон, игры. Нет у них еще сожаления об ушедшем и печали о будущем. Они никогда не слышали шума вековых деревьев на хуторе Нижняя Росса, их восторг вызвали большие пни, на которых можно было попрыгать.
В старину предков и потомков связывали крепкие узы. Самое малое приходилось делить, и кров и еду, родители помогали детям стать на ноги, о чувстве благодарности никто никогда не смел забывать; теперь всяк улетает туда, куда хочет, и никто никого не попрекает куском хлеба. Лишь сестры, живущие праздно, пекутся о своем происхождении, да и то ради собственной забавы и успокоения души, чтобы не изводить себя мыслями о приближающейся старости. Просто восхитительно! Обнаружили свежего родственника. А раньше им было до Лео дело? Теперь щебечут об общей прародительнице. Все-то им известно наверняка. Стояли небось со свечами в руках и все подмечали. Какой-нибудь болтун в родне, может, и в старину без конца судил-рядил о прижитом Йонасом сыне, так все для того, чтобы порассуждать о власти хутора над человеком: из-за хутора Росса хозяйский сын не смог жениться на бедной девушке. Не так просто было распутать чужие тайны. Возникали тысячи препятствий, притом непредвиденных.
Йонас не взял Лео под свое крыло, и отцом для него стал другой человек. То же самое повторилось и с ребенком Лео: Хелле родилась в семье Вильмута. В свою очередь детей Хелле растит Эвелина, которая вообще не является им родственницей по крови. Это не мешает ей любить Яану и Мерике. Главное, пусть другие не суются, неосторожное слово способно посеять отчуждение. Разве все это не отражает углубляющегося демократизма человеческих отношений? Или это просто распущенность и упадок нравов?
Бесполезно определять пути развития человеческих взаимоотношений, у каждого своя колокольня, и угол зрения перекошен.
Может, поэтому в пожилом возрасте жизнь и становится столь трудно переносимой, что прежние простые истины, помогавшие раньше отыскивать в запутанном ребусе жизни четкие контуры, со временем становятся все более смехотворными. Быстротечное изменение пути жизненных явлений то и дело порождает неразбериху, попробуй тут сориентироваться в буреломе человеческих взаимоотношений.
В последний раз Лео видел Хелле много лет тому назад на ее свадьбе. Девушка только что отпраздновала совершеннолетие и могла тут же выскочить замуж. Эрика устроила дочери пышную свадьбу, как водится в деревне, о вместимости помещений не задумывались, часть гостей рассадили в саду за сколоченным на скорую руку столом, а гости все валили, запахи разносились, слова взлетали ракетами и гасли в общем шуме; без конца кто-то сновал на кухню и обратно, носил еду, представлял гостей, дарил подарки, оттаптывал ноги, кто-то пролезал за чьей-то спиной — Лео чувствовал себя в этом кавардаке лишним. Нелла не поехала — оно и лучше, — хотя в обществе жены было бы естественнее отстраниться от этого клокочущего суетливого котла, чтобы поговорить и подождать, пока всем найдут места и воцарятся хоть какая-то ясность и порядок. Лео не оставалось ничего другого, как бродить, позволять толкать себя, перекидываться случайными фразами; когда он попытался было завести разговор с Вильмутом, тот лишь развел руками. Вильмут важно разносил кружки с пивом, сам постоянно в пенных усах; тут же он присаживался на приступок крыльца и принимался наигрывать на гуслях. На свадьбе все время должно было что-то происходить.
Лео топтался на дворе посреди людской толпы, заложив руки за спину, оглядывался по сторонам и удивлялся: смотри-ка, моя дочь выходит замуж, а поздравляют-то все Вильмута. Собрались какие-то чужие люди — чьи это знакомые? Чьи родственники? Лишь одна Эвелина служила неким мостом между Лео и другими гостями. Эвелину украшал большой, в кружевах и сборках, передник, она таскала блюда из дома во двор, суетившиеся люди невольно толкали ее, иногда от толчков дюжая Эвелина покачивалась, однако не сердилась на бесцеремонность. Лицо ее как-то помолодело и просветлело, время от времени она останавливалась, опускала руки, вытягивала шею и выискивала среди скопления людей невесту. Хелле парила то тут, то там, Эвелина не уставала следить за ней. Когда невесте случалось оказаться поблизости, на лице Эвелины появлялось умиление, от полноты чувства она готова была разразиться слезами. Но Эвелина сдерживала себя, хотя казалось, что она всерьез борется с подступающим потоком слез. И все же она не отказывалась искушать судьбу, сопереживая чужому счастью, она словно бы наслаждалась своим душевным трепетом.
Следуя Эвелине, и Лео начал следить за Хелле. Его поразила ее непринужденность, граничащая с легкомыслием. То и дело она чмокала в щеку кого-нибудь из мужчин, ей хотелось быть в центре внимания. Она словно бы подчеркивала, что празднество устроено только ради нее. Жених оставался и вовсе в тени, он понуро бродил по задворкам, давая себя толкать, пихать и наведывался к тестю тянуть из кружки пиво. Чем больше Лео наблюдал молодую пару, тем более странным казалось ему их решение пожениться. Стеснительного вида парень выглядел моложе невесты, хотя и успел уже пройти военную службу и обрести профессию сварщика. Вильмут гордо объявил: у зятя в общежитии гостиничного типа есть комната, во всех отношениях самостоятельный и преуспевающий в жизни человек. И все равно он в чем-то еще оставался ребенком, краснел до ушей, когда счастливая невеста кого-нибудь обнимала или, подхватив подол платья, пускалась пританцовывать среди гостей. Кто кого сосватал? Хелле без конца кокетничала: позванивала тоненькими браслетами на запястье, длинная фата развевалась. Когда с поздравлениями являлись новые гости, Хелле все же не забывала про своего новоиспеченного спутника жизни; продираясь сквозь толпу, она отыскивала жениха и тащила его за руку. Хелле действовала столь привычно, будто так и должно быть, что она ведет мужа туда, куда нужно.
